Дождь прольется вдруг и другие рассказы
Шрифт:
Ну да, конечно, все это замечательно, — думала Иванка, — однако как будут чувствовать себя сами пересаженные сюда окотиллы?
Ивану, похоже, было все едино, где жить — пусть даже нигде, лишь бы ему не мешали применять и совершенствовать навыки, приобретенные в избранной им научной области. Собственно, это, считала Иванка, составляло одно из его достоинств. Пусть и честолюбивый, он не был помешан на успехе той разновидности, что непременно требует определенного дома, марки машины, сорта шампанского, городского района. Его цели лежали далеко за горизонтом, возможность достижения их оставалась почти неосязаемой, однако, продвигаясь к ним, Иван готов был довольствоваться малым и не чурался развлечений.
По крайней мере, таким он был дома, в Сиэтле. Здесь, в Бхаратане, Иван казался куда более увлеченным своими исследованиями, забывшим, что в жизни есть и еще кое-что, — иными словами, менее падким до секса.
С каждой проходившей неделей все возрастала вероятность того, что Иван проведет весь день и половину ночи в пустыне, со своими калькуляторами и приборами, а ей придется довольствоваться в постели чтением книг. Когда же из Японии пришли ящики с новым оборудованием (для чего, Господи Боже?), Иванке пришлось привыкать еще и к отлучкам Ивана в пустыню, занимавшим по трое суток кряду…
— А как насчет того, чтобы время от времени увлажнять моймаленький кактус? — поддразнивала она мужа, и тот с готовностью откликался на это предложение, если, конечно, оказывался рядом.
Что касается Лидии, одиночество и отсутствие внимания со стороны отца у нее, похоже, никаких возражений не вызывали. В последние два-три года, и это самое малое, она демонстративно отдавала предпочтение отношениям, которые можно поддерживать, беседуя по телефону или перекрикивая шум усилителей в ночном клубе. О возможности спокойного общения с другим человеческим существом Лидия судила по тому, сходит ли ей при этом общении с рук любимая майка, выпущенная к выходу альбома «Соскребая зародыш с колес», — на майке был изображен распятый Христос, под которым значилось: «Надумал слезать, слезай и молись!». Безошибочный тест этот выдерживали немногие.
Иванка, в очередной раз попытавшись понять, кто и что представляется по-настоящему важным ее завязшей в своей субкультуре дочери, вспомнила, что у той осталось в Америке подобие ухажера, юноша по имени Стиво. И потому как-то утром спросила у Лидии, мрачно сидевшей над завтраком, вертя в пальцах письмо от него:
— Ты скучаешь по Стиво?
— Наверное, — ответила та.
— Вы действительно были близки?
— Да, конечно, — сказала Лидия. — Устойчивые отношения. Мы даже музыку слушали с общего плеера — ну, типа того, что один наушник у меня, другой у него. Такие вещи обращают людей, вроде как, в единую личность.
— А что тебе в нем нравилось больше всего?
— Да я не знаю. Наверное, — она проказливо улыбнулась, — то, что он идиотских вопросов не задавал.
В одном Лидия и бхаратанцы были схожи — сказать, удалось ли тебе повергнуть их в смущение или поймать на лжи, было невозможно. Краснеть чернокожие бхаратанцы, насколько понимала Иванка, просто-напросто не умели. А Лидия, добиваясь готической бледности, намазывалась так густо, что никакому румянцу пробить ее белила нечего было и пробовать. Конечно, пот, коим она обливалась, подолгу гуляя под яростным солнцем, смывал верхний слой белил, однако, если Лидия и возвращалась домой раскрасневшейся, краснота эта сохранялась лишь до часа, в который она отправлялась в постель.
