Довод Королей
Шрифт:
Сандер по-кошачьи потянулся, разминая затекшие мускулы, и пригладил взъерошенные волосы.
Где-то неподалеку запела труба, что-то лязгнуло, грохнулось, покатилось, раздалась забористая ругань, затем топот. Проснувшийся город осознавал случившееся и готовился к обороне. Того, что кому-то придет в голову послать стрелков к арбалетам, Сандер не боялся. Сейчас полупроснувшихся офицеров занимают дарнийцы, штурмующие наружные укрепления. Стена там хоть и толстая, но не очень высокая, а три выносные башенки, объединенные земляными насыпями в некое подобие серпа, связаны с Кер-Септимом тремя проходами, через которые, не имея ничего лучшего, можно попробовать прорваться в город. Это не столь уж и опасно для осажденных, но меры принять они должны, а для этого нужно время.
«Волчата» не сводили напряженных глаз
2886 год от В.И.
Утро 23-го дня месяца Лебедя.
Оргонда. Ньер
Клавдий, епископ Лагский, исполнявший в ифранском походе обязанности исповедника Его Величества, был весьма озабочен собственным будущим. Последние двенадцать лет судьба насмехалась над толстым и важным клириком, как возчик над ослом, перед носом которого болтается морковка. Морковкой для Клавдия была кардинальская мантия. Когда его, сравнительно молодого и подающего надежды, направили альтерусом [99] к Евгению, Клавдий был уверен, что года через три, от силы пять он станет кардиналом Арцийским и окажется в одном шаге от вожделенного архипастырского посоха. Увы, кашляющий и задыхающийся Евгений оказался живуч, как стая кошек.
99
Альтерус – клирик достаточно высокого ранга, состоящий доверенным лицом при особе кардинала, главы ордена (кроме циалианского) или Архипастыря. В первом случае назначается конклавом, во втором – собранием первых лиц ордена, в третьем – единолично Архипастырем.
Несколько раз кардинал валился с ног с жесточайшим приступом своей болезни, но, пролежав две-три кварты, кряхтя, поднимался и с удвоенной энергией принимался за дела. Но этого было мало! Несносный старик, мало того что не желал умирать, невзлюбил Клавдия всеми фибрами души и превратил его жизнь в сущий ад. Бывший секретарь Евгения Жан Тонро, умный и достойный человек, ныне перебравшийся в Кантиску, предупреждал Клавдия о том, что его ждет, но он не верил, полагая, что в Тонро говорит обида. Если бы!
Его Высокопреосвященство ни в грош не ставил советы епископа, если дело было спорным, он выслушивал мнение альтеруса и поступал наоборот. Все посвященные прекрасно знали: если хочешь чего-то добиться от кардинала, ни в коем случае нельзя обращаться к тому через епископа Клавдия. Это было досадно, так как в Кантиске будущий епископ был первым ходатаем конклава [100] и привык к подаркам и подношениям. Евгений же не только лишил его законной доли доходов, но и выставил на посмешище. В довершение всего кардинал, смотревший сквозь пальцы на прегрешения мирян и большинства собратьев, как мог придирался к альтерусу, вынуждая любящего хорошо покушать и понежиться в постели епископа блюсти посты и участвовать в ночных бдениях и дежурствах. А вот к делам государственным он его и близко не подпускал.
100
Ходатай конклава – клирик, который представляет к рассмотрению конклавом дела, заслушиваемые в отсутствие их участников. От того, как будет доложен вопрос, во многом зависит и решение.
Неудивительно, что Клавдий желал своему патрону поскорее предстать перед высшим судией и даже предпринял в этом направлении кое-какие шаги. Но то ли Евгений приучил себя к ядам, то ли его взяла под свое крыло удача, но четыре предпринятые альтерусом попытки ни к чему не привели. Когда же во всеуслышание было объявлено, что кардинал Арции назвал своим преемником Жоржа Мальвани, Клавдий пал духом и даже написал в Кантиску слезное письмо с просьбой отозвать его в распоряжение конклава.
Увы, возвращаться было некуда. Хлебная должность, которую он некогда покинул, была давным-давно занята, и ее нынешний обладатель не намеревался с ней расставаться. Альтерус кардинала Арции считался весьма значительным лицом, места, которые он мог бы занять, были наперечет, и ни одно из них не пустовало. Клавдий остался в Арции, страстно ненавидя и вздорного старика, и красавца Мальвани.
