Дорогой бессмертия
Шрифт:
А сейчас она идет по земле, лежащей за тысячи километров от родного края, но цветы здесь благоухают так же, как там, на той стороне.
— Какой чудесный аромат! — вслух выразила Паша свой восторг. — А вы разве не чувствуете их нежного запаха? — обратилась она к Громову.
Николай с укором посмотрел в оживленное лицо девушки. «Размечталась!» — недовольно буркнул он под нос. Но тут же обозлился сам на себя.
— Как же, чувствую, — мягким голосом подтвердил он. — Очень хороший запах, правда, Виктор? — попытался он загладить свое раздражение.
— Да, да, дышу полной грудью.
С цветами у Паши связано много воспоминаний. Выпускной вечер
— Навсегда?
— Да, моя любимая.
Но война оборвала радужные надежды молодых: в первых боях московский студент, отличник учебы и страстный шахматист, погиб. Тяжело переносила Паша утрату…
Никто не нарушил ее воспоминаний. Квартал прошагали молча. Возвратились. Снова показалось здание отдела генералкомиссариата. Но время для действий еще не наступило. Каждым владела мысль, как лучше выполнить операцию.
Трое друзей вышли на Словацкую улицу, а затем повернули в парк Шевченко. Безопаснее оказалось подойти к зданию с тыльной стороны. Анна Остапюк во время уборки в одной из комнат, как условились, оставила открытым засов третьего от угла окна.
На дворе стемнело, небо заискрилось звездами. Громов и Измайлов, осторожно ступая, подобрались к окну. Чтобы на него взобраться, надо руками ухватиться за выступ, а ногами скользить по стене. Сделали иначе. Громов оперся спиной о стенку и сцепил пальцы рук, создав таким образом ложе для ступни. Без слов Виктор поставил правую ногу, как это делают акробаты, а затем левой ногой оперся о плечо. Теперь окно было на высоте головы. Легким толчком открыл раму и, чуть подтянувшись на руках, бесшумно взобрался наверх. Как ни был смел Виктор, сердце все же колотилось. Не приходилось ему раньше вот так проникать в помещение, как воришке. Он предпочитал всегда идти в открытый бой. Но все же — нужно действовать…
Громов залег за кустами, держа на изготовке пистолет и гранату. Он рассчитал — если операция провалится, часовой забьет тревогу. Тогда настанет его черед действовать: он его тотчас уберет и прикроет отход Виктора из опасной зоны.
Паша осталась поодаль от здания. В случае опасности она должна была подать знак: дважды мяукнуть. В рассеянных лучах уличного фонаря она отчетливо видела часового с винтовкой наперевес. Вслушивалась в каждый шорох. Минуты тянулись, вокруг было тихо. Внезапно послышались чьи-то шаги. Паша насторожилась. Из мрака, шурша песком, отделились три тени. Потом еще одна. Паша сообразила: смена караула. Трое солдат и разводящий.
К этому времени Виктор из комнаты проник в коридор. Зажечь свет он не решался. Пробираться приходилось наощупь. Наконец лестница привела его к чердаку. К счастью, на массивной двери висел неисправный замок. Виктор легко снял его. Испытывал ли он в эти минуты страх? Нет! Но все же неприятное чувство в нем копошилось. Нервы? Через смотровое окно снизу долетел чужой говор. Четко щелкнули каблуки. Виктор услышал: «Сдал. Принял! За мной!»
Новый часовой осмотрелся вокруг, поднял вверх голову: «Все на месте». Сделал несколько шагов и остановился. Паша определила:
Виктор поднялся на черепичную крышу, лег плашмя. В ночном мраке перед ним лежал замерший город. Только местами светились электрические лампочки, да по одной или двум улицам бежала золотая нитка огней. Послышался шорох, на него откликнулся другой. Ни один звук не пропадал в такой напряженной тишине. Где это? Будто сдавленный со всех сторон неведомой силой, Виктор вытянул шею и прислушался. Если в такие минуты допустить малейшее ослабление воли, не трудно перешагнуть и черту трусости. Не таков коммунист Виктор Измайлов! Кто любит, как он, свою Родину, тот не переступит этой зловещей черты. Однако сердце стучало гулко. Виктору предстояло преодолеть не более двух метров, отделявших его от мачты, а они казались бесконечными.
Идти в рост или ползти? Выбрал второе, так вернее. Стараясь не шуметь, он пополз к укрепленному флагу. Вот он, символ тьмы и насилия! Теперь ты сгинешь! Сейчас! Виктор вынул из кармана перочинный ножик и проворно срезал им холст со свастикой. Не спеша расправил алое полотнище, которое держал за пазухой, прикрепил к древку. Красное знамя зареяло! Виктор почувствовал такой прилив сил, такое вдохновение, что готов был сражаться с целым вражеским взводом.
Спускался Виктор увереннее, душа пела. Едва он показался в окне, подскочил Громов, подставил плечи, и Виктор легко спрыгнул на траву. Парни без слов обнялись.
Николай, Виктор и Паша выбрались на другую улицу и оттуда, укрывшись в каком-то дворе, некоторое время любовались советским флагом. На сей раз его оберегал… немецкий часовой.
У моста Бема подпольщики спустились к излучине Стыри, как того требовал Громов, замочили обувь. А когда нал городом занялся рассвет, разводящий увидел на здании чужое знамя. Он истошно завопил: «Что это значит?!» Часовой побледнел, растерянно твердил, что никого не видел и ничего не слышал. Наивные доводы бесили разводящего. Рассвирепев, он кричал в лицо: «Болван! Под суд! На передовую!»
Всего несколько десятков минут развевался над оккупированным Луцком советский флаг, водруженный подпольщиками. Может быть, немногим удалось увидеть его в то утро над городом, но дерзкий и смелый поступок как нельзя лучше свидетельствовал перед всеми отвагу и мужество советских патриотов.
А их ряды росли, мужали. В Луцке уже действовало боевое подполье. В нем объединились Виктор Измайлов, Мария Дунаева, Паша Савельева, Наташа Косяченко, Николай Громов, Олег Чаповский, Мария Галушко, Шура Белоконенко, Мария Василенко, Нина Карст — хозяйка конспиративной квартиры, где и мне довелось прятаться от полицейских и жандармов. Активно в работу подполья включилась Анна Остаток, солдатка с открытым мужественным лицом. Она всегда бурно высказывала свою ненависть к немцам, принесшим на нашу землю горе и смерть. В самом начале войны в жестокой схватке с врагом погиб ее муж, и она поклялась мстить фашистам и никогда не проявлять трусости. В группе были инженер-полиграфист Алексей Ткаченко, повар Антон Колпак, фельдшер Варфоломей Баранчук, адвокат Вячеслав Измайлов и артист Борис Зюков. Это уже была организованная сила, которую умело направлял подпольный обком партии. Все ее участники собирались на «день рождения», подруги «отмечали» юбилейные даты, но фактически это был лишь предлог для сходок. Часто, обсуждая боевые задания, собирались и по три-четыре человека.