Достать василиска!
Шрифт:
И, ободренная, я снова запела. С чувством, с душой… Подперев кулачком щеку и задумчиво глядя вдаль. Ну ладно, не вдаль, а на пучеглазую нечисть в камере напротив, но это все такие мелочи, когда вдохновение нахлынуло.
Мертвяки круго — о-ом,
Кладбище дрожит,
В склепе за угло — о-ом
Некромант лежит
И набравшись си — и-ил,
Чуя смертный час,
Ведьме с топоро — о-ом
Отдал
Зомбяков вон те — е-ех
Подпали огнем,
И умертви — я-а — а
Заруби — и-и потом.
А затем беги — и-и
Вдоль стены глухой,
Под ноги смотри — и-и — И уйдешь живой…
Чесун самозабвенно подвывал, охранник вздыхал, почесывая свой седой затылок, а я пела и чувствовала, что эта песнетерапия действительно работает. Слезы высохли, взгляд прояснился, и голос, которого стеснялась многие годы, казалось, стал чище, сильнее, увереннее. Не идеальный, конечно, но и не такой уж кошмарный, как думалось раньше. Когда я замолчала, в блоке предварительного задержания повисла тишина. Не гнетущая, нет. А какая-то… приятная даже. Ночь, песня, мы втроем — почти дружеские посиделки, если закрыть глаза на решетки.
— Хорошая… «колыбельная», — усмехнулся дедок, подкрутив свои роскошные усы.
— Хор — р-рошая, — согласно проурчала нечисть.
— А мне правда полегчало, — призналась я, благодарно взглянув на охранника. — Спасибо вам.
Тот снова усмехнулся и, развалившись в кресле, задумчиво посмотрел на меня.
— Тебя как сюда занесло-то, ведьма Катарина? — спросил по — доброму, без издевки или ехидства.
И я, помедлив всего пару секунд, все ему выложила. Просто потому, что с хорошим человеком ничем поделиться не жалко, а еще… очень уж хотелось выговориться. Охранник слушал, качал головой, изредка задавал какие-то вопросы и пил стакан за стаканом, постепенно опустошая графин.
— Да уж, девка, не повезло тебе, — подтвердил старик то, что я и так знала. Мы синхронно вздохнули, причем все втроем. Чесун тоже слушал и тоже сочувствовал, выражая это в коротких, но громких «Вот стер — р-рва!», «Вот поганее — е-ец!» и «Вот же невезуха — а-а!».
— Кроме штрафа за безбилетный проезд тебе еще и сопротивление при аресте с побегом приписали — леший наш на тебе зло сорвал за гнев градоначальника. Так что будешь сидеть на нарах дней тридцать, если залог не внесут или кто-нибудь достаточно уважаемый не возьмет тебя на поруки.
— Да кому я нужна-то? — снова стало так грустно, что сердце сжалось, но слезы на этот раз удержать я все же смогла.
— Сирота что ль? — сочувственно спросил охранник.
— Нет, но…
— Ну так пиши письмо родным, я утром отправлю с голубиной почтой им весточку, — обрадовался он. — Приедут, заберут тебя. И сидеть в тюрьме не придется.
— Да лучше уж я посижу, — проворчала, потупившись.
— Не понял, — честно признался дедок.
— Не заладилось у нас с родными, — тяжело вздохнула я. — Как только магический дар у меня открылся, так и… не заладилось. Отец с мамой ведьм на дух не переносят, а я всегда мечтала стать одной из них. С тех пор, как свора разъяренных собак меня чуть не разорвала. Я совсем мелкая тогда была, перепугалась жутко. Меня именно ведьма спасла. А родители вместо благодарности ее в организации покушения обвинили и стражам порядка сдали. Представляете?!
Охранник нахмурился и, немного помедлив, кивнул. Представлял, видать.
— А потом что с ведьмой стало? — подал голос из своего угла чесун.
— Тетя сказала, что ее отпустили
— Малоприятно, но… действенно! — высказался в защиту своих старик.
— Да я не спорю, что действенно. Но ведь обидно, что женщине, которая спасала меня, рискуя собственной жизнью, вот так… через все это пройти пришлось. Из-за моих родителей!
— Ты, девка, их тоже попробуй понять. Ведьмы — народ темный, что в голове вашей крутится — сам черт не разберет. Вдруг бы и правда она весь спектакль устроила, чтобы к тебе в доверие войти? Одаренных колдовки чуют, а некоторые учениц ищут.
Я упрямо мотнула головой, не соглашаясь. Пусть мне тогда было всего шесть, но я чувствовала своим перепуганным сердечком, затуманенным от страха разумом, а главное, магическим даром — не виновата была та женщина! Но кто ж меня тогда слушал?
— По — моему, всему виной предрассудки, — немного помолчав, сказала я охраннику. — Отец терпеть не может ведьм, хотя к магам относится вполне спокойно, и поступи я в школу стихийников — слова б против не сказал. Мама… хм. Она у меня вообще всех ненавидит, строгая, неласковая. Но ведьм ненавидит больше других. Уж не знаю, чем им так не угодили представительницы моей профессии, но в попытке не допустить моего поступления в Идорскую школу, родители попытались выдать меня по договоренности за сына отцовского друга. А мне… мне всего шестнадцать было! И да, я не могу их понять. До сих пор не могу, — горько улыбнулась, чувствуя, что снова плачу. Беззвучно, как не получалось ранее.
— Вот монстр — р-ры, — посочувствовал чесун, не забыв добавить к фразе свое излюбленное «вот».
— М — да, — запустив пятерню в густые седые волосы, только и сказал старик.
И мы снова замолчали. Я думала о прошлом, вспоминая тот жуткий день, когда мама принесла мне свадебное платье и, швырнув его на кровать, заявила, что завтра я стану достойной женщиной: законной женой и будущей матерью. Отец тоже меня предал, а ведь я ему по наивности рассказала о своей мечте поступить в начальную ведическую школу, чтобы потом, отучившись там четыре года, без экзаменов перейти на вторую ступень и получить диплом.
Мне хотелось реализовать свои магические способности, родителям — их заблокировать. Они даже договорились с опальным целителем, который за приличную сумму согласился совершить это противозаконное действо. Но тетя Фло успела меня предупредить об их жутких планах, и в ночь перед свадьбой я сбежала из дома, прихватив кое — какие вещи, медальон с портретами тех, кто меня так жестоко предал, и кошель, приготовленный Флоранс. Она одна меня всегда понимала и заботилась. Да и лаской одаривала куда чаще, чем собственная мать. Если бы не тетя, не знаю, как бы я тогда все это пережила. Она и потом меня поддерживала. Ровно два года, пока не вышла замуж и не уехала за мужем в Азийские земли, расположенные на юге нашего огромного королевства.
А вот родители, прилюдно объявив, что после того, как я их опозорила, дочери у них больше нет, не заглянули ко мне ни разу. Так что в некотором роде я и правда сирота… у которой один облезлый оборотень украл билет! А вместе с ним и шанс на бесплатное обучение и проживание в МАРиС!
Мысль о Каине разбавила грустное настроение злостью. И я снова запела, желая успокоиться. Меня поддержали два голоса: старческий и скрипучий. Так мы и просидели втроем до рассвета, заполняя тишину музыкальным репертуаром, в котором было все: от заунывных баллад до веселых частушек. За этим занятием нас и застала утренняя смена, притащившая с собой парочку новых арестантов. Кто бы видел их вытянутые лица! Особенно после заводного танца на нарах, исполненного вошедшим во вкус чесуном.