Дорогой широкой
Шрифт:
Юра хотел кликнуть Богородицу, чтобы подменил его на дранковой крыше, покуда сам Юра попытается отогнать злосчастный «Беларусь», но тут увидал такое, что и кричать позабыл.
Белея, словно призрак, к сараю двигалась странная фигура. Сухой высокий старик в одном исподнем деревянно шагал, помогая себе ухватом и длинным печным сковородником.
— Лёша, ты-то куда? — но бабьи визги уже не могли остановить вставшего с постели паралитика. Он дошагал к трактору, отбросил свои удивительные костыли, легко, привычным движением впрыгнул в кабину. Дизель застучал с ходу,
— Лёшенька!..
Со стороны дороги замигали синие огни, завыла сирена, из темноты побежали коренастые фигуры в касках, приехавшие споро развернули брандспойты, толстые струи воды ударили в крыши соседних домов, и Юра со своим ковшиком разом стал не нужен.
Теперь можно просто бродить, растирать по лицу насевшую сажу, бессмысленно что-то говорить и слушать чужие бессмысленные разговоры. Сразу оказалось, что неведомые Мишка и Вовка, которых так не хватало на пожаре, вовсе не сгорели, а преспокойно дрыхли у себя, но не в избах, а на сеновалах, и продрали заплывшие глаза, только услышав вой сирены. Так что отделалась деревня малой кровью: на пожарище предстояло искать одного Васю.
Заливать догоравший дом пожарные не стали, лишь занявшийся было дровяник окатили в две брандспойтные струи и обрушили внутрь остатки дворовой стены, чтобы огонь не вздумал распространяться дальше.
Юра и Богородица помогли вытащить из трактора параличного Лёшку. Бывший тракторист пытался что-то сказать, но звуки получались нечленораздельные. Сам идти он, разумеется, не мог, в дом его пришлось нести на руках.
На газике приехал милиционер-дознаватель и местная депутатша. Набежали ещё какие-то люди; оказывается, на том краю деревни, за пригорком, и не заметили, что соседи горят.
Теперь все ругали Ваську, чьи косточки дотлевали под слоем жаркого угля.
— От, всё дрова колол, полный сарай оклал, на два года, грит, хватит! На вот, получи, и без дров огня хватило, никакого крематора не надо!
— Говорила ему, дураку, не кури в постели. Как же, послушает ён! Ну, уж теперя накурился, дыму наглотался досыта…
Едва ли не последней приковыляла с того конца Васькина сестра. При ней и разговоры притихли, с Васькой все были в родстве, но Маша-то ему родная. Растерянным взором смотрела Маруха на то, что осталось от материного дома.
— Ой, Васенька, — не произнесла, а словно пропела она, — да что ж ты наделал? С маменькой встретишься, спросит мама: как моим добром распорядился? Ты-то ей и скажешь — всё тебе, мама, принёс, ничего людям не оставил…
— Что ж это они? — шепнул Юра Богородице. — Человек ведь погиб, а они о дровах да о наследстве…
— Как обучены, так и горюют. Ты не на слова смотри, а в душу. А слова — звук пустой, сотрясение воздуха.
Бойцы начали наконец заливать и само пожарище. Двое, вооружившись баграми, растаскивали обугленные брёвна, милиционер расспрашивал, где стояла у владельца кровать и где именно следует искать, не осталось ли от погибшего хоть что-то, позволяющее
— Ехать бы отсюда… — тихо попросил Богородица.
— Погоди, — остановил напарника Юра. — Следователь ещё опрашивать будет. Нельзя сейчас уезжать. Хорошо хоть не майор Синюхов по тревоге прикатил, а то неприятностей не обобрались бы.
— Синюхов вроде бы в Новгородской остался.
— Как же, остался… Он у нас вездесущий и без пяти минут всемогущий.
— А по-моему, так обычный мент…
— «По-моему» да «по-твоему» — через чёрточку пишется, а «по-евонному» — как ему захочется. Захотел бы к нам докопаться, так и в Ярославской бы достал.
Народ вокруг коптящего, выгоревшего пятна заволновался, сгрудившись плотнее.
— Никак нашли беднягу, — сказал Юра. — Пошли, посмотрим.
— Я такого в жизни насмотрелся, — Богородица покачал головой и присел на выпирающий из земли камень. — А ты иди. Зрелище больное, но поучительное.
Юра кивнул и пошёл к пожарищу один. Ничего поучительного он там не увидел. Пожарный разгребал штыковой лопатой угли, а остальные высматривали, что он выкопает.
— Вон вроде кость торчит, — произнёс копавший, остановившись на минуту. Народ подался было вперёд, но когда боец попытался вытащить находку, она немедленно рассыпалась.
— Вот, Васенька, — констатировала Маруха, — разнесёт тебя ветром, что и хоронить нечего будет.
— Туда копай, — приказал милиционер, прикинув расположение кости. — Если что и уцелело, то там.
— Нашёл, — почти сразу отозвался боец. — Вот он куда забился…
Осторожно поддев лопатой, он поднял чёрный, бесформенный ком. Следователь подставил найденный среди углей покорёженный тазик, находку перевалили туда и склонились над ней.
— Точно, он! Вот позвонок торчит, а это никак бедренная кость. Жопень нашли, чем думал мужик при жизни, то и уцелело.
— Ой, Васенька!.. — заныла сестра.
— Патологоанатому будет в чём покопаться, и ладно, — сказал следователь. — Заливайте, что тут осталось, я покуда показания отберу да поедем.
Заносить Юру в протокол следователь не стал; человек посторонний, понадобится — где его искать? — а дело чистое, пожар не криминальный. На всякий случай записал данные в книжку, а в протокол внёс только местных жителей.
Покуда старухи по одной забирались в милицейский газик, остальные продолжай и судачить. Вопрос теперь стоял о похоронах.
— Гробик попросить маленький сделать, как для младеня. Пахомов сделает, я знаю. Костюмчик у меня есть, Васин и был, токо мал оказался, обувку куплю новую, в гробик сложу аккуратненько, а Васину костку в холстиночку заверну и сверху положу. Так оно и хорошо получится.
— Костюм-то ему зачем? — спросил Юра, перед глазами которого стоял обугленный кусок мяса, оставшийся от бывшего капитан-лейтенанта.
— А как же ён на том свете — голышом будет?
— Ежели он в рай попадёт, там ему казённое выдадут, а если в ад, то и это отнимут.