Дорожная карта. Том 1. От Москвы и до окраин
Шрифт:
– Вы не смотрите, что он как две капли воды похож на прежнего «Пингвина», кроме геометрии и позывного – от старого ничего нет, – с улыбкой и гордостью погладил углепластиковый фюзеляж Александр Александрович, – новый «Пингвин» – невидимка, прилетит к вам в Сибирь уже не за десять часов и уши ватой затыкать не придётся! Самолёт испытали по высшему разряду, я надеюсь, что наш новый самолёт будет понадёжнее любого пассажирского лайнера. Обживётесь – к вам буду летать на охоту. Ну всё, вам пора, мягкой посадки…
Глава 10
В родное село к отчему дому Михаила Ил-14П с изображённым на борту пингвином, подкатил рано утром. У Михаила Михайловича было какое-то смешанное чувство: радость, что он воссоединится со своими многочисленными родственниками, которые жили здесь как одна семья, которые не предадут, протянут руку в трудный момент, поддержат в тяжелую минуту, и одновременно –
Он весь взмок, так стыдно ему никогда не было: «Нет, ещё не вечер. Пусть дадут еще один шанс. Рано ещё нас списывать!».
Так они простояли несколько минут пока винты не остановились. Захарыч, как настоящий друг, очень хорошо понимал Михаила, и готовился поддержать его морально и, зная его душевное состояние, не торопил друга совершить этот нелёгкий шаг – вступление офицера госбезопасности в новый этап жизни – выдержать укоры за всю систему безопасности страны и встать на защиту своей семьи, своей малой Родины.
Первым, кого увидел Михаил, был его отец – Михаил Федорович. Он стоял у калитки, понуро прислонясь к столбу, и угрюмо смотрел из-под мохнатых бровей. Из соседних домов тоже стали выходить родственники Михаила Михайловича и потихонечку подходить к дому Михаила Федоровича.
В салоне самолета завозилась Берта, и стала повизгивать. Захарыч, чуть отодвинул плечом Михаила, и собака выпрыгнула с двухметровой высоты на землю и, не стесняясь, широко растопырив все четыре лапы и разглядывая собравшихся, бесстыдно делала огромную лужу. И это растопило лёд, вначале ребятишки, затем и взрослые начали смеяться. А Берта, слегка поцарапав задними ногами землю, взвизгнула и стала прыгать как безумная. Прыжок вправо, прыжок влево, пробежала вдоль шеренги встречающих и села в центре. Она уже поняла, что остатки своей собачьей жизни она проведет в этих райских местах. И ей стало хорошо и весело! Михаил Федорович, подошел к собаке потрепал по холке, протянул руку и сказал: «Ну, давай знакомится. Что ж твои хозяева и с тобой, как и с нами, не по-человечески. Столько парили тебя в этой развалюхе?»
Берта ему не ответила, что еле-еле выдюжила, положила в протянутую ладонь лапу, не мигая уставилась своими бархатными коричневыми глазищами в глаза Михаила Федоровича, потом лизнула его в нос и побежала знакомиться с остальными. Маска напряженности сползла с лиц встречающих «блудного сына», все заулыбались – всё внимание на собаку, Михаил Михайлович, взял на руки дочку и осторожно спустился по спущенному Юрием Николаевичем трапу на родную землю.
Холодок встречающих рассеялся и хозяин дома, Михаил Фёдорович, вдруг засуетился: «Да что это то, мы, как не родные, не по-нашему, не по-сибирски встречаем наших командиров. А ну, мойтесь с дороги, да за стол, угостимся чем Бог послал, Игорёк, ты собачку-то, настоящую героиню, давай угости вкусненьким.
Михаил с дочкой на руках подошел к отцу: «Ну что ты, отец, засуетился, давай обнимемся, что ли?» – обнял его и прижал к груди.
Отец затих, и Михаил почувствовал, как сбилось у отца дыхание и услышал сдержанные рыдания мужественного, очень смелого, много видевшего и пережившего человека: «Клянусь отец, они заплатят мне за эти слёзы».
Скулы свело и у Михаила Михайловича. Что бы самому не разрыдаться от злобы и бессилия, он попытался рассмеяться, но это у него плохо получилось, и всё-таки одна слеза предательски заблестела на щеке.
Отец Михаила Михайловича был невысокий широкоплечий человек лет за шестьдесят, со светлым умом и хорошим здоровьем. А Михаил Михайлович, переняв уральскую силу отца и его дубовую кряжесть, получил от матери тонкие черты лица и высокий рост.
