Дождь не вечен
Шрифт:
— А казалось, такой заботливый, — проговорила она.
— Мне тоже казалось, а вернулись домой, и перестало казаться. Про вещи-то, — переключилась Катя, — я могу за них заплатить, только скажи сколько.
— Да нет, ты что?! — замахала руками Люба, — Не надо ничего! Я все равно сто лет их не одевала, в шкафу просто пылились, не зря хранила, хоть кому-то сгодились.
— Я так не могу, — сопротивлялась Катя, — Знаешь что? У меня идея есть. У нас ведь один размер?
Девушка резво встала, схватив со стола и откусывая яблоко, и поманила Любу за собой. Пройдя насквозь свою комнату, она распахнула двери гардеробной:
— Вот! Выбирай любое, — указала
Любины глаза загорелись. Она кончиками пальцев провела по струящимся тканям нарядов, зачарованно моргая.
— Обалдеть! Правда, можно?
— Конечно! Это же мои платья, кому хочу, тому дарю! — осмелев и войдя в раж, Катя засмеялась.
— Слушай, какая красота-то! У меня скоро выпуск, хотела платье на вручение дипломов в прокате брать, а тут такое великолепие. — Она сняла и приложила к себе светло-голубое шелковое платье с глубоким вырезом и открытой спиной.
— Можно померю?
— Не спрашивай, Любаш, бери и одевай, зеркало там, в дальнем конце.
Люба на ходу расстегивая пуговицы рубашки и почти выпрыгивая из джинсов пронеслась к трельяжу, нырнула в платье и довольно осматривала себя. Ей очень шел этот фасон, осанка вытянулась, и девушка с ее белоснежными локонами в лазури шелковых переливов стала напоминать греческую богиню, едва ступившую на эту землю из морского прибоя.
— Кать, а оно новое? Может, давай, я доплачу за него?
— Прекрати уже, — пробурчала Катя, — Они тут все новые.
Люба развернулась на пятках, снова недоверчиво сведя брови.
— Как так все новые? Это же твой шкаф, в конце концов, должны же быть тут и ношенные вещи или у вас у богатых так не принято, по два раза одно и то же одевать?
— У них у богатых не знаю, что принято, все это вообще не мой стиль, куда мне носить-то это все? — снова недовольно буркнула Катя и добавила чуть тише, — Я тут вообще лишней себя чувствую. Как будто не то чтобы вещи твои моему мужу не по статусу, а я сама ему не по статусу.
Люба молча приблизилась и, без слов подавшись ближе, обняла девушку, поглаживая по спине.
— В общем, это платье я беру, туфли завтра подберем. А сейчас — капать витамины и поднимать настроение, — она разжала объятье и подтолкнула Катю к выходу, — Раз он у тебя такой неадекватный, время для диверсии. Сейчас поставлю капельницу, а пока ты сидишь, сбегаю в магазин за курицей. Жаренную, конечно, пока нет, но вот бульон с куриной ножкой — это мы быстро организуем.
— Люб, я тебя обожаю! Не бросай меня, пожалуйста, тут в этой золотой клетке, — повеселев в предвкушении нормальной еды, проговорила девушка.
— Я думала, мы подруги, ну или, по крайней мере, уже хорошие знакомые, — заливисто прощебетала собеседница, — куда же я тебя брошу?! Тем более, ты вон как меня выручила, прямо фея крестная.
— Да уж, главное, чтобы карета к восьми, когда Леша домой вернется, в тыкву не превратилась, — протянула Катя.
— Так все! Долой уныние, садись, куда тебе удобно, — девушка метнулась к своей сумке, доставая какие-то ампулы, — Вот в кресло садись, и давай руку, минут двадцать капать будет.
Она установила стойку под пакет с раствором, ввела туда содержимое ампул и прикрепила капельницу к Катиной руке.
— Ну все, не теряй, я как раз успею, видела там магазин в соседнем доме. Открою дверь сама, не дергайся, сиди. — Люба выпорхнула из квартиры.
