Доверься мне
Шрифт:
— Стелла-Кнопка, здесь доктор. Она поможет тебе.
Стелла прижимается ко мне щекой.
— Ладно.
Она дрожит, и я целую ее в висок перед тем, как посмотреть на Стерн.
— Исправь ее, док. Сделай это быстро.
Стерн явно озадаченно улыбается.
— Она не сломана, Джакс. Просто заболела.
Может, это и правда, но пока Стелле больно, мне все кажется неправильным.
СТЕЛЛА
Есть болезнь, а есть пребывание в аду. Последнее — мой
Мой разум дрейфует, боль накатывает и отступает, горю и слышу странные звуки. Я знаю, что со мной Джон. Чувствую твердую силу его тела рядом со своей мягкой, горячей массой. Слышу его голос: его великолепный, гладкий как янтарный мед, голос, приказывающий меня пить, просящий поднять руки, когда Джон натягивает чистую, прохладную футболку на мое истерзанное тело, уверяющий, что я скоро поправлюсь.
Ха. Ложь. Боль в горле ощущается как битое стекло и медленно движущаяся лава.
Я все равно льну к нему. Он — единственный островок безопасности и комфорта в полном боли мире.
Потом приезжает доктор. Я даже не знала, что врачи выезжают на дом. Она говорит, что является персональным медиком группы. Часть меня хочет рассмеяться: еще бы, у Джакса Блэквуда в полном распоряжении доктор. Но мне слишком больно, и я слишком слаба, чтобы делать что-то еще, кроме как отвечать на вопросы тихим хрипом, который едва ли звучит как нормальные слова.
Пока врач меня осматривает, говорит что-то важное. Просто мне все равно. Я сделаю все, что она хочет, лишь бы избавиться от боли и жара. Она берет мазок из горла и уходит. Джон возвращается, заливая жидкость в мое горящее горло.
После этого все как в тумане. Я знаю, что он здесь. Он ложится рядом, успокаивающе скользя руками по моим влажным волосам. Это слишком хорошо, и я придвигаюсь ближе. По сравнению с моим пламенем он холоден. Обнимая, Джон притягивает меня к своей груди. Головой нахожу изгиб там, где его плечо встречается с рукой. Идеальное место для отдыха, и я со вздохом расслабляюсь.
Не знаю, как долго мы так лежим. Просто понимаю, что проходит какое-то время. Он дает мне антибиотики, которые прописала доктор, помогает сходить в туалет, когда я в этом нуждаюсь. Помогает вернуться в постель, когда заканчиваю. Мы всегда оказываемся в одном и том же положении. Его пальцы запутаны в моих волосах, моя рука под его рубашкой, чтобы касаться гладкой, прохладной кожи.
Любое чувство неловкости сгорает вместе с лихорадкой. Мир сужается до боли и попыток убежать от нее. Стараюсь переключаться на Джона. Он заботится обо мне. Температура достигает пика посреди ночи, и он рядом: вытирает мои руки холодной тряпкой, которая обжигает кожу.
— Тихо, — шепчет он в темноте. — Мы охладим тебя, Кнопка. Расслабься.
Этот голос — мягкий и нежный — успокаивает, заставляет делать то, что от меня хотят. Я концентрируюсь на нем всю ночь и все утро.
Не знаю, почему он не уходит, но спросить боюсь. Вдруг подкину ему идею. Поэтому причина не важна, лишь бы он задержался. И он задерживается, понятия не имея, что это значит для меня. С тех пор, как умерла мама, за мной никто так не ухаживал. В глубине души я хочу,
Но я не говорю ни слова. Прижимаюсь, как слабая женщина, коей и являюсь.
В какой-то момент на следующий день он побуждает меня съесть немного супа. Я, как плохой пациент, отталкиваю его руку с рычанием каждый раз, когда чертова ложка оказывается перед лицом.
— Если ты прольешь суп, — говорит он мне с улыбкой в глазах, — нам придется отвести тебя в душ.
Я смотрю на него с зажатой между губами ложкой, а потом откидываюсь на подушки.
— Вообще-то мне нужно в душ. Чувствую себя паршиво.
Джон отставляет суп, от которого я уворачиваюсь последние полчаса.
— Тогда давай искупаем тебя.
— Я сама, рокер.
Он стреляет в меня упрекающим взглядом.
— Сегодня у меня уже был с десяток возможностей посмотреть на тебя голую. — Джон встает и протягивает руку. — Поверь, я в этом не заинтересован.
Я смотрю на него.
— Почему? Что не так с моим телом?
Он усмехается.
— Ты сейчас серьезно? Стелла-Кнопка, у тебя чертовски красивое тело. — Горящими глазами он осматривает меня сверху до низу. — В любое время и в любом месте, где бы тебе ни захотелось раздеться для меня, я появлюсь. На блюдечке с гребаной голубой каемочкой. Но не когда ты больна. Мы разденемся, когда ты будешь здорова и захочешь этого. Будешь этого жаждать.
Боже, как он смотрит на меня. Как будто в подробностях представляет себе это. Словно одурманен идеей. Хотя опять же, я ведь тоже ею одержима. Прямо сейчас я не знаю, что сильнее влияет на меня: жар или он. Может, и то, и другое.
— Мы не разденемся.
Я бы хотела, чтобы это прозвучало более уверенно.
Изгибая уголки губ, ему не удается скрыть веселую улыбку в глазах.
— Не сегодня. — Он хватает меня за руку и тащит вверх. — И все же я иду в душ вместе с тобой. Не обижайся, но ты вроде как воняешь.
Моя голова словно налита свинцом и, прислоняясь к Джону, толкаю его в ребра.
— Задница.
Он с улыбкой отводит меня в ванную.
— И подумать только, женщины заявляют, что хотят полной честности.
— В некоторых ситуациях молчание приветствуется.
Джон хихикает, а потом готовит душ. Он покидает меня, но настаивает на том, чтобы остаться у двери снаружи.
— Позови, если возникнут проблемы. Я серьезно, — наставляет он командным тоном. — Если закружится голова. Если хоть немного пошатнешься, зови. Я закрою глаза, если ты волнуешься о том, что увижу твое тело, но я не позволю тебе упасть и пораниться. Ладно?
— Да, сэр. — Я слабо ему салютую. Правда в том, что моя голова становится тяжелее, и мне нужно вымыться до того, как осяду на пол.
Я принимаю быстрый душ. Не могу задерживаться так надолго, как хочу. Тело словно весит тысячу фунтов, и горло до сих пор болит. Я хочу прилечь, но прохладная вода восхитительна.
В какой-то момент Джон заносит для меня чистую одежду. Она стоит аккуратной стопкой на полу у двери. Я не в восторге от того, что он копался в моем ящике с нижним бельем, но все равно благодарна.