Дорогой бессмертия
Шрифт:
«Сейчас получишь свое, фашистская дрянь!» — Дмитрий крепче обхватил руль и направил «газик» на полицейских. Никто не предвидел такого исхода. Вот их разделяет лишь несколько метров. «Безумный, что он делает? Стой! Стой!»
Дрогнула цепь. Лишь кое-кто успел отбежать. На полном ходу машина пробила заслон. Дмитрий заметил, как гестаповца отбросило на несколько метров. Там он и остался лежать с раскинутыми руками и окровавленным черепом. Еще несколько усилии — и Дмитрии вырвется на простор. Тогда… Пуля впилась в голову смельчака, а вторая — в правое плечо. Ящук упал на руль. Потеряв
Небо затянулось свинцовыми тучами. Ветер не смог их разогнать. Над Луцком разразилась гроза. Блеснувшая молния на миг вырвала из сумерек исстрадавшийся город словно для того лишь, чтобы спросить: «Что здесь происходит?» И снова все вокруг погрузилось в серую пелену.
Паша не долго пряталась за калиткой чужого дома. Она поднялась, выглянула на улицу. Медленно пошла. Крупные капли дождя упали на ее взлохмаченные волосы. Дождь все усиливался, и скоро начался ливень.
Измученная, она переступила порог дома и сразу опустилась на пол. Ее покидали силы. Слезы застилали глаза. Евдокия Дмитриевна испуганно смотрела на застывшее лицо Паши. Стало страшно… Мучительным было молчание дочери…
Паша очнулась не скоро.
16. В застенках гестапо
Умытые дождем улицы посветлели. Освободившись от пыли, буйно зазеленели деревья. Но теплое солнечное утро не радовало Марию Василенко. На работу она шла в тяжелом состоянии. Ее пугала встреча с неприятным, вызывавшим отвращение, долговязым Гансом. Вчера он был очень любезен, очевидно, надеялся на ее расположение. А что сказать ему сегодня? Опять улыбнуться? Или заманить в парк, а там с ним расправится Виктор? А может, не следует вообще показываться? Ведь могла же она заболеть? У самой гостиницы Мария в нерешительности остановилась. Как поступить? Пойду!
В коридор донесся веселый говор офицеров.
— Через тридцать минут я должен быть у шефа, — пробасил Ганс. — И кому взбрело в голову именно меня назначить старшим!
— Это же не обычный груз. Гордись! — утешал его кто-то пискливым голосом.
— Горжусь, поэтому и спешу, — иронически подчеркнул Ганс.
Мария узнала его голос. Ганс вышел из комнаты и горящими глазами посмотрел на девушку.
— Крошка, ты уже здесь? Я скоро придет…
— Дождешься! — буркнула вслед Мария и принялась за уборку.
Трудилась без передышки, спешила закончить работу до возвращения офицерни. Успела-таки. Довольная, отправилась домой. А вечером зашла к Измайловым. Виктор передал ей несколько листков со сводкой Советского Информбюро, записанной в мастерской Заворыкина.
— Сегодня расклеишь в районе вокзала.
Они вышли погулять. По дороге Мария узнала от Виктора о самоотверженном поступке Ящука и приключениях Паши Савельевой.
— Теперь мы располагаем бланками для удостоверений, — шепотом говорил ей Виктор. — Часть отправим в партизанский отряд, другую — оставим для наших нужд.
Мария и Виктор прошли мимо винного магазина. Там по-прежнему шумели завсегдатаи, по мостовой важно шагал блюститель «нового порядка». Напрасно Василенко и Измаилов старались обнаружить на шоссе след вчерашнего происшествия. Будто ничего не случилось.
Вдруг Мария оживилась.
— Виктор, скажи,
— Конечно, мое призвание — техника!
Расстались на углу улицы Леси Украинки.
— Будь осторожна, Мария, — пожал ей руку Виктор. — Старайся пораньше выйти из зоны вокзала. Может, пойдем вместе?
— Нет, нет, одной лучше, меньше подозрений. Иди, не волнуйся. — Теплым, ласковым взглядом Мария провела Виктора и направилась в сторону привокзальной площади. Имея удостоверение уборщицы офицерской гостиницы, она спокойно проходила мимо патрулей. В двух кварталах от привокзальной площади Мария попыталась приклеить листовку. Впереди показались два силуэта. «Полицейские» — рассудила Василенко и продолжила путь. В пятидесяти-шестидесяти шагах в одном из встречных Мария узнала долговязого Ганса. В жилах застыла кровь. Как быть? Мысли заработали молниеносно. До ближайшего переулка оставалось десять-пятнадцать шагов. Значит, расстояние между ними сократится… И все-таки Мария побежала. Ганс узнал уборщицу.
— О, на ловца и зверь бежит! — Предвкушая желанную встречу с гонористой девчонкой, офицер поспешил навстречу Марии. Но что такое. Она юркнула в переулок. Нет, птичка, не уйдешь! Ганс, а за ним грузный лейтенант заторопились к переулку. Маленькая фигура Марии быстро удалялась.
— Хальт! Стоять! — зло прокричал Ганс и выругался. Окрик еще сильнее подхлестнул Василенко. Она ускорила бег, даже не оглянулась.
— Хальт! Дура! Стреляйт!
Ганс поспешно вынул из кобуры пистолет и выстрелил вверх. Строгое предупреждение не остановило разгоряченную девушку. Через минуту она выбежала на другую улицу. Сзади прозвучали один за другим еще два выстрела. Мария не предполагала, что долговязый подымет панику; пожалела о своем поступке. Впереди послышались свистки, донесся гулкий топот кованых сапог. «За мной гонятся, я в западне… Нужно уйти от преследователей во чтобы то ни стало, — ведь со мной листовки. Где-нибудь выбросить? Потом наивно объяснить, мол, испугалась, время позднее, а их двое…»
Немецкие офицеры, огорченные исходом неожиданной встречи, решили в другой раз наказать озорную девчонку. Теперь же оставили ее в покое и пошли своей дорогой.
На выстрелы, как вороны, слетелись полицейские. Один из них со всего размаха нанес ей сильный удар в плечо. Мария взмахнула рукой. Никто в темноте не заметил, как далеко она швырнула листовки, связанные ниточкой с пузырьком клея. На ногах не удержалась, тяжело рухнула на землю. При падении ушиблась, от боли стиснула зубы. Резкий свет фонарика ударил в девичье лицо. Василенко обыскали, однако ничего подозрительного не нашли.
— Кто такая? — зло прорычал высокий, с тонкими черными усиками. — Уборщица? Почему в тебя стреляли? Не знаешь? А зачем бежала, тоже не знаешь? Ничего, расскажешь!
В полицейском участке, куда привели Марию, учинили допрос. Но, кроме наивных ответов, от нее ничего не добились.
Всю ночь Мария перебирала в памяти обстоятельства происшествия. «И зачем я бежала? Возможно, долговязый ничего плохого не сделал бы. А что с листовками? Подобрал ли их кто-нибудь? Кто? Знает ли о постигшей меня беде Виктор?»