Дорогой бессмертия

Струтинский Николай Владимирович

Подпольная партизанская группа крепла дружбой и спаянностью ее участников, росла количественно. Виктор Измайлов был вдумчивым руководителем подполья. Смелый, волевой, он во всем был предусмотрителен. В своих действиях руководствовался небольшим, но полным суровых испытаний жизненным опытом. Он умел сглаживать личные переживания, сдерживать жгучую ненависть к врагу, не давал воли пламенному чувству мести, никогда не выпячивал свои достоинства. Коммунист, обличенный доверием партии, старался в условиях подполья особенно требовательно относиться к каждому своему поступку. Он считал, что у его товарищей не должно быть места вспыльчивости, опрометчивому решению и излишней доверчивости. Эти мысли он прививал всем, кто

вместе с ним, локоть к локтю, прошел по этой трудной дороге борьбы. «Мы будем ходить по острию ножа, это нелегко и опасно, но в то же время мы не имеем права порезаться», — наставлял он боевых друзей. В трудную минуту Виктор не вешал носа, отделывался шуткой-прибауткой, подбадривал окружающих. И лишь от Марии Василенко не ускользало, как его брови неуловимо сдвигались и тотчас же расправлялись.

С тех пор, как Виктор остался в Луцке, он не переставал искать товарищей, которых можно было бы привлечь к общей борьбе.

— Нужны такие люди, — говорил Виктор своему брату Вячеславу Васильевичу, — которые смогли бы все силы своей души, все страсти и мечты посвятить одному делу — изгнанию врага с нашей священной земли.

Брат, сдержанный по натуре человек, выразил одновременно и беспокойство и молчаливое согласие. Глубокая складка взбороздила его переносицу, когда он посоветовал:

— Ты закрепи сначала связи с теми, кто уже объединился с тобой. Действуй осмотрительно. Видишь, сколько вокруг всякой швали объявилось.

…По заданию группы шеф-повар офицерской столовой Колпак, с которым я встретился до знакомства с Измайловыми, и артист Зюков минировали ложу, в которой, как предполагалось, мог оказаться «высокий гость». Мина вделывалась в боковую стенку. Все теперь зависело от одного — приедет ли гость в театр или, в связи с неудачами на фронте, продолжит инспекционную поездку дальше. Это поручили узнать Марии Василенко.

На работу Мария пришла намного опрятнее, чем в прежние дни: в цветной блузке, в коричневой юбочке, волосы подхвачены шелковой косынкой. На сей раз Мария не спешила с уборкой, затянула ее до обеда. В эту пору явились два офицера.

— Ну, цыпленок, не успели тебя поджарить раньше, сделаем это сегодня! Ха-ха-ха…

Зашел долговязый Ганс. Он тоже был в веселом настроении.

— Ты еще здесь?

Но Мария сделала удивленные глаза. О чем он говорит?

— А, не понимайт! — И Ганс обратился к белокурому капитану: — В неудачное время приезжает генерал. Жаль, что пробудет здесь всего один час. По всему видно, девчонка сегодня благосклонно настроена. А может, мне не пойти? Могу же я заболеть, черт возьми! А? Курт!

— Не советую, твое отсутствие бросится в глаза полковнику.

— Да, пожалуй, ты прав. Но ничего, — согласился Ганс. — Погуляем завтра. Да так, ой-ой!..

Ганс подошел к столу, открыл коробку конфет и предложил Марии.

— Немен зи, битте! [7]

Мария не хотела гневить офицера, тем более, что он и не подозревал, какую сейчас сделал ей услугу.

— Спасибо, давно не ела, — она взяла шоколадную конфету в серебряной обертке.

— Нох, нох! [8] — расчувствовался долговязый смиренным поведением Василенко. — Фир фатер, мамка, тринкен тее [9] .

7

Возьмите, прошу!

8

Еще, еще!

9

Папе, маме, пить чай.

— Мне хватит. Угощу еще и подругу. Спасибо.

