Довольно Странные Истории
Шрифт:
Драконы мыслили и вовсе глобально, признавая себя как за Лао-Цзы, так и за все прочее, исчерпывающееся исключительно Дао и Дэ. По слухам, при встрече в изначальных пропорциях, Конфуций, Буйвол и драконы должны были взаимно аннигилировать, высвободив колоссальное количество энергии. Однако конец света в очередной раз не случился. Помехой явилось отсутствие единства борющихся противоположностей – при одной мысли об алмазном браслете Буйвола, Конфуций впадал в прострацию и терял не только способность передвигаться, но и половину своей концентрации, делая полное взаимное уничтожение невозможным.
К счастью, вскоре неподалеку образовался Будда, концентрация и пропорции которого позволили изжить сумрачные хвосты Лао-Цзы путем их просветления и преобразования энергии в запах цветущих
Странность №15: Циолковский
До революции моя мечта не могла осуществиться. Лишь Октябрь принёс признание трудам самоучки: лишь советская власть и партия Ленина—Сталина оказали мне действенную помощь. Я почувствовал любовь народных масс, и это давало мне силы продолжать работу, уже будучи больным… Все свои труды по авиации, ракетоплаванию и межпланетным сообщениям передаю партии большевиков и советской власти – подлинным руководителям прогресса человеческой культуры. Уверен, что они успешно закончат мои труды.
Константин Эдуардович Циолковский, письмо от 13 сентября 1935 года к И. В. Сталину
Заскорузлым умишком ощупывая пространство внутри собственного черепа, Константин кроме катышков жеваной бумаги и сломанных перьевых ручек обнаружил черный ход, ведущий в Рай. Константина находка испугала до чрезвычайности. Почти привыкший к грустной темноте своей оглохшей жизни, он понял, что отныне не сможет ею удовлетворяться. Невозможно забыть о лазейке, ведущей к небесному царству, выстроенному прямо перед глазами, золотящемуся под тонкой пеленой легчайших перистых облаков.
В мучительных судорогах пролежал Константин три дня – ровно столько времени понадобилось, чтобы его мозг, по-змеиному извиваясь, сбросил отмершую кожу. Константин задыхался и захлебывался слезами, пока смешанные с кровавой слизью клочки кожи выходили из его носа. Утром четвертого дня, после очередной бессонной ночи, Константин почувствовал, что судороги отступили, нос его свободно дышит, а глаза сухи. Изможденный болезненной линькой, он уснул.
Константину снилось, будто пытается он протиснуться через узенький лаз в своей голове прямо в Рай, срывает ногти, царапает плечи, ползет по миллиметру, но никак ближе к небу не становится. А за спиной голос слышится печальный: «Костя, не надо. С черного хода только ворье лезет». Проснувшись, Константин не сомневался, что во сне слышал брата Игнатия, умершего от тифа. Вспоминая тоску голоса, из-за спины шедшего, не сверху, Константин с грустью подумал, что не попал его братик в Рай, хоть и умер совсем еще юным, так и не успев окончить гимназию. На что же было рассчитывать ему? Ведь близок же Рай, до невозможного близок, что и руки протягивать не надо – лишь бы в голове своей целиком уместиться да карабкаться проворнее. Расплакался Константин от бессилия, возненавидел себя за слабость, поклялся именем матушки и брата покойного, что поднимется в небеса ко вратам Райским прямо отсюда, с земли Вятской.
Одинокий среди людей, чуждый жене и детям, Константин менял города и переписывал карты Рая. Он останавливал вращение Земли, чтобы стать легче и взлететь. Его монгольфьеры и аэростаты затмевали небо, а эпоха усталой клячей плелась за спиной Константина. Граф Цеппелин взорвался от восторга, так и не поняв сотой доли гипнотической силы гироскопа. Но все было тщетно – проход в Рай разрастался в голове, оставаясь недостижим для тела. Оказываясь вне земли, человек не достигал чего-то неуловимого, за что можно было бы зацепиться – не находил перил крыльца Царства Небесного.
Перед своей смертью 19 сентября 1935 года Константин подумал Раем (лаз внутри черепа увеличился настолько, что мозг в него провалился, и мыслить оставалось только Раем), что поступил правильно, не став вором, и успокоился навсегда.
Странность №16: Тяжелые времена 2
В неделю став стариком, он убеждается в несостоятельности своей системы воспитания, основанной на точных фактах, и обращается к гуманистическим ценностям, пытаясь заставить цифры и факты служить вере, надежде и любви.
