Дождь тигровых орхидей
Шрифт:
– Что? Что ты сказала?
– Митя сейчас у нее. То она к нему приходила, а теперь он к ней, они словно голубки, а меня вроде и не существует. – И Маша заплакала, упав грудью на пистолет.
Хорн взял ее за плечи.
– Так, значит, она жива?
– Больше чем жива. Если бы ты видел, как они ворковали! Он, как вошел, сразу поцеловал ее, я видела, потому что пряталась в кладовке – я постоянно куда-то прячусь, как воровка или преступница, – но Гера…
– Успокойся, главное, что она жива. Я ведь тоже не чист перед тобой. Понимаешь, Гера – моя бывшая жена, она глубоко несчастный человек, совершенно запутавшийся в жизни. В свое время я застал
– Как? Не может быть! Значит, вы развелись из-за Мити? Но тогда непонятно, почему ты считаешь, что она несчастна?
Но Хорн, вместо того чтобы ответить, сам задал вопрос:
– А ты, значит, тоже любишь Дождева? Художника?
– Художника.
– Нет, этого не может быть. И Гера, и ты – вы все влюблены в этого Дождева? За что ты его полюбила, что в нем такого особенного?
– Не знаю, я случайно познакомилась с ним в Кукушкине, под дубом, а потом мы провели ночь на моей даче. Миша, умоляю, не рассказывай никому. Я сейчас не в себе и могу наговорить о Мите все, что угодно, но мне нельзя верить. Я все равно люблю его. – Она достала платочек и вытерла слезы. – А ты по-прежнему любишь Геру? (Он кивнул.) Понимаю, она очень красивая, ее нельзя не любить. Что же делать, Миша?
Вместо ответа Хорн отвел ее в ванную, посоветовал умыться и успокоиться, а сам пошел на кухню, где разогрел приготовленное Герой мясо.
– Ты будешь шампанское? – спросил он Машу из кухни, радуясь, что Гера жива.
– Не слышу!
Маша вышла из ванной в черно-красном, до пят, халате Хорна и сказала, что раз уж она встала на скользкую тропу и ей теперь нечего терять, то она, конечно же, будет шампанское. После третьего бокала Хорн рассказал ей о Гере.
– Значит, это она так вкусно готовит? Послушай, если бы она тебя не любила, то готовила бы Мите. Собственно, что им мешало жить вместе? У него такая огромная квартира.
Хорн, вспоминая тот день, когда застал Геру в дождевской квартире, попытался угадать, который из мужчин был Митей.
– Он такой высокий, черноволосый и волосатый?
– Нет, что ты, у него светлые волосы, и он совсем не волосатый, он еще мальчик.
– Странно, ну да ладно, Машенька, давай выпьем за нас, я рад, что признался тебе во всем.
– Значит, ты меня не любил? – Маша горько усмехнулась. – Да?
– Почему же, любил по-своему, я бы мог с тобой жить. Может, это была бы и не страсть, а что-то другое, но я всегда волновался при встрече с тобой, ты казалась мне такой недоступной, загадочной, несегодняшней, что ли. И не скрою, ты же все-таки дочка Руфинова, а это тоже заставляло относиться к тебе как-то особенно.
– Так, может, и не надо любить? Любить – это, Миша, очень тяжело и хлопотно. С тех пор как я встретила Митю, я постоянно нахожусь в напряжении, думаю о нем, вспоминаю каждую минуту, проведенную с ним. И еще – ревность. Ревность лишает всякого покоя. Я вот сейчас выпила, и мне стало немного лучше, но только плакать почему-то хочется. Уложи меня, пожалуйста, в постель, может, я усну?..
Миша проводил ее в спальню, где еще недавно мысленно прощался с Герой, постелил ей постель, укрыл одеялом, а когда убедился в том, что Маша уснула, оделся и вышел из дома.
Он поехал к Гере. Она была одна.
– Где Дождев?