К сожалению, его матери не посчастливилось увидеть своего сыночка – она умерла за несколько минут раньше, чем он появился на свет. Эту трагедию отец долго не мог пережить и в том, что случилось, винил только себя. Михаил Фёдорович, его отец и его дед, а может корни уходили ещё глубже в седые века, занимались камнями. Они бродили от весны до осени по горам, впитывали в себя красоту окружающего мира, а вместе с этим и здоровье, искали самоцветы, не отказывались и от самородков желтого цвета. Возвращались с белыми мухами, «бегом» заготавливали дрова на суровые, снежные зимы, и начинали из этих камней извлекать земную красоту, спрятанную в обычных для неопытного глаза больших и малых булыжниках. Они открывали досель неизвестные красоты, которые мир ждал миллионы лет. В их умелых руках рождались шедевры: шкатулки, вазы, блюда. Делали они и украшения. А Михаил Фёдорович освоил инкрустацию: из отдельных срезов самоцветов собирал картины необыкновенной красоты.
Однажды в конце лета, когда Михаилу Фёдоровичу исполнилось тридцать лет, он решил отправиться на Алтай, поискать там самоцветы. Он настолько увлекся поиском, что не заметил, как землю укрыло белое покрывало. Возвращаться назад домой – безумие. Стал вспоминать селения, в которых бывал, стал прикидывать, до какого хватит сил с таким багажом доберётся. Вдруг, перед глазами встал девичий лик, необыкновенной красоты: огромные тёмно-синие глаза, высокий прямой лоб, на губах – загадочная улыбка «Джоконды» и зовущий куда-то в неизвестность взгляд, всё это на фоне чистой тихой, неширокой реки и старых мудрых седых гор на заднем плане. Он её увидел неожиданно, в первый миг даже успел испугаться. Михаил Фёдорович так увлекся распадком камней, приносимых по весне с гор ледоходом и сбрасывающих их в отвал на крутом повороте у скалы, что не заметил, откуда пришла эта девушка, как появилась на том берегу – берег был равнинный, и к этому месту по открытому пространству надо было идти не менее получаса.
Он распрямился и долго смотрел на это видение. Это девушка, этот пейзаж – да ведь это готовая тема для картины. Правда, до этого он писал для себя пейзажи акварелью в перерывах между обработкой камней, но теперь он свою новую картину уже видел на стене, инкрустированную срезами самоцветов. Он вздрогнул, как бы очнувшись от видения. Но на противоположном берегу стояла живая девушка. И он понял, что это его судьба. Но когда девушка опустила голову и медленно, обходя камни, стала уходить, он не смог не только побежать за ней, но и окликнуть её. Она ещё долго шла вдоль реки, потом повернула в сторону гор. Когда, наконец, Михаил Федорович очнулся, быстро поднялся на уступ скалы, чтобы продлить чудное видение, она исчезла. «Да, хозяйка медной горы, кстати, места и похожи на Бажовские, хотя это и Алтай», – пронеслось у него в голове. Он спустился к кучке отобранных камней, интерес к ним сразу приуменьшился, отобрал из них только с десяток самых больших, положил в рюкзак, закинул на спину и побрел вдоль русла реки.
Он отметил это место на карте, и, если срезы камней будут соответствовать его воображению, он обязательно вернется сюда. От того места, где ему было видение, он ушёл километров на двадцать к северо-западу, по подошве гор. В горах ночь быстро сменяет день. Надо было развести костер, разбить палатку и на ночь заготовить дрова. Но им овладело какое-то оцепенение и жуткая тоска. Не снимая рюкзака, он долго сидел на валуне, пока не почувствовал, что холод стал добираться до костей. Вдруг он вскочил, высыпал все набранные камни возле валуна, на котором он сидел, и почти бегом отправился назад. Он шёл всю ночь без остановок. От быстрой ходьбы вся одежда взмокла и от неё шел пар. Он часто спотыкался на камнях, иногда даже падал. Никаких мыслей в голове не было, перед глазами стояла картина предыдущего дня – горы, тонкая лента речки и сидящая на камне синеглазая девушка. Иногда он двигал руками как художники, колдующие над своими полотнами. Несколько раз его посещала мысль, сможет ли он её отыскать, но он её гнал от себя, надеялся на чудо. Когда до места, куда Михаил Федорович нацелился, оставалось не более полукилометра, до слуха долетело тоненькое пчелиное жужжание – это звенел лодочный мотор. Он остановился, прямо на него по речке шла небольшая дюралевая лодка «казанка». На лодке сбросили обороты, и двигатель заглох. Ещё некоторое время она плыла по инерции. Вскоре под плоским дном лодки зашуршал песок. В лодке сидел пожилой человек в тулупе, шапке-ушанке и в валенках с галошами. После минутного молчания, он лёгким кивком головы пригласил Михаила Фёдорович в лодку. Тот кинул на нос лодки свой рюкзак, вытолкнул лодку на глубину и сам запрыгнул в лодку, уселся на переднюю скамейку лицом по ходу, спиной к хозяину лодки. Взревел двигатель «вихрь», лодка заложила крен, развернулась и быстро помчалась по ровной глади реки. Вскоре слева показалась узкая протока, лодка погасила скорость и вошла в эту протоку, которая резко поворачивала влево. Берега сразу стали высокими, скалистыми.