Дорогой широкой
Шрифт:
— Как-то он доедет? — вздохнул Юра.
— Нормально доедет, — пообещал Коля. — Я знаю.
— Ещё один всеведущий? — поинтересовался скептик-моторист.
— Нет. Просто радио надо слушать. Брат твой нашёлся ещё вчера, и тогда же стартовал на очередном этапе велогонки. Так что не боись — доедет.
— Погоди! Это что же получается: эти два дня Гришка тут со мной был и там во Франции?
— Ну дык, — вызывающе деревенски ответил Ключник. В глазах его прыгали довольные чёртики. — Я потому и согласился велосипед переделывать, что знал — сегодня получится.
— Но
— Ещё как бывает, называется — петля времени. Случается, время петлёй Мёбиуса закручивается. Думаешь, я зря на ось ваше гнутое колесо ставил? Конечно, получается парадокс. Слыхал такое слово? Это, когда человек такой дока, что разом в паре мест может находиться.
— Фиг с ним, — сказал Юра. — Пускай парадокс, лишь бы доехал нормально. Сколько мы вам должны?
— Ой, — вздохнул Коля. — Если на деньги считать, то у вас таких нет. Так что, наливай стакан — и будем в расчёте.
— Стакан чего? — не понял Юра.
— Не иначе — молока, — с презрением ответил Ключник.
— Я сейчас! — крикнул Юра и убежал. Вернулся он через минуту, с полуторалитровой лимонадной бутылкой, полной молока.
— Рынок уже закрывался, — радостно сообщил он, — но я там Нину Берёзкину встретил, из Горки, так у неё как раз полтора литра оставалось. Вот! У Берёзкиных знаешь какое молоко? Почти как у мамы!
— Я так и знал, — обречённо произнёс Коля. — Нормальные люди ко мне не ходят… Ну куда я дену молоко?.. Не пить же его в самом деле?
Он подошёл к ларьку, принялся опускать железную штору. В каждом движении мастера сквозила покорность недоброй судьбе.
— Постой, жаланненькой! — раздался голос.
Мужчины оглянулись. К ларьку изо всех сил спешила бабка, очень похожая на самую первую заказчицу этого дня.
— Ох, едва поспела! Сделай божескую милость — ключ у меня потерялся, новый нужон.
— Какой ещё ключ?! — на вдохе вопросил Николай.
— От хлева. Телёнок там запертый, с утра голодный. Ревмя ревит, бедной, а я и поберечь его не могу. Вся обыскалась — нет ключа.
— И запасного у тебя нет? — для порядка задал Коля бессмысленный вопрос.
— Нету.
— И замок не принесла, на двери висит?
— Где ж ему ещё висеть? На двери.
— Ну чем я провинился перед судьбой?! — на рыдающей ноте взмолился Коля. — В жизни никому дурного не делал, за что же меня так наказывать?
Поднял штору, которую так и не успел запереть, и сказал уже нормальным голосом:
— Сейчас принесу образцы, покажешь, какой у тебя ключ был.
— Есть тут моряки?! — призыв остался без ответа. Несмотря на час пик, столовая на Вокзальной улице была почти пуста; за одним столиком натужно беседовала пара молодых любителей пива, да имелось человек пять обедающих, каждый из которых старался занять отдельный столик. Заводить знакомства в таком месте никому не хочется.
Подвыпивший мужичонка лет шестидесяти с виду оглядел победным взором зал и вновь громко спросил:
— Есть тут моряки?
Моряков поблизости не наблюдалось. Слишком
— Море, море, не может жить без моряка! — затянул мужичонка на ни с чем не сообразный мотив.
На песню отклика тоже не последовало.
— Я моряк! Слышите?
Куда там, не слышат.
Морячок огляделся ещё раз и, безошибочно выделив среди посетителей Юру и Богородицу, двинулся к их столику.
— Держи краба! — объявил он, протягивая руку. Богородица вежливо пожал немытую пятерню.
— У меня день рождения сегодня, — пояснил морячок, — поэтому я праздную, потому что я моряк! Я в Цусимском сражении участвовал!
Последнее заявление, громкое, на весь зал, наконец нашло отклик. Гражданин в соломенной шляпе, явно сельский интеллигент, вскинул голову и неосторожно произнёс:
— Цусимское сражение сто лет назад было.
— Вот именно! — вскричал мужичок-морячок. — У меня день рождения сегодня, мне сто шесть лет!
— Ты что, в шесть лет в Цусимском сражении участвовал? — неделикатно поинтересовался Юрий.
— Участвовал! — уверенность цусимца не знала границ. — Я сыном полка был у маршала Жукова. Наша военная молодость, Северо-Западный фронт!..
— И во сколько же лет вы были сыном полка у Жукова? — уточнила соломенная шляпа, очевидно, крепко верившая в логику и арифметику.
— Был! — вопреки логике и арифметике упорствовала морская натура. — Сначала в Цусимском сражении, а потом на фронт сбежал к маршалу Жукову! Он меня лично знал… Мне сто шесть лет, у меня день рождения сегодня, — последнее прозвучало как окончательный и неопровержимый аргумент.
— У тебя каждый день день рождения, — внесла свою лепту буфетчица.
— А ты молчи, ты меня и вовсе не знаешь. Я вообще тут проездом. Сейчас на сандовский поезд сяду, и поминай, как звали, уеду в родные Харовичи. Там меня каждая собака знает, спроси кого хошь, всякий скажет, что я у Жукова служил в Цусимском сражении. Я моряк, моряка все знают! Неосторожно произнесённое название деревни вовлекло в разговор ещё одного человека. Прежде этот коренастый, пожилой, но ещё крепкий мужчина ел шницель с таким серьёзно-презрительным видом, что даже морячок не решался обратиться к нему со своими песнями. И вот теперь, оторвавшись от шницеля, мужчина спросил:
— У кого ты в Харовичах живёшь? В чьём доме?
— Я в собственном доме живу.
— Где? Который дом?
— Ты что, Харовичи знаешь? Так мой дом второй, при въезде со станции. Двухэтажный, с балконом. Антипов Андрюшка напротив живёт, бульдозерист.
На лице основательного отразилась тяжкая мыслительная работа, недоумение и, наконец, злость.
— Ты мне зубы-то не заговаривай! Напротив Антипова дом директора лесхоза! Двухэтажный. С балконом, но не твой.
— Так я и есть директор лесхоза!