Гера села на диван, прикрыла ноги пледом и очень спокойно ответила, что Дождев только что ушел.
– Я пришел, а тебя нет, как это понимать?
Хорн сел рядом, едва сдерживаясь, чтобы не обнять ее. Что-то случилось с ним за этот вечер, он словно
– Я должна тебе что-то сказать, Миша, – она подняла на него блестящие зеленые глаза с чернильными каплями расширенных зрачков, и губы ее задрожали, – ты должен выбрать: я или Маша. Я не буду выбрасываться из окна, я еще молода и полна сил, но ведь ты ведешь себя по отношению ко мне еще хуже, чем Вик. Сегодня у меня необычный день, я решилась рассказать Мите правду и расстаться с тобой. Вик – негодяй, и у меня есть доказательства, а что касается тебя, то мне тебя просто жаль. Маша любит Дождева, а он любит ее. Понимаешь, они не такие, как все, но они созданы друг для друга. Ты же сам мне рассказывал, что Маша долгое время жила в изоляции, ей трудно во всем разобраться, а Митя… Митя – художник, и этим все сказано. Не надо им мешать. Я сегодня ждала тебя, приготовила ужин, но потом ты позвонил, и мне стало так плохо, так плохо. Если ты меня простил, то зачем же так мучить, а если нет, то непонятно, зачем было оставлять меня у себя, я же не вещь какая.
Гера замолчала. Она вдруг по взгляду Хорна поняла, что он вернулся к ней навсегда и находится в том блаженном оцепенении, когда в одночасье решается все и начинаешь воспринимать окружающее в ярком теплом свете. Она сейчас купалась в этом тепле до головокружения, до сладостных спазмов в горле. Хорн молча лег рядом с ней и зарылся лицом в пушистый плед, под которым угадывались очертания ее гибкого тела, горячего, упругого и такого родного. Она запустила пальцы в его черные вьющиеся волосы и, нежно поглаживая их, выслушала рассказ о том, как к нему пришла Маша, о его страхах и ревности к Дождеву.
– Надо позвонить Мите и сказать ему, где Маша, а то он совсем потерял голову.
– Доктор Ранк, садитесь тут. Я вам кое-что покажу.
– Что такое?
– Вот! Глядите! Шелковые чулки. Телесного цвета. Разве не прелесть? Да, теперь темно, но завтра. Нет-нет-нет, вы увидите только подъем. Впрочем, вам можно показать и повыше.
– Гм!..
– Что вы так критично смотрите? По-вашему, они не впору?
– Об этом судить не берусь, у меня нет в этом вопросе никакого опыта.
– Фу, как вам не стыдно! Вот вам за это!
Лиза, выслушав, вернее, подслушав этот странный диалог под дверьми квартиры Марты, решила положить ему конец и резко позвонила.
– Мне срочно нужен Митя, он случайно не у вас?
Марта, раскрасневшаяся, в пестром шелковом халатике, ловко сидящем на ее стройной фигурке, пожала плечами, всем своим видом показывая, как ей некогда, и, в нетерпении постукивая каблучком, дала гостье знать, что ей сейчас не до нее. Но Лиза была настойчива.
– Понимаете, его нигде нет, значит, он поехал к вам. Я не слепая, я все знала и знаю, впустите меня. Я только что слышала его голос, вы говорили с ним что-то о шелковых чулках телесного цвета.
Марта покраснела еще больше.
– Лиза, я репетирую Нору.
– Так вы с Масловым, что ли? Господи, простите, я не хотела мешать. Но, Марта, у нас такое случилось!..
– Что-нибудь с Митей?
– Да, он пропал. Мы договорились встретиться с ним в его мастерской, там его ждут Дымов с Руфиновой, уже послали в Салон за рамами, а его нигде нет. Это все Дорошев. Ну да ладно, раз у вас его нет, побегу дальше. Удачи вам, Марта. Вы только про Сережу не забывайте, хорошо? Чтобы я спокойна за него была.