Дорогой Джим
Шрифт:
— Сначала прикажите вашей горилле меня отпустить! — пропыхтел Найалл.
Нед, скривившись, вяло махнул охраннику рукой, и верзила, недовольно что-то проворчав, отступил в сторону.
Найалл, получивший наконец возможность вздохнуть, стащил со спины рюкзак и принялся копаться в нем, воспользовавшись рукой, которую этот громила не успел ему сломать (хвала Господу, хоть не та, которой он держит карандаш, и на том спасибо, промелькнуло у него в голове, когда он немного пришел в себя). Поиски не заняли много времени. Найалл осторожно вытащил полуистлевшую салфетку для пикника, в которую в свое время Рошин завернула орудие убийства, чтобы достойно предать его земле. Негромко зажужжал моторчик — инвалидное кресло подкатилось вплотную к нему. И Найалл, взглянув на нож в последний раз, протянул его Неду.
— Вашего брата закололи вот этим, — объяснил Найалл. — Так что если хотите услышать о
Нед, выхватив из его рук перепачканный землей сверток, не слушая Найалла, уже разворачивал его трясущимися руками. Лицо у него при этом было такое, словно в его руки попала некая священная реликвия. Наконец его пальцы коснулись проржавевшего лезвия, и Найалл заметил, как вдруг вспыхнули и загорелись его глаза… словно он держал в руках копье, некогда пронзившее грудь самого Спасителя, а не дешевенький, купленный в ИКЕА нож, которым воспользовалась жертва насильника, чтобы отомстить за себя.
— Поразительно! — чуть слышно пробормотал он, словно разговаривая сам с собой. Потом вдруг губы его искривились в циничной усмешке. — Но откуда мне знать, что вы не врете и это действительно тот самый нож? Может, вы просто решили подшутить надо мной: отыскали где-то старый нож, завернули его в салфетку, которую порвали вот этими самыми белыми ручками, измазали в земле да и подсунули мне? А, что скажете? Хотя, нужно признаться, вы потрудились не зря — если это и фальшивка, то высший класс! Да, выглядит убедительно… сказать по правде, я чуть было не попался на удочку, — презрительно фыркнув, Нед швырнул нож на землю. — Ну ладно, пошутили и хватит. Вы мне надоели. Уберите его отсюда! — Он кивнул охранникам.
Тео и Отто, выполняя волю хозяина, молча схватили Найалла за ноги и волоком потащили по тропинке в лес.
— Я догадался, кто вы! Это ведь вы — Страж Ворот, верно? — крикнул Найалл. Отчаянно цепляясь за пучки травы и попадавшиеся на тропинке кочки, он приподнял голову. — Вы год за годом сидели с наушниками возле приемника, пока ваш братец насиловал и убивал беззащитных женщин в пяти графствах! — с пулеметной скоростью затарахтел он. — Вы все знали! Вы давно уже поняли, что у него пунктик насчет женщин… догадывались о его тяге к убийству. Вы даже рискнули предупредить Рошин и Фиону Уэлш, тех самых девушек, которые позже прикончили его — вот этим самым ножом, что сейчас валяется на земле! Неужели вам никогда не приходило в голову, что вы разговаривали именно с ними?! С убийцами вашего брата? Вы не догадались об этом? Да нет, куда вам! Держу пари, вы даже не знаете, что они обе тоже мертвы… Ага, угадал, верно? А я… я даже прочел их дневники! Дневники, от которых у меня волосы встали дыбом! — Найалл даже не сразу понял, что его уже никуда не тащат. Подняв глаза на своих мучителей, бедняга увидел, что они остановились и чего-то ждут — наверное, сигнала от хозяина, сообразил он, хоть и не мог видеть Неда. Сразу воспрянув духом, Найалл торопливо продолжал: — Наверное, спрашиваете себя, чего ради мне понадобилось тащиться в эту глухомань, разыскивать вас? Что ж, объясню. Единственная причина, по которой я это сделал, — карта, которую когда-то нарисовал ваш брат. Надеюсь, я не слишком сильно ошибусь, если предположу, что и у вас тоже есть татуировка — два мальчика, держащиеся за руки. Ведь вы с Джимом — близнецы, верно? Ну что, угадал? — Найалл перевел дыхание и вдруг почувствовал, как его захлестывает злость. — Что молчишь? — гаркнул он. — Отвечай, чертов ублюдок! Жаль, что тебе уже переломали ноги — не то я с удовольствием сделал бы это сам! Ты ведь все знал о нем, верно? Потому что все эти годы приглядывал за ним, так? Ну, отвечай же, тварь безногая!
То, что произошло вслед за этим, повергло Найалла в шок. Железные пальцы, державшие его за ноги, внезапно разжались. А через мгновение Тео и Отто, эти сторожевые псы, бережно подхватив Найалла с двух сторон, подняли его с земли и принялись заботливо отряхивать прилипшие к нему комочки земли и опавшие листья. Потрясенный Найалл мог только молча хлопать глазами. Приведя его одежду в порядок, охранники снова подхватили вконец ошалевшего парня под локотки и едва ли не на руках отнесли к дому — черные ворота, словно в ожидании долгожданного гостя, были уже распахнуты настежь, а из дома доносился аромат свежесваренного кофе, достаточно сильный, чтобы даже промерзший насквозь нос Найалла смог его различить.
