Досужие размышления досужего человека
Шрифт:
О бережном обхождении с женским полом
Однажды я спросил знакомую даму, что лучше: старомодно провести медовый месяц целиком или ограничиться выходными?
— По-моему, нет ничего лучше длинного медового месяца, — отвечала она после некоторого раздумья.
— Однако чем дальше, тем они короче. Примета времени.
— Примета времени, — возразила моя собеседница, — закрывать глаза на то, к чему стоило бы присмотреться. Чем скорее мужчина и женщина с этим покончат — к добру или к худу, — тем лучше.
— Покончат с чем? — удивился я.
Да уж, привычка
Она подошла к окну и выглянула наружу.
— В древности существовал обычай, — начала она свой рассказ, разглядывая мокрый тротуар, — когда молодые люди, влюбленные друг в друга, или воображающие, что влюблены, проводили первую брачную ночь в храме. Извилистыми темными коридорами жрец приводил пару в огромный зал, где звучал голос их божества, и запирал массивную дверь, оставляя новобрачных одних. Там, во тьме, они приносили богам свою жертву. В эту ночь голос божества вещал о будущем: верен ли их выбор, уготована ли их любви долгая жизнь или скорая смерть. Утром священник выводил молодых из храма, однако никому не разрешалось расспрашивать их о том, что сказал голос, а им следовало хранить тайну.
Нынешний обычай проводить медовый месяц в Брайтоне, Швейцарии или Рамсгите — в зависимости от предпочтений и толщины кошелька — кажется мне подражанием той ночи в храме перед алтарем забытого божества. Молодые вступают в брак, мы желаем им счастья и осыпаем рисом, и вот уже жених и невеста машут нам из окна коляски. Мы отправляемся по своим делам и спустя некоторое время снова встречаем молодоженов. Их лица осунулись и погрустнели, и нас мучает вопрос: о чем вещало им божество в те дни, когда они выпадали из поля нашего зрения? Увы, спрашивать не принято, да они бы и не признались.
Рассмеявшись, моя приятельница отошла от окна и заняла место за чайным столиком. Гости продолжили разговор о пьесах, картинах и общих знакомых.
Впрочем, с каким бы пиететом я ни относился к мнению уважаемой приятельницы, не стоит воспринимать ее слова слишком буквально.
Женщинам свойственно смотреть на жизнь с чрезмерной серьезностью — бог знает почему.
Джек и Джил [16] кубарем катятся с холма, набивая шишки и сдирая колени, расплескивая воду, которую набрали с таким трудом.
16
(Английская детская считалка. Пер. С. Маршака.)
— Хватит реветь, что за ребячество, — одергиваем их мы, взрослые, привыкшие смотреть на жизнь философски. — Берите ведерки — и вперед!
Маленький Джек и маленькая Джилл, потирая заплаканные глаза и ободранные коленки, снова лезут в горку.
— Глупышки, — беззлобно смеемся мы им вслед, — нашли из-за чего расстраиваться. Учитесь терпеть. Подумаешь, расшибли лоб. От этой малышни столько гвалту!
Но когда мы — повзрослевший седоусый Джек и Джилл с мелкими морщинками вокруг глаз — летим с холма, проливая воду, — вот где трагедия. Солнце меркнет на небе, реки текут вспять. Мистер Джек и миссис Джилл скатились с холма — одному Богу известно, что они там делали. Камешек попал под ногу — происки темных сил, не иначе! Мистер Джек и миссис
Перестаньте, Джек и Джилл, ваши терзания не стоят выеденного яйца. Придется вам снова подняться на холм и наполнить ведро. В следующий раз будете смотреть под ноги.
Наш мир состоит из смеха и слез, поцелуев и прощаний. Относитесь к нему проще, ведь в целом жизнь — приятная штука.
Смелее, приятель, военная кампания — не только барабаны, флейты и прощальный кубок. Когда-нибудь передышка заканчивается, и снова марш, снова бой. Бивуак посреди виноградника, веселые ночи у лагерного костра, нежные ручки приветственно машут вслед, ясные глаза туманятся слезами. Тебя пугает музыка битвы? Вперед: одним медаль, другим — скальпель хирурга, и всем нам, рано или поздно, шесть футов сырой земли. Чего бояться? Смелее, приятель!
Можно прожить жизнь с сытым равнодушием аллигатора, можно — с обостренной чувствительностью серны.
Мой философствующий друг, не стоит утешать отца над гробом сына, разглагольствуя о том, что ничего нельзя изменить, ибо это утверждение не совсем верно: изменился сам отец. Солдату с пулей в шее никогда не стать прежним. Он смеется, пьет вино, скачет на лошади, но вечерами, когда меняется погода, боль одерживает верх, и вы находите его на диване в темном углу.
— Что с тобой, дружище?
— Ничего страшного, старая рана, почти прошло.
Тихо закройте дверь. Дайте ему побыть одному. Еще в этом сезоне он вернется в свой гольф-клуб, вы с готовностью дадите ему десять очков форы, и вскоре он обретет былую форму. Однако всякий раз — встречая сыновей своих приятелей; слушая Брауна, когда тот, захлебываясь от восторга, станет хвастать крестом, который заслужил его шалопай Джим; поздравляя со сдачей экзамена старшего сына Джонса, — он будет терзаться болью. Постепенно боль утихнет, и он снова научится смеяться чужим историям и рассказывать свои, с аппетитом обедать и раскладывать пасьянс. В конце концов раны затягиваются.
Смиритесь с тем, что Томми никогда вам не достанется, а Дженни ни за что вас не полюбит. Не хватает на бордо — пейте пиво. Довольствуйтесь тем, что есть. Стоит ли сетовать на судьбу? Сколько можно рыдать и заламывать руки? Скоро придут Смиты, и мы славно поболтаем о последних спектаклях и выставках. Где одеколон? Где щипцы для завивки? Мы же не собираемся сводить счеты с жизнью прямо сейчас! Банановая кожура или засорившаяся каминная труба — рано или поздно судьба сама избавит нас от хлопот.
Что, так и будем хандрить, Джек и Джилл? Ни разу не улыбнемся и скоро совсем зачахнем, и сгинем во цвете лет, ибо мир жесток, жизнь печальна, а небеса не слышат наших молитв? О Боже, Боже, бедные мы, несчастные!
Мы носимся с каждой царапиной. А вот нашим предкам было недосуг распускать нюни — они непрестанно сражались за жизнь. Смерть и несчастье ждали за порогом, и люди учились презирать их. Мы же только и делаем, что, сидя в тепле и довольстве, растравляем свои пустяковые ранки. Кольнуло в боку, защемило сердце — нам уже мнится, что мы на краю могилы. Чтобы пробудить в Гамлете чувства, которые в современном поэте рождает недовольная гримаса певички или скачок цен на бирже, потребовалось угробить его отца, утопить возлюбленную, обесчестить мать. И чем легче наша жизнь, тем в более мрачном свете она нам представляется. Матросы Одиссея встречали смехом раскаты грома и восход солнца; нынешнему изнеженному моряку не в радость ни солнце, ни дождь, они лишь пугают его, переполняя жалостью к себе.