Дорогой Джим
Шрифт:
Может, ему нужно задуматься над той страшной смертью, которую девушка приняла вместе с сестрой — и теткой — всего в четверти мили от того места, где сам Найалл в тот день разбирал почту?
Он так и не мог решить, что выбрать, за что зацепиться. Никак не связанные между собой образы кружились в его мозгу, реальные и выдуманные, в которых волки и люди, затянутые в черную кожу, гнались за женщинами, волокли их, кричащих, задыхающихся от ужаса, в чащу леса.
Парень снова осторожно потрогал последнюю страницу — и вздрогнул. Ему вдруг показалось, что Джим, как живой восстав из этого дневника, коснулся пальцем его небритой щеки — чтобы убедить в том, что он не плод воображения умирающей Фионы. Но больше всего Найалла потрясло другое — вплоть до самой последней страницы рука девушки ни разу не дрогнула… ни одно из нацарапанных ею слов не расплылось под капнувшей
Больше всего на свете он сейчас жалел о том, что не может сесть и спокойно обсудить все это с Фионой. Ему еще никогда не доводилось встречать такую девушку — девушку, которая не стеснялась признать собственную вину и беспомощность, и это при том, что душа ее была словно выкована из какой-то редкой, еще неизвестной людям хромированной стали!
Интересно, смогли бы они стать друзьями, гадал Найалл. Нет, вряд ли — скорее всего, она даже не обратила бы на него внимания… как и все другие девушки, с которыми он делал робкие попытки познакомиться. Пару дней назад ему случилось проходить по Стрэнд-стрит мимо «дома убийцы», как уже успели прозвать его местные. Теперь он знал точно, где именно Фиона нанесла тетке смертельный удар лопатой, который хоть и не снес той голову, но тем не менее уложил ее в могилу. Найалл отнюдь не собирался идти на кладбище, чтобы там, встав на колени возле могилы Фионы, дать ей сентиментальную клятву отправиться посмотреть пирамиды — поскольку догадывался, что сама Фиона, вероятнее всего, подняла бы его на смех или обозвала бы идиотом, которому делать нечего, кроме как тратить время на покойников.
Тогда что ему делать?
Найалл рассеянно повертел дневник в руках — только теперь он делал это осторожно, как будто чужие мысли, до отказа заполнившие записную книжку, при неосторожном обращении могли пролиться на пол. Что теперь делать? Отнести дневник в полицию? Он живо представил себе, как будет сидеть в участке, пока один из дежурных сержантов станет допрашивать его, когда выяснится, что он нарушил закон, потому что не имел права забирать домой важнейшую улику. Он даже представил себе этого сержанта, жирного, с заплывшими глазами и пухлыми, как сосиски, пальцами. А Найалл будет глупо улыбаться в ответ, разыгрывая из себя доброго самаритянина, — до той минуты, пока тот же самый сержант не выяснит, что он и есть Найалл Френсис Клири, единственный сын Мартина и Сары Клири, которому когда-то давно едва удалось избежать обвинения в попытке физического насилия.
И что из того, что все это случилось, когда ему было всего пятнадцать и он стоял, прижавшись спиной к стене школы, пока чокнутый Ларри и его вечный прихлебатель и добровольный помощник Чарли швырялись в него камнями и обзывали его мать «чертовой уродиной» только за то, что она, хромая, опиралась на палку?! Что с того, что родители Чарли и Ларри согласились не доводить дело до суда, ведь отец Найалла ходил к ним и униженно кланялся и просил за сына — даже пообещал целый год бесплатно чинить им водопровод? Они никогда потом не говорили об этом между собой. Но с того дня, когда мать, поставив перед ним тарелку с ужином, спрашивала, вкусно ли, Найалл всякий раз слышал в ее голосе слезы благодарности.
Конечно, копы обязательно выслушают его, разве нет? Проклятье, пусть только попробуют не выслушать!
Но разгадка того, что случилось с Рошин и Ифе, спрятана где-то в Каслтаунбире, в церкви Пресвятого Сердца… Интересно, служит ли там еще отец Мэллой? Найалл, закрыв глаза, попытался угадать, кому же все-таки удалось ускользнуть из дома Мойры Уэлш? Кто спасся? Может, Ифе? Но если так, тогда почему ее не нашли? Впрочем, возможно, это была неустрашимая Эвви, явившаяся незадолго до того, как опустился занавес, и ушедшая раньше других? Или, может быть, бедняга Финбар, перестав рыдать, бросился на поиски, но так и не смог найти Фиону? Трудно представить, чтобы это была скептически настроенная Брона — разве что, устав лизать начальству задницу, она решила наконец сделать то, что требует от нее служебный долг. Отыскав в столе широкую резинку, Найалл скрепил ею рассыпающийся дневник и сунул его в рюкзак. Нет, он оставит его у себя, пусть эта записная книжка, которой совсем недавно касалась рука умирающей Фионы, укажет ему верное направление, пусть она придаст ему мужества!
