Дождь тигровых орхидей
Шрифт:
– Ты прости меня, Митя.
Не сказав ей ни слова, Митя бросился за Машей и догнал ее уже у перекрестка.
– Подожди, я тебе сейчас все объясню. – Он схватил девушку за руку и больно сжал ее, словно приводя в чувства. – Да, она была моей любовницей, но это все в прошлом. Я не должен говорить о ней плохо, но ты обязана понять меня, понимаешь, в последнее время она перестала себя контролировать, так случилось, что она сама поцеловала меня, ведь ты поэтому убежала? Глупая, мне никто, кроме тебя, не нужен! Забудь все, что ты сейчас видела, это было частью моей жизни, я же не ребенок, ты же понимаешь, что я мужчина, а Марта всегда была рядом. Она заботилась обо мне, была нежной,
Маша, оглушенная всем, что услышала от Марты и Мити, хотела одного – вернуться домой. И вдруг она вспомнила, что должна была заехать с Хорном за матерью в галерею. Она взглянула на часы – половина двенадцатого.
– Мне надо срочно позвонить, – сказала она, – я обещала маме.
Но тут неподалеку от них, напротив Митиного дома, остановилось такси, из него вышел Дымов, который осторожно, почти не дыша, словно исполняя фрагмент старинного менуэта, помог выйти Ольге.
– Это моя мама. Я ничего не понимаю.
– А это Дымов, ты слышала, что говорила о нем моя мама?
– Слышала. Это значит, что нам сегодня нельзя уезжать из города. У тебя есть шанс выставиться, и тебе нельзя его упускать. Возвращайся домой, Митя.
– Скажи мне, что ты не сердишься на меня и все понимаешь.
– Я успокоилась. А теперь мне надо возвращаться домой, встретимся завтра, позвони мне в одиннадцать, когда будет что-то известно, после разговора с Дымовым. Обещаешь?
– Конечно, обещаю.
– Ты знаешь, а ведь я сказала отцу, что поехала ночевать к Хорну. Представляешь, если Миша вздумает позвонить или – еще хуже – прийти, а меня нет?
Они отыскали в глубине двора телефон-автомат, и Маша позвонила.
– Ты где, снова сбежала? – Руфинов кричал в трубку, Маша даже слышала его громкое дыхание. – Здесь только что был Миша и сказал, что ни о чем таком вы не договаривались. В чем дело, Маша?
– Я у мамы, у нас много работы, не переживай. Потом все объясним, не переживай. Целую. – И повесила трубку. – В жизни столько не врала.
– Но ты спасла свою маму. По-моему, ей нравится Дымов.
– По-моему, тоже. Мне непонятно одно: почему я так спокойно воспринимаю измену отца, а теперь и матери? Что это, черствость или беспринципность?
– Ну при чем здесь ты? У них своя жизнь, и они сами решат, с кем им оставаться.
– Знаешь, а ведь Анна у нас больше не работает, возможно, что они выяснили отношения с отцом и мамой.
– Думаю, нам лучше подняться ко мне, ты встретишься с мамой и все ей объяснишь.
– Ты хочешь сказать, что мне придется рассказать ей о тебе? Ты плохо знаешь мою маму, она мечтает, чтобы я вышла замуж за Хорна. Если ты хочешь участвовать в выставке, то нам лучше не спешить со своими откровениями. Она не глупая и все поймет. Давай перехитрим их и войдем к тебе по отдельности. Сначала ты, а потом я.
И Митя, нежно поцеловав Машу, первый зашел в подъезд.
Гере не хотелось умирать. Она еще никогда не была так счастлива, как теперь. Но это было странное счастье, так чувствуют себя приговоренные к смерти, когда обрывается петля или не срабатывает гильотина, – временное счастье. Она не могла понять, как Хорн может, проводя долгие ночи с ней, с Герой, в постели, наутро мчаться к Руфиновым, чтобы как ни в чем не бывало готовиться к свадьбе с Машей.
Хорн раздваивался, не решаясь порвать с первой женой и готовясь снова жениться. Он, конечно, не верил в то, что Гера способна покончить с собой, больше того – он надеялся снять ей квартиру и заботиться о ней. Они вели откровенные, болезненные беседы на эту тему, вызывая в Гере смутные надежды на неопределенное будущее,
– Может быть, она беременна от другого?
Хорн в тот день не мог работать и думал только об этом. Анализируя Машино поведение, он пришел к мысли, что хоть это и невероятно, но вполне может быть – ведь она где-то отсутствовала пару дней, пока он не нашел ее на дороге. Быть может, отцом ребенка и был тот парень, с которым она ехала в машине? Но тогда зачем же ей было разыгрывать весь этот спектакль?
Оставляя Геру в квартире, Хорн всегда наказывал ей никому не открывать, боясь неожиданного появления Маши. Но однажды пришел Вик собственной персоной. Гера на цыпочках подошла к двери и заглянула в глазок.
– Я знаю, что ты здесь, – услышала она его голос и испугалась так, как если бы за ней пришла сама смерть. – Открой или я снесу дверь!
Гера задрожала, продолжая наблюдать за Виком. Она знала, что дверь более чем надежна, но уже само его присутствие действовало ей на нервы.
– Уходи, Вик, я не открою.
– Дура ты, твой Хорн женится на Руфиновой, а тебя водит за нос! Свадьба через пару недель, он выкинет тебя, как котенка, понимаешь? Возвращайся ко мне.
– Я никогда не вернусь, а остальное тебя не касается.
– Я скоро буду богат, – Вик перешел на шепот, – мои картины поедут во Францию, я буду очень богат.
– Ты не поедешь во Францию, у тебя ничего не получится, и ты прекрасно знаешь почему. Ты не художник, Вик.
– Ха! Я украл у Дождева все картины.
– Подожди! – Гера бросилась в спальню и принесла оттуда диктофон. – Извини, меня чуть не стошнило, я, кажется, беременна. Так что ты говоришь про Митины картины, я не слышу?
– Я говорю, – Вик выпрямился и качнулся так, что его лицо приблизилось к глазку. Гера поняла, что он мертвецки пьян. – Я украл у Дождева все картины и прихватил, между прочим, и тот портрет, который ты спрятала на подоконнике, понятно? Если ты думаешь, что я боюсь тебя, то ты глубоко ошибаешься: если обман раскроется, то я скажу, что мы действовали сообща, ясненько? И никуда ты от меня не денешься. Дождев твой в облаках витает, ему и так хорошо живется, а я остаюсь совсем один.
– Почему?
– Потому что Анна выходит замуж.
– Вик, а ты не помнишь, какие картины Дождева ты украл, может, они и не его, откуда такая уверенность?
Гера слизнула пот, который катился по ее лицу и капал на грудь, ее начинало знобить.
– Как же! Еще как его! Через два дня выставка в галерее, которую открывает будущая теща твоего любимого муженька, картины уже там, у меня и список есть. – Он достал из кармана листок бумаги и принялся читать: – «Гранаты», «Фиалки», «Белый кувшин с ирисами», «Солнце в бокале», «Дождь в Кукушкине».