Вскинув голову, Нед с интересом разглядывал своего гостя — но сквозь любопытство, написанное на его лице, проглядывало невольное уважение. Найалл заметил, что он подобрал брошенный нож… Только теперь держал его в руках с благоговением, в искренности которого трудно было сомневаться.
— Ну-ну, мой мальчик, признаюсь, вам удалось-таки меня удивить, — проговорил он, повернув кресло так, чтобы смотреть Найаллу в лицо. — Выходит, вам все-таки известно волшебное слово.
Кофе оказался вкусным и таким крепким, что у Найалла на мгновение закружилась голова, как после глотка спиртного. Откуда-то, словно из-под земли, возник еще один слуга — бесшумно появившись за спинкой кресла Найалла, он осторожно промокнул теплой влажной салфеткой кровоточащие ссадины на коже Найалла.
Хозяин дома уселся за рояль — старый, но еще в довольно приличном состоянии концертный Bosendorf, огромный, размером с обеденный стол. Снова зазвучала уже слышанная Найаллом композиция Кола Портера — сначала бегло, потом страстно, неистово — казалось, жизнь и силы, навсегда покинув парализованные ноги, безжизненно свешивающиеся с вращающегося стула, ушли в руки, порхавшие по клавишам с такой скоростью, что у Найалла голова шла кругом. Наконец мелодия стихла. Доиграв, чародей какое-то время сидел молча, погрузившись в свои мысли. Потом, встрепенувшись, поднял голову и слегка кивнул слуге — тот, повинуясь молчаливому приказу, выскользнул из комнаты и беззвучно прикрыл за собой стеклянные двери.
— А знаете, оказывается, иногда совсем даже неплохо побыть в чьей-то компании, — проговорил Нед, боком, точно краб, перебравшись в свое инвалидное кресло. Снова зажужжал моторчик, и кресло проворно покатилось вперед. Нед проехал две комнаты, прежде чем ошеломленный Найалл сообразил, что на это ответить.
Спохватившись, он едва ли не бегом кинулся догонять хозяина. В комнате, где поджидал гостя Нед, оказалось много фотографий в изящных серебряных рамках — скорее всего, семейные снимки. На нескольких Найалл заметил двух очень похожих друг на друга мальчишек — скорее всего, это были Нед и Джим — здоровые, веселые, полные жизни, они улыбались в объектив с надменным эгоизмом юности, как улыбаются только те, кому посчастливилось родиться с серебряной ложкой во рту. Над камином красовались клюшки для крикета и ирландского хоккея на траве. Украдкой заглянув в соседнюю комнату, Найалл увидел развешанные по стенам портреты и несколько старинных ваз в стиле эпохи Возрождения.
Он, наверное, еще долго бы озирался по сторонам, если бы не одно фото, заставившее его застыть на месте: старое; пожелтевшее от времени, небрежно задвинутое за один из кубков.
Это был моментальный снимок совсем еще юной светловолосой женщины — сидя между близнецами, она улыбалась, лица всех троих, покрытые легким загаром, разрумянились от солнца. Братья были настолько похожи, что Найалл не мог догадаться, кто из них Джим, а кто Нед, чья именно рука обнимает ее за талию с привычной небрежностью собственника, которая просто бросалась в глаза. Кожа девушки была настолько белой, что по контрасту с ней глаза ее на черно-белом фото казались чернильными пятнами. Какое-то смутное воспоминание забрезжило в мозгу Найалла. В его памяти сохранилось воспоминание только об одной-единственной женщине, такой же белокожей и невероятно сексуальной, как эта неизвестная ему девушка на снимке… Но та, о которой он сейчас невольно вспомнил, была героиней легенды.
Ее звали принцессой Эйслин. Один из двух братьев, тот самый, что превратился в волка, сначала занимался с ней любовью, а потом убил ее.
— Сюда, пожалуйста, — окликнул гостя Нед. Вздрогнув от неожиданности, Найалл послушно двинулся на его зов. Небольшая по размерам комната, в которой он оказался, судя по всему, была местом, где одинокий хозяин дома проводил большую часть времени. Здесь тоже повсюду были фотографии. Под матово поблескивающим стеклом совы, разинув клювы в беззвучном крике, казалось, смотрели в бессильной ярости на того, кто осмелился нарушить их покой. Помимо сов, были снимки огромных воронов, ястребов, каких-то еще хищных птиц — Найалл хорошенько не разобрал, каких именно, поскольку первое, что бросилось ему в глаза, — волки, множество фотографий волков, развалившихся на траве, словно позирующих фотографу. Он словно оказался в волчьем царстве. Помимо фотографий, над дверью красовалась даже настоящая волчья голова — ощерив чудовищных размеров клыки, волк скалился на Найалла сверху, разинув пасть с риском вывихнуть челюсть. Казалось, огромный зверь корчится от нестерпимой боли, воет в последней, отчаянной попытке спастись… в точности как принц Оуэн в старинной легенде. Только этому волку явно повезло куда меньше, чем принцу, поскольку его мучитель оказался сильнее или просто проворнее и успел нанести удар первым. Единственным звуком, нарушавшим повисшую в комнате тишину, было какое-то попискивание — но что это такое, Найалл не смог понять. Оно раздавалось каждые несколько секунд… Казалось, кто-то забыл повесить телефонную трубку.