А Катя рассеянно подумала, как все скоро у Любы выходит и какая сама она тетеха, двадцать минут в кресле, а она ни тетрадь не взяла, ни телефон из ящика,
«Слава богу, у меня появилась Люба!», единственное, что сейчас крутилось в голове. Мысли вдруг перескочили на разговор об аварии с Алексеем накануне. Почему она вдруг вспомнила о своем возрасте? С чего бы? Катя напряглась, силясь вспомнить разговор детальнее.
«Я смотрела документы: паспорт, свидетельства, поговорили про кладбище…Я спросила об аварии. Он сказал, я умею водить мотоцикл. Я умею водить мотоцикл, уму не постижимо! Стоп, не сбиваться. Он сказал, мы как узнали, на следующий день после свадьбы, вылетели в Москву и вернулись в мой день рождения, распсиховалась я и расшиблась. А почему потом про 26 лет-то заговорила?»
Она покатала эту цепочку событий в голове, смакуя и вертя с место на место, удивляясь как ясно и светло думается. И тут, ее осенило, в паспорте была ошибка в дате рождения! И ладно, в пост выданном свидетельстве стояла она же. Она вполне могла склеить воедино логичную последовательность — представить, что она не заметила ошибки, когда паспорт выдавали, а потом оттуда просто списали дату рождения в свидетельство. Но Леша сказал, они прилетели и Катя праздновала и горевала, оттого умчалась на мотоцикле, а такого быть просто никак не могло.
«Я не могла забыть, когда мой день рождения. Даже списывая на шок от гибели родителей», было удивительно, как свободно и спокойно теперь, после той истерики, ей давалась мысль о гибели родных. «Ну пусть у меня в голове помутилось, как в кино показывают. Так вообще бывает в жизни? Ладно, не суть… Помутилось. И меня попутало, я, согласно паспорта неверного, праздновать решила, чтобы отвлечься. Но свадьбу же заранее планировали, я до авиакатастрофы знала, что выйду замуж и дата совпадает с днем рождения! Ну почему я не вспоминаю! Черт! Врачи же говорили, требуется лишь напомнить, а Леша не просто напомнил, рассказал, а у меня ни проблеска», она раздосадовано фыркнула. Зажмурилась, стараясь расслабиться и снова задумалась.
«Раздвоение личности какое-то. По его рассказам я делала все, что я бы никогда не сделала. Это же аномалия какая-то, запланировать свадьбу на день рождения, не сказать об этом мужу, а потом заставить его поверить, что мой день рождения приходится на день ошибки в паспорте! Какая-то шизофрения, честное слово, что на меня тогда нашло?»
И тут ее осенило, что нашло вовсе не на нее. Не клеилось. Он что-то скрывал. Мозг прожгло воспоминание.
Холодно, она дрожит. А еще она плачет, щиплет глаза. Тушь потекла, она щурится. Слезы мешаются с дождевыми каплями. Волосы и тонкое платье насквозь. Ливень, глаза застилает. Почти не разобрать дороги, видимость плохая, но она маневрирует в потоке машин. Очень холодно — скорость слишком большая. Ее руки на руле спортивного байка, ее преследуют, но она сосредоточена. Она знает что делать, страшно, но она решительна. Она уверенна. Даже не в себе, в нем. Он поймет и встанет на ее сторону. А слезы все льют нескончаемо, как и вода с небес. На дороге чуть меньше машин, по развязке, еще по одной, четвертым рядом и на кольцевую. Он так учил, если надо скинуть хвост. Не Леша, а он, Зеленоглазый из снов. Скорость выше, ливень стеной. Лишь бы доехать! Руки от холода одеревенели, мокрые пряди хлещут шею. Чуть плотнее прижимает голые колени, пригибаясь чуть ниже, сопротивляясь ледяному встречному ветру, и голень простреливает острая боль. Обожгла о глушитель. От неожиданности она непроизвольно дергает правой рукой, теряя управление. Карусель огней и темнота.