Никто

не посмеивался больше над нерасторопной уборщицей. Довольный своим успехом, долговязый решил поспать полчаса, побриться и пойти на встречу с генералом.

Колпак и Зюков, благодаря Марии, были вовремя предупреждены — генерал в театре не появится.

Домой Мария возвращалась поздно. Предстояло выполнить еще одно задание. По другой стороне улицы — Виктор. С темного неба на них смотрели яркие звезды, сотни, тысячи, миллионы… У Марии светились глаза. Ей хотелось воскликнуть: «Виктор, я люблю тебя!» И Виктор знал, что девушка идет на подвиг с сильным чувством любви. Он не сводил с нее глаз. Вот она быстро прильнула к забору, и тут же белым пятном осталась висеть листовка. Проделав трижды такой прием, Мария и Виктор, счастливые от успеха, разошлись по домам разными улицами. Они знали — полицейским теперь не до них, им предстояло обеспечить порядок в районе пребывания генерала Шене.

Появление листовок вывело из равновесия оккупантов. У шефа гестапо Фишера тщательно изучались отпечатки пальцев на листках. Но сводку Совинформбюро писала рука, одетая в кожаную перчатку. Без перчаток никто не прикасался к исписанному листку. Расклеивала их Мария, также надев перчатки. Такая предусмотрительность оправдала себя: полицейским не удалось напасть на след. Напрасно у подозрительных под разными предлогами в свое время были взяты отпечатки пальцев.

Адреса гестаповцам давали полицейские агенты, в том числе и Леонид Козырь. От переводчика Паше Савельевой стали известны предательские поступки этого фашистского наймита. Он предал стольких невинных людей и теперь должен понести заслуженную кару.

— Козыря, конечно, следует убрать. Но это может вызвать контрмеры со стороны полицейских, — предупреждал я друзей. — Желательно обезвредить агента, не оставив никаких следов. Ведь вы же знаете, нам еще предстоит иметь дело с фашистами покрупнее Козыря.

Все задумались.

— Я выполню операцию без всякого шума, — вызвался Виктор. — Если поможет Савельева…

Все посмотрели на Пашу. Она в знак согласия кивнула головой.

Как условились, Виктор Измайлов и Паша Савельева пришли на берег реки с утра. День выдался знойный. Стырь спокойно катила свои воды по извилистому руслу. По сведениям, которыми располагал Измайлов, Козырь в погожий день обязательно приходил купаться. Виктор устроился в стороне от Паши. Атлетического сложения, он с детства любил водную дорожку. Бывало на соревнованиях школьников, а затем в единоборстве с армейскими пловцами, Виктор, если не приходил к финишу первым, то, во всяком случае, добивался призовых мест.

Окунувшись в воду, Измайлов выбрался на берег, распластался на песке. Паша не раздевалась, она читала газету и беспокойно посматривала на дорогу. Оттуда наконец показался Козырь. Высокий, до безобразия тощий, с чуть втянутой в плечи головой, он размашистым шагом подошел к берегу. Вдавленные серые глазки, длинный горбатый нос, узенькие, разбегавшиеся по верхней тонкой губе светлые усики, длинные уши — все вызывало в нем отвращение.

Паша поднялась во весь рост, расстелила одеяло и сняла платье. Пестрые спортивные трусики и лифчик обтягивали белоснежное тело. Козырь не мог не заметить красивую одинокую фигуру девушки и направился к ней.

— Разрешите присесть?

— Пожалуйста!

Козырь всмотрелся в Пашу. Удивительно знакомое лицо! А может, это случайное совпадение? Агент почувствовал себя неловко.

— Где я с вами встречался? Не могу сейчас припомнить.

— В банке. Я работала там до войны, тружусь и сейчас.

— Ага, возможно, возможно. — А про себя он подумал: «Молчит о лагере». — Ну, раз мы старые знакомые, я кое-что имею…

Козырь вынул из бокового кармана плоскую бутылку, наполненную напитком, а из другого кармана — несколько леденцов.