Казалось, фортуна сменила гнев на милость, когда во время реставрации Лумэнов Евгений приказал доставить герцогу Ларрэну послание брата. Мальвани, приходившийся дядей виконту Малве, последовавшему в изгнание за Филиппом, находился под наблюдением, равно как сам кардинал, и Его Высокопреосвященство был вынужден обратиться к Клавдию.
Епископ долго думал, отвезти ли ему письмо по назначению или же передать Агнесе или Раулю ре Фло. По здравом рассуждении решил отвезти. Дыня и Король Королей при всем желании не смогли бы казнить кардинала за измену, но они наверняка бы дали понять, что письмо в их руках. Евгений неминуемо бы догадался, как оно к ним попало, и упек предателя в отдаленный дюз. Законы церкви строги и немилосердны к клирикам, не исполнившим приказы вышестоящих, и Клавдий, дрожа от страха, отвез послание Жоффруа.
Как ни странно, Тагэре победили, и Клавдий стал ждать королевской благодарности. Увы, Филипп был не из тех, кто поименно вспоминает всех, оказавших ему помощь. Да, изначально победитель благоволил к Евгению, но старик меньше всего думал о королевских милостях. Не прошло и двух месяцев, как кардинал рассорился с королем в пух и прах из-за родичей королевы и, как поговаривали, убийства безумного Пьера Лумэна. Дальше – хуже. Филипп собрался воевать, и с ним в качестве исповедника должен был идти Жорж Мальвани. Жан воспрянул духом – воинственные замашки брата маршала были известны. Никто не сомневался, что Жорж полезет в сражение, и... Клавдий подумывал, не подослать ли кого, дабы тот с помощью вовремя пущенной стрелы превратил возможность в неизбежность. И надо же, проклятый Евгений разболелся! Кардинал наотрез отказался отпускать от себя своего преемника, полагая (и справедливо), что, умри он, когда Жорж будет в Оргонде, а Клавдий в Арции, последний постарается усесться в кардинальское кресло до возвращения соперника. Исстрадавшуюся епископскую душу грело лишь то, что смерть Евгения отнюдь не означает немедленного назначения Жоржа, однако старик опять выкрутился.
Единственным светлым пятном в череде неприятностей было то, что, вырвавшись из-под надзора Его Высокопреосвященства, альтерус получал возможность вволюшку есть и спать. Увы! Сумасшедший Филипп своими стремительными переходами и более чем скромным запасом съестного сводил на нет и эту возможность. Короче, все было весьма печально, и Его Преосвященство пребывал в самом дурном расположении духа, несмотря на откормленного цыпленка, добытого братом Вениамином. Однако судьба порой улыбается даже тем, кто впал в отчаянье. На сей раз она обратила свое благосклонное внимание на несчастного слугу Божия и явила ему своего вестника в лице неприметного человека в одежде дарнийского наемника, проскользнувшего к Его Преосвященству мимо бдительного брата Вениамина.
Незнакомец молча положил среди обглоданных костей письмо. На зеленом воске был оттиснут коронованный селезень и поверх него жемчужница. Трясущимися руками епископ вскрыл послание и не поверил своим глазам: король Ифраны предлагал ему пять тысяч ауров за помощь. Он, исповедник Его Величества Филиппа, именем Церкви должен всячески склонять короля к миру, а также (с помощью слова Божия и презренного металла) убедить членов королевского совета согласиться на предложения Авиры. Мало того, Жозеф словно бы случайно ошибся, написав в одном месте вместо «Ваше Преосвященство» «Ваше Высокопреосвященство». Это был намек. А епископ Клавдий понимал намеки превосходно. Несколько раз перечитав послание, клирик повернулся к посланнику:
– Творец страдает, глядя, как чада его истребляют друг друга в братоубийственных войнах. Я не премину сделать все от меня зависящее, дабы остановить кровопролитие. Благодарю Его Величество за пожертвование в пользу бедных Арции.
– Его Величество не сомневается, что золото Ифраны будет истрачено к вящей славе Божьей, – поклонился посланец. – Когда я смогу узнать, кто из советников и полководцев Его Величества Филиппа думает о спасении души, а не о грехе смертоубийства, и во сколько сие обойдется?