Дорогое время
Шрифт:
– Приехал доктор, – раздался голос за спиной.
Ольгу увели в спальню. Доктор занялся ею. Михаил слушал человека из охраны.
– Она позвонила, как обычно, с тренировки и сказала, что зайдет в оранжерею, и мне нужно будет забрать ее с площади… – парень слегка волновался. – Я нашел ее, сидевшую полусогнутой возле входа в музей. Привез домой… Вот, собственно, и все.
– С ней был кто-то рядом подозрительный? – Михаил дергал рукой. – Или хотя бы неподалеку?
– В том то и дело, что нет… И, видимо, уже давно.
– В смысле?
– Голуби… Они сидели вокруг нее. А один даже на ее коленях пытался что-то клевать.
Михаил отпустил парня, заметив в проеме дверей врача.
– Ничего страшного, – спокойно произнес тот, – я сделал все что нужно. Она спит, и утром все будет нормально.
– Но док…
– Тест не выявил наличие субстанций в организме, – он опередил интерес Михаила. – Этот тест – один из последних… – доктор развел руками, – хотя все указывает на присутствие опиатов. Ничего не могу сказать. Всегда считал, что в жизни все объяснимо… Дерзайте, молодой человек!
Доктор принял конверт с деньгами, пальто от парней и с кивком головы покинул дом.
– Он стоял возле лотка с черно-белыми фото, – Ольга морщила лоб, вспоминая детали. – Не знаю, почему… Ведь я шла за шпинатом, я шагнула к нему… Глаза – они как магнит, серые, стальные властные… Фотографии разрывали мозг! Это снимки из моего прошлого. Но я точно знаю, что в те моменты меня никто не фотографировал. Я была на них в состоянии… ну ты понимаешь. Я удивленно подняла глаза на него и увидела его зрачки – они били «в точку»! Мир перевернулся, и мне страшно захотелось испытать то… ты знаешь…
Михаил глотнул кофе. Ему оно показалось полынью. Он даже заглянул в напиток, увидев свое отражение.
– …Он сказал: «Я помогу! Да?» Я ответила: «Да». И все качнулось под ногами. Заволновалось морем все окружающее меня. Я сидела в парке с Люси, это было наше начало… Люси больше нет давно, – Ольга всхлипнула. – Но мы были с ней, и я испытала то, что действительно было кайфом. Я не могу это объяснить, но я была там, и все было реальным. Затем голос шофера и тяжесть… – Ольгу передернуло как от чего-то жуткого. – Тяжесть от всего непереносимая…
Михаил тер виски, пытаясь унять вновь появившуюся мигрень – боль пока сносная, но ненужная.
Говард положил морду на колено хозяина, словно прислушиваясь к тиканью наручных часов Михаила и пульсации головной боли.
*
Михаил помнил, как нашли его люди из странного общества и сообщили о плачевном состоянии его отца. Откинув внутренние условности, он переступил порог храма. Странного храма. Ступил на камень мозаики возле одра, на котором лежал отец. Внутренне недоумевая, почему отец, еще живой, подготовлен к поминальному обряду? Сухая рука, гладкая кожа…
Воскресенье. Служба в храме. Он вошел в обитель спустя почти четверть века. Его встретил служитель, мгновенно оставив юродивого. Михаил заметил интерес в глазах подходящего к нему, затем недоумение и отдаленный оттенок страха. Пламя свечи колыхнулось, образуя странные тени на фресках.
– Вам нужна моя помощь!
Это было утверждение.
– Не думаю, – ответил Михаил, с интересом разглядывая образы святых на иконах и стенах.
– Я все-таки думаю, что она нужна! – служащий настаивал.
– Я так не думаю! – повысив голос, развернулся к нему Михаил, жестом одновременно успокаивая парней.
Служитель, смиренно опустив голову, прошептал:
– Вы сюда вернетесь…
Он не слышал его. Он восстанавливал в памяти сюжеты и образы со стен храма, где он присутствовал на прощании с отцом. Впечатления разнились. Здесь лики святых и живописные сцены несли в себе Добро и Зло, обреченное на гибель. В окружающей ритуальный стол отца атмосфере таился подтекст непроходимой однотональной серости с заявкой на вечность. Ни Добра, ни Зла. Ни Света, ни Тьмы. Серость во взглядах собравшихся живых и окружающих образов.
Пульсация боли тикала в голове. Ворот рубахи сдавил горло. Из памяти выплыл образ Распятого, ломающий все каноны веры и представление о ней. Мученик был прикован на разведенных в разные стороны стрелках, закрепленных на полуразвалившемся циферблате. Сейчас над Михаилом возвышался образ Иисуса на кресте с подтеками крови из-под гвоздей, смертельной раны и веток терновника.
Он хватал воздух ртом, повиснув на руках парней возле ворот храма. Стоявшие на паперти отшатнулись в сторону. Выходящие прихожане, крестясь и бормоча, ускорили шаг.
*
Михаил, стоял рядом с Ольгой на презентации фонда, направление которого просто кричало об альтруизме и меценатстве. В данный момент это был минус. Но основа была заложена в период финансового благополучия. Остановить же начатое Михаил считал невозможным.
Дрожь, бьющую Ольгу, он ощущал кожей влажной руки. Ее затрясло внезапно, несмотря на тепло помещения и теплоту пусть даже лицемерных улыбок и взглядов присутствующих. Абсистенция. Бледность ее можно было отнести к благородности кровей, но муку во взгляде, отразившуюся во вспышках камер репортеров, он знал отлично.
– Ты как?
– Я в порядке, – едва проговорила Ольга.
– Уйдем?
Она отрицательно качает головой. Он бросает взгляды на часы, ожидая завершения мероприятия. Смотрит на время, чьи сигналы и чей ход становятся невыносимыми для него.
Снова вспышки фотокамер. Мимолетные вопросы репортеров. Патетика благодарностей. Доброжелательность рукопожатий. Вечная сухость взглядов официальных лиц.
Ольга встретила его снова. Вчера. Несмотря на запрет выхода из дома. Она вышла к воротам встретить мальчиков из школы. На два часа раньше их реального возвращения. Столкнулась с ним. С серым человеком. С человеком, возвращающим в глубину пространства прошедшего и безвозвратного. В недра времени. Там она просидела «уделанная в мясо» на концерте когда-то популярной группы, прожигая джинсы и кожу окурками сигарет, не чувствуя боли и облевывая собственную обувь.