Дождь над Гамбургом
Шрифт:
— Это вам не поможет, — усмехнулся Шавасс.
Сэр Джордж аккуратно промокнул платочком уголки губ, стирая кровь. А потом заговорил холодным, безличным голосом.
— Как вам удалось все выяснить?
— Вы сами мне подсказали чуть раньше. Когда мы сидели в баре, — ответил Шавасс. — Помните: о том, чтобы я сильно не расстраивался, потому что успел сделать нечто для Германии — спас жизнь Гауптманну.
Сэр Джордж поморщился.
— Ну, конечно… По идее я не должен был знать о покушении на Гауптманна. Так?
— Весьма неосторожно
— Все мы грешны, — с наигранным безразличием сказал Харви.
— Но были и другие зацепки, — продолжил Пол. — Они не имели значения раньше, зато я понял их сейчас. Например, тот факт, что наши противники знали о том, что Мюллер должен был сесть в мое купе в Оснабрюке. А потом еще Нагель сказал кое-что в Берндорфе, когда впервые увидел Анну. Его точные слова: «Так это и есть наша еврейка?»
— А что в этом удивительного? — спросил сэр Джордж.
— В лучшие из времен расизм является не более, чем абстракцией. Нагель мог знать, что Анна еврейка, если бы ему кто-то об этом доложил. А единственный человек, знавший, что Анна работает на израильскую подпольную организацию — это вы. Потому что я сам вам об этом сказал.
— Значит, я был еще более неосторожен, чем даже думал, — удрученно вздохнул сэр Джордж. — Это очень печально, Шавасс. Я к вам по-настоящему привязался и теперь мне придется вас убить.
Шавасс вытащил сигарету и спокойно прикурил.
— Только не раньше, чем я получу подробные объяснения, — сказал он. — Хотя бы это я заслужил?
— Не вижу причин для отказа. На самом деле все крайне просто. В моей жизни был период, когда я был страшно недоволен руководством нашей страны. В то время я восхищался Германией, которой управляли нацисты. Меня даже несколько раз упрекали за чересчур теплые публичные высказывания в адрес Гитлера.
— И насколько же серьезной была ваша поддержка нацистов? — спросил Шавасс.
— Представьте, я согласился стать главой временного правительства, когда немцы завоюют Англию, — спокойно ответил сэр Джордж.
И для Пола все встало на свои места.
— Значит, Шульц упомянул вас в своей рукописи? — спросил он.
— Судя по всему, он посвятил мне целую главу. Он был единственным человеком в нацистской иерархии, с которым в предвоенное время у меня сложились тесные контакты. Вся подготовка проводилась в строжайшей секретности, настолько строжайшей, что о новом правительстве знал лишь Гитлер, Шульц и посредник из политического управления.
— Кто же был этим посредником?
Сэр Джордж позволил себе слегка улыбнуться.
— Курт Нагель.
— Вот теперь все действительно становится ясным, — проговорил Шавасс. — Он с тех самых пор вас шантажировал?
— Ничего подобного. Мы всегда отлично понимали друг друга. Можно сказать так: я видел, что он начинает сталелитейное дело в очень трудное послевоенное время. В конце концов оно стало очень прибыльным, и я получал с этого свои проценты. Так что мы всегда были в наилучших отношениях.
— Вы подозревали о его связях с нацистским подпольем?
— До недавнего времени не подозревал. Когда ко мне пришли директора издательской фирмы, в которой у меня есть заинтересованность, я был пойман в ловушку. Мюллерово предложение лишало меня всего. И так как я знал, что остановить запущенный механизм не удастся, я решил вести это дело под строжайшим контролем со своей стороны.
— Это мудрое решение, — пробормотал Шавасс, — хотя и опасное.
— Но мне, Шавасс, повезло. Очень повезло с самого начала. Я связался с Нагелем и сообщил ему обо всем. Оказалось, что у него есть выход на Мюллера, и тогда мы организовали эту встречу в поезде. Тогда все казалось очень простым: выстрел сразу по двум зайцам: берем Мюллера и избавляемся от вас.
— Вы не рассчитывали, что в дело встрянет Марк Хардт.
Тут сэр Джордж тяжело вздохнул.
— Нельзя же предусмотреть всего. Я был до крайности осторожен. Действовал только через Нагеля, так что никто обо мне и не подозревал. А вчера вечером, когда вы сказали, что рукопись находится у девушки, мне ничего не оставалось, как встретиться со Штайнером и отвести на ее квартиру.
Шавасс почувствовал, как сдавило грудь, и постарался дышать глубже и размереннее. Медленно-медленно произнес:
— Так значит, это вы со Штайнером увели Анну из квартиры?
— Выходит, что так. Вы же должны понимать ту сложную ситуацию, в которой я оказался. Мне необходимо было удостовериться, что рукопись уничтожена. Девушку, конечно, жаль. Но ее застрелил Штайнер — не я.
— И все-таки это вы ее убили, — выдавил Шавасс. — Вы не могли оставить ее в живых после того, как она узнала вашу тайну.
— Ее все равно ожидала бы эта участь. Да и Штайнера я не прихлопнул лишь потому, что он сказал мне о деле Гауптманна. Это позволило мне понять ваши намеки и визит в мой номер человека из немецкой разведки. Я решил, что Штайнер таким образом просто ходячий мертвец. Зачем я буду делать то, что часом позже сделаете вы?
— И снова убили двух зайцев одним выстрелом: Штайнера и Нагеля. И теперь остался единственный человек на свете, которому известно, что вы — самый грязный и мерзкий предатель во всей Англии.
Сэр Джордж двинулся вокруг Шавасса, держа револьвер на прицеле.
— Пожалуйста, встаньте спиной к поручням, — произнес он властно.
Шавасс не спеша выполнил приказ: каждый его мускул был напряжен.
— Отлично, — сказал сэр Джордж. — И вы совершенно правы. Вы — единственный, кто может уничтожить меня в глазах цивилизованного общества. Поэтому… Поверьте, мне страшно жаль убивать вас. Вы мне были симпатичны.
Он отступил на шаг. Но когда его палец напрягся на курке, из тумана показалась фигура моряка, которого Шавасс видел на палубе раньше. Ребро ладони с глухим стуком рубануло сэра Джорджа по шее.