Никого в Бхаратане Зильбермахеры особо не интересовали — исключение составлял Ральф Кравиц, армейский переводчик, которого Небеса, похоже, послали им, чтобы они не утратили приобретенных дома навыков общения с людьми. Как это ни удивительно, Кравиц пару лет проучился на биолога и, стало быть, обладал запасом знаний, позволявшим ему спорить с Иваном. Кравицу нравилось изображать «адвоката дьявола», отрицать полезность Ивановой работы. Иванка же слушала их споры с великим удовольствием, поскольку мужа они распаляли пуще и пуще, а это не давало ей забывать о том, почему она его все еще любит. После визитов Кравица Иван всегда был особенно хорош в постели, к тому же визиты эти радовали Иванку и тем, что давали ей повод принарядиться — дабы понять, не мог ли и Ральф оказаться, в другом мире и в другое время, мужчиной, которому захотелось бы затащить ее в койку.
Обычно ночь заставала их троицу (Лидия предпочитала обществу Ральфа ремиксы группы Nine Inch Nails) обсуждающей относительное верховенство Жизни и Смерти. «Как это все похоже на Восточную Европу!» — думала Иванка, потягивая ледяное питье и слушая разгорячившихся мужчин.
— Жизнь и в самом деле стремитсяпроявлять заботу о другой жизни, — настаивал Иван. — Плодовое дерево вопреки всему старается принести пользу.Задумайтесь над этим! Куда легче было бы просто расти, не заботясь ни о чем, кроме себя: стать какой-нибудь ползучей колючкой с побегами, похожими на колючую проволоку, и вкусом как у золы — вот вам и вся Жизнь ради Жизни. Ан нет: растение проходит через миллион сложных биологических изменений и лишь для того, чтобы давать плоды — сочные, вкусные, красивые, съедобные.
— Полезность вещь субъективная, — возражал Кравиц. — Плод кажется вам таким чудом лишь потому, что мы научились питаться им. Самому же плоду на нас наплевать. Да и кроме того, все это лишь временное уклонение от истинного пути — нечто, происходящее в мгновенное тысячелетие, зажатое между потоками лавы. Начать с того, что Земля развитию жизни не помогала и сейчас помогать не желает. Вы заметили, насколько возросла вулканическая активность? Лава — совершенный истребитель жизни. А видели вы когда-нибудь, как движутся песчаные дюны? Они издают звуки: они гудятна ходу, и это страшно до колик. И знаете, чего желает песок? Всего-навсего пройтись по озерам, дорогам, людским поселениям, по всем пахотным землям, которые и составляют-то лишь восемь процентов поверхности планеты, — песчаные дюны это просто-напросто акры самоходной Смерти.
— Вы ошибаетесь, Ральф, ошибаетесь. Жизнь побеждает вопреки всему. Само назначение любого живого организма состоит в том, чтобы выжить, воспроизвестись и процветать…
— Ага, так ведь и песок воспроизводится и процветает.
— Жизнь, Ральф. Жизнь!Все, что получает хотя бы малейшие шансы роста, все растет. Лишайник разрастается на обломках автомобиля. Мох — на куске дерьма.
— Возможно. Однако нельзя накормить миллионы голодающих людей одним только мхом и лишайником. Особенно, если и то, и другое придется соскребать с обломков автомобиля или куска дерьма.
Так ли уж голодают десятки тысяч бхаратанцев, проживающих в лагерях, которые обступают Окалину Ада, — это было вопросом спорным. Международные гуманитарные организации уверяли, что голодают, и рассылали по всему миру брошюры с призывами о помощи, обращенными к людям вроде Иванки Зильбермахер, — она и помогала, щедро, даже до появления первых намеков на то, что работа мужа приведет ее сюда. Однако другие наблюдатели высказывались более цинично. Лидия держалась того мнения, что мужчины-бхаратанцы живут в свое удовольствие — пролеживают бока по лагерям, болтая друг с другом, пожевывая листья лата, попивая самогонку, которую они сбраживали из поставляемого им в виде гуманитарной помощи зерна, да зачиная новых маленьких бхаратанцев.