Дождь Забвения
Шрифт:
Большой корабль уже не мог держать высоту. Он накренился на сорок пять градусов, плюясь огнем и дымом; по обшивке лихорадочно плясали искаженные символы. Крен усилился, корма ударилась об одну из четырех ног башни, и та с жутким скрежетом рвущегося металла продвинулась на несколько метров. Через дыру под ногами Флойд увидел, как обваливаются тонны металла. Но подбитый корабль еще не покинула жизнь. Он поворачивался, упершись в башню. Новый рывок едва не сбросил Ожье и Флойда с узкой лестницы.
– Смотри! – в ужасе пробормотал Флойд.
Похожее на колючку суденышко Калискана соскользнуло с края площадки, ударилось о башню, полетело, кувыркаясь, стуча о
– Наше средство эвакуации сделало большой бабах, – меланхолично заметил Флойд.
– Остался другой шаттл. Мы поймем, сможет ли он лететь, когда проберемся в него. Но тогда вернуться к нашему убежищу уже не сможем.
– Я готов рискнуть.
– Коли так, пошли.
Ожье выскочила из-за укрытия, Флойд – сразу за ней. Они шагали пригнувшись, чтобы удержаться на ногах под ураганным ветром. Ожье снова принялась стрелять с нечеловеческой быстротой и точностью. Иногда даже не смотрела в направлении выстрела, но поражала цели безошибочно. Правда, не нанесла серьезного ущерба двоим оставшимся програм – или пистолет уже не выдавал прежней мощности, или они усилили защиту. Но по крайней мере большой корабль им уже не помогал. Прогры двигались к шаттлу лайнера, опять соединив броню, выдвигая серебряный отросток, чтобы перекрыть доступ к двери. Щупальце извивалось, пульсировало, его оконечность расширялась, преграждая путь. А пара меньших щупалец поползла к Ожье и Флойду, трепеща над ними, словно болтающиеся швартовочные канаты. Ожье не прекращала огня, целясь в канаты и в то место, откуда они появились. Точность оставалась безупречной, но Флойд видел, что спутница экономит боеприпасы. Теперь она могла лишь отгонять меньшие щупальца.
– Они уже истощены, – процедила Ожье, переводя дыхание. – Не могут растягивать броню до бесконечности. К сожалению, у меня кончается заряд.
Им, спрятавшимся за кучей покореженного металла, оставалась всего дюжина шагов до шаттла. Большое щупальце по-прежнему блокировало дверь. Через него не прорвешься. Достаточно вспомнить, что оно сделало с Кассандрой…
– Не сдаваться же, – буркнул Флойд.
– Мы и не собираемся. Но разряды малой мощности бесполезны. В оружии осталось энергии на шесть нормальных выстрелов. Или на один мощный луч. Вот он-то мне и нужен. Пистолет расплавится, но это теперь не важно.
– Делай, как считаешь нужным.
– Их это не убьет, но энтузиазма поубавит. – Она переключила пистолет и предупредила: – Что бы сейчас ни случилось, мчись со всех ног к люку. Запрыгивай в корабль и стартуй. Не жди меня, если я не побегу вслед за тобой.
– Без тебя я никуда.
– О тебе позаботятся машины. Но лучше надеяться, что до этого не дойдет.
Канаты взметнулись над головой, полетели вниз, истончаясь, превращаясь в длинные клинки.
– Если хочешь что-то сделать, сейчас самое время, – посоветовал Флойд.
Ожье вытянула руку с пистолетом, прицелилась в слившиеся тела прогров. Оружие извергло мощный луч, кинжалом врезавшийся в сочлененные фигуры, испаряя слои серебристого вещества. Пистолет полыхнул огнем, засветился, раскаляясь. Она удержала его, плавящийся, роняющий капли металла, до конца стрельбы, затем отшвырнула, рыча от боли.
– Беги! – крикнула она.
Финальный выстрел, очевидно, нанес противнику большой вред. Броня заколыхалась вокруг прогров, словно потревоженный студень. Острые тонкие щупальца втянулись назад, большое щупальце у двери оторвалось и задергалось, свиваясь и развиваясь, будто обезглавленная змея. Проход к двери был свободен. Флойд кинулся туда, потянул за угловатую полосатую рукоять, предназначенную для открывания снаружи. К его большому облегчению, дверь скользнула вверх, ушла в корпус. За ней была шлюзовая камера.
Флойд оглянулся, надеясь увидеть Ожье.
Но ее не было рядом. Она почти не сдвинулась с места, откуда стреляла. Лежа на боку и откинув почерневшую, изуродованную руку, пыталась ползти – медленно, мучительно, по сантиметру.
– Флойд, оставь меня. Беги! – произнесла Ожье, запинаясь.
– Здесь я тебя не брошу!
– Я позабочусь об Ожье. Скорей убирайся отсюда.
Он посмотрел на врагов. Один – тот, кого раньше ранил Калискан, – теперь лежал, лишенный брони. Остатки его скафандра теперь укрывали