Из краткого содержания романа «Тяжелые времена» Чарльза Диккенса
В качестве лекарства от скуки и для наполнения тяжестью житейского времени мне было предложено провести полгода на орбите. Космическое путешествие, говорят опытные космические туристы, такая скука, что потом проезд двух остановок на трамвае за волшебное приключение кажется. Можно, конечно, на подводной лодке затонуть, но близость тела родной планеты греть будет, тоску разгонять. А в космосе – это как в гробу живым оказаться, вне времени, без потребностей, но в сознании страшном, потому как чуждом. Одиночество, ограничения, искусственный климат и грусть неизбывная.
Я сперва не понял, какое там может быть одиночество. У меня все друзья компаниями летали, девушек своих брали, выпивку и другие релаксанты. По возвращении рассказывали, что бухло, дурь и бабы – это не для развлечения, а просто чтобы физически не сдохнуть. Дескать, только с их помощью удается поддерживать иллюзию привычного хода вещей, когда уже крыша изнанкой наружу выворачивается от неуюта, и выть уже невозможно, и ни холодно, ни жарко, и слезы не текут – хоть ногу себе отгрызи, а как плакать надо не сумеешь вспомнить. Про секс в невесомости говорят, что это будто в прорубь нырнуть, поплавать под водой, захотеть всплыть, да проруби и не найти. Стучаться в ледяную корку и захлебываться. То есть, понимаешь, что вот-вот и умрешь совсем – уже и на дно, в ил, темноту, и лед все равно никогда для тебя не растает. Понимаешь, но дергаешься, приближая конец. Компания там вовсе не компанией оказывается, а пыткой мучительной – слово сказать страшно и противно, как будто чтобы из обоссаного и заблеванного подъезда на свой этаж подняться нужно каждую ступеньку языком вылизать. Когда выпьешь или покуришь, можно глаза прикрыть, и кажется, что спишь. На самом деле спишь, а не так, как когда в космосе спишь и холодеешь, вымораживаешься, останавливаешься, внутрь самого себя всасываешься. Чтобы не спать, один знакомый себе кисть левой руки оттяпал, а потом месяц пил без остановки и как бы спал, не засыпая.
Рассказы друзей впечатляли, хоть я и продолжал не понимать, как такие переживания можно обобщать словом скука. Дождавшись зарплаты, первым делом заказал себе билет и каюту на борту космической станции, записался на подготовительные курсы. Время до отправления тянулось убийственно медленно, значимость предстоящего путешествия затмила собой все иные жизненные аспекты. Я готовил себя к Разочарованию Всей Жизни. Полгода в металлической банке и трамвай увезет меня в долину говорящих камней и сексуальных койотов, что располагается в двух остановках. Люди прорастут плодоносными деревьями смысла, они будут проходить не мимо, а сквозь меня. Я буду узнавать бабочек по музыке шелеста их крыльев. Примерно так я представлял свое возвращение. Полгода вне жизни, чтобы жизнь вернулась в новом качестве. Тяжелые времена должны сменяться.
Наконец время пришло, старт был дан. Сплющенный в кресле, я уносился навстречу ужасу пустоты и отсутствия узнаваемого. Я ждал, что меня распустит, как шерстяной свитер, вытащит и размотает единой ниточкой. «Тяжелые времена никогда не проходят» – такую надпись в первый же день я сделал на стене своей каюты-капсулы. Чтобы полгода видеть ее, чтобы потом от нее отречься раз и навсегда.
Все шло хорошо – я быстро разучился говорить, просыпаться и понимать, что проснулся, различать в окружающем интерьере предметы живой природы и искусственные конструкции. Довольно часто мне казалось, что я из шерстяной нити превратился в червя, прогрызающего ход в пустоте, заглатывающего пустоту и пустотой испражняющегося. Как-то раз почувствовал, что абсолютно необходимо срочно отрезать себе руку, чтобы хоть в шоковом состоянии иметь возможность взглянуть на предметы со стороны, пробить скорлупу и оглядеться – так я сейчас представляю себе мотив, тогда же это было необходимостью, не требующей голосов «за» и «против». Но, к счастью ли, я не смог определить, где у червя находится рука. Все шло очень хорошо, просто замечательно. Пустота оказалась гораздо пустее, чем я мог себе представить в самых смелых мечтах.