Это была тайна, раскрыть которую предстоит Найаллу.
Трынь!
Еще даже не взяв трубку, парень уже заранее знал, кто звонит, — испуганно затрепыхавшееся сердце подсказало ему это еще до того, как в трубке раздался повелительный голос мистера Райчудури.
— Уже половина десятого, а вы все еще не на работе, — недовольным тоном проскрипел старший почтмейстер, о котором Найалл и думать забыл с той минуты, как открыл дневник и начал читать. — Как прикажете это понимать? Вы при смерти? Или в ваш дом ночью забрались грабители и унесли все имеющиеся у вас часы? Потому что я рассчитывал, что вы появитесь к восьми. Так что же случилось, мистер Клири? Прошу вас, просветите меня.
Господи Иисусе! Найалл затравленно глянул в окно — солнце уже высоко поднялось над подъемными кранами, которые пригнали сюда, судя по всему, чтобы превратить Нам в истинный рай для яппи. Оскар, бросив в сторону хозяина недовольный взгляд, шмыгнул на кухню — словно свидетель, спешащий поскорее убраться с места происшествия. Огненно-рыжий с черными полосками хвост кота, прежде чем исчезнуть за дверью, хлестнул Найалла по ногам — просто чтобы напомнить ему, кто тут главный.
— Очень извиняюсь, мистер Райчудури.
— Насколько я понимаю, это означает, что у вас нет ни холеры, ни какой-то другой смертельной болезни? И что вы пренебрегли своими служебными обязанностями вовсе не потому, что какие-то террористы взяли вас в заложники?
— Я просто читал книгу, сэр, — пробормотал Найалл, украдкой проведя пальцами по шероховатому переплету. Стараясь не слышать в трубке воплей возмущенного начальника, он попытался представить себе, что мысленно беседует с Фионой.
— Поскольку у меня нет ни малейших сомнений, что это всего лишь жалкая попытка скрыть тот факт, что вы опять занимались своей мазней, мистер Клири, то, будучи старшим руководителем почтового ведомства в Малахайде, я не вижу другого выхода, кроме как уволить вас. Надеюсь, вы не сочтете, что я поступаю с вами слишком жестоко или действую без всяких на то оснований? — В голосе мистера Райчудури теперь слышалась истинное страдание — словно у часового, после трех предупреждений вынужденного в конце концов спустить курок. Назвать его суровым наставником? Нет, это было бы слишком банально. Просто он был рожден командовать — а ему, как на грех, попадались неуклюжие новобранцы вроде Найалла, которые вечно подводили его.
Найалл услышал, как аристократический нос мистера Райчудури фыркнул, словно стараясь выдохнуть все разочарование, скопившееся за два года его, Найалла, службы.
— Все в порядке, мистер Райчудури, — бодро проговорил он. — Вы совершенно правы. Я действительно оказался не на высоте.
— Я позабочусь, чтобы вы получили свой чек не позднее чем через пять рабочих дней, — уже почти отеческим тоном пообещал его теперь уже бывший начальник. — Удачи вам, мистер Клири, при необходимости не стесняйтесь обращаться за рекомендацией. — В трубке ненадолго повисло молчание. Потом старый вояка вдруг ни с того ни с сего добавил: — Вы позволите мне высказать одно наблюдение? Конечно, вы можете отказаться, но…
— Напротив — сгораю от любопытства, сэр, — проговорил Найалл, краем глаза наблюдая, как Оскар раздирает когтями коробку с лимонным печеньем, которую он купил для себя. Зеленые глаза кота хищно сверкнули, напомнив ему, чтобы не совал нос в чужие дела.
— У меня как-то был учитель, которого картинки просто завораживали, — начал мистер Райчудури. Снова мысленно перенесясь за много миль отсюда, достойный наследник славы бенгальского полка задушевным голосом продолжал: — Со временем даже его жена и дети потеряли для него всякий интерес. И вот однажды, оказавшись на рыночной площади, он увидел изображение Вишну в виде божества, покоящегося на поверхности вечного моря, а множество миров, просочившись сквозь его кожу, образовывали вселенную. Но позволить себе купить ее он не смог — не хватило денег. Тогда он купил бумагу и разноцветные чернила и просиживал перед картиной день и ночь, пытаясь скопировать это великолепие во всех деталях. Шли дни, дожди сменялись засухой. Учитель начал кашлять — но продолжал упорно рисовать. Жена и дочери умоляли его вернуться домой, но он их не слушал. — Мистер Райчудури многозначительно кашлянул, давая понять, что сейчас начинается самое интересное. — И вот, мистер Клири, как-то ночью мой учитель умер — умер прямо на улице, изнеможение и пневмония свели его в могилу. Его семья осталась без средств к существованию и только по милости Божьей не была выброшена на улицу. Надеюсь, вы понимаете, к чему я клоню?