Дорогой бессмертия

Струтинский Николай Владимирович

— Немедленно уходи к Игорю, — приказал Паше Громов, — встретимся завтра в парке.

Медлить было нельзя, случай самый подходящий. Паша мысленно пожелала товарищам благополучного исхода операции и повернула в обратную сторону. Громов с чуть побледневшим лицом ускорил шаг к месту, где стоял немец. Как Паше хотелось обернуться, посмотреть на отважного коммуниста в минуты такого напряжения! Но это исключалось, на это могли обратить внимание. А вот и Виктор, на душе немного отлегло.

— Громов приказал побыстрее выйти из зоны ресторана, идем!

Между

Громовым и говорившим немцем дистанция сокращалась. Их разделяли всего несколько шагов. Громов четко расслышал, как офицер спросил, все ли понял жандарм. Тот уже вытянул вперед руку и застыл в приветствии. Громов выхватил пистолет и трижды выстрелил. Два раза в грудь Людвига, а третий — в живот жандарма. Затем несколькими прыжками он перескочил улицу и оказался в темном переулке, тут пересек двор, выбрался на противоположную сторону и устремился к центральной улице.

Паника у ресторана поднялась невообразимая. Немцы узнали о происшествии спустя две минуты. Многие выбежали с пистолетами в руках. Поднялась беспорядочная стрельба. Переулок и улица огласились окриками, кто-то пытался командовать, но ничего из этого не получалось.

Подбежал второй патруль, вскоре подъехала машина с гестаповцами. Но Громов и его попутчики уже были далеко.

Паша примчалась к Наташе Косяченко, горячо и долго говорила о происшедшем.

— О, я себе представляю, как обозлены немцы! А какой был Громов!..

Паша призналась Косяченко, что минуты ожидания были для нее очень томительными. А когда прозвучал выстрел, из груди вырвалось: «Все!». Сверлила только тревожная мысль: уйдет ли?

Рассказывая, Савельева нервно перебирала руками платочек. Лицо у нее горело, а грудь часто подымалась. От пережитого зрачки расширились. Подруга поняла — только сейчас у отважной комсомолки происходит разрядка нервов.

— Успокойся, Паша, — тихо подбодрила Наташа взволнованную подругу. Я понимаю, все это нелегко, риск большой, но какое большое и благородное дело вы сделали!

Наташа возбужденно продекламировала:

…Бунтарский жар В нас не ослаб!

12. Флаг над городом

В двух километрах от восточной окраины Луцка, по проселочной дороге медленно ехала подвода. На ней восседал пожилой рыжий немец, и время от времени понукал лоснящегося жеребца.

— Но, красавец, домой! Но!

Гохшистер уже много лет пребывал на интендантской службе, зарекомендовал себя исполнительным, дисциплинированным солдатом. Начальство относилось к нему с доверием, часто поощряло, ставило в пример другим. И если видели, что Гохшистер везет какой-нибудь груз, его не проверяли, тех, кто ехал с ним вместе, не задерживали.

Это

обстоятельство как нельзя лучше пригодилось в то раннее утро, когда на перекрестке Гохшистера встретили трое путников.

— Гутен таг! [6] — громко приветствовал один из них — белокурый парень с вещевым мешком за плечом.

— Гутен таг, — покосился на него немец.

— С операции идем, красных бандитов били, может, подвезете нас в город? Устали…

Возница придержал лошадей.

— Кто такие?

— Полицейские.

— Луцкие?

— Да.

6

Добрый день!

— Садитесь!

Алексей Абалмасов неплохо знал немецкий язык и всю дорогу без умолку болтал с рыжим.

— Слава богу, — угодничал он, — немецкая армия благополучно закрепилась на новых рубежах. Думается, теперь уже прочно.

— Скоро о солдатах фюрера заговорит весь мир, — заносчиво произнес немец.

— Дай бог!

На улице Шевченко трое полицейских поблагодарили немца за услугу и дальше пошли пешком. А вечером они явились на квартиру к Савельевой. Абалмасов ей объяснил, что они прибыли в Луцк по специальному заданию. Вместе с подпольщиками им предстоит выполнить серьезное поручение.

— А для этого нужно временно устроиться на работу. Это будет трудно?

— Раз нужно, попробуем. — Паша задумалась. — Документы у вас надежные, но работу найти сейчас нелегко.

В устройстве партизан приняла участие и Анна Остаток. Она работала уборщицей в гебитскомиссариате. Беседуя с Пашей, она вспомнила, что туда недавно требовались дровосеки.

— Пойдемте, попроситесь, авось повезет, — вызвалась Анна проводить партизан к гебитскомиссариату.

Все устроилось быстро. После недолгого опроса в канцелярии их приняли на временную работу дровосеками. В тот же день они пилили дрова.

Прошла неделя. Вместе с партизанами работал ранее принятый сюда мужчина, в потертом пиджаке и замасленной фуражке. Лицо у него было землистого цвета, щеки и лоб изъедены оспой. Незнакомец назвался Василием Сорокиным.

— Издалека? — поинтересовался однажды Абалмасов.

— Из Вятки.

— Ого, откуда тебя задуло! — пошутил Абалмасов. А немного погодя он другим тоном спросил: — А чем ты там занимался? Тоже дровосеком был?

— Кабы не война, может, был бы на другой работе, — уклонился от прямого ответа Сорокин.

— А здесь давно?

— Первый год, я из пленных.

В последующие дни партизаны присматривались к Сорокину, но ничего определенного не могли о нем сказать. А сегодня Алексей его спросил:

— Надоело тебе здесь, дружище?

— Да и тебе, я вижу, не меньше, — огрызнулся рябой.

Абалмасов нахлобучил фуражку на лоб и настойчиво повторил вопрос.

— Э!.. Да что там! — раздался неопределенный ответ.

«Видно, очень осмотрительный человек» — пришли к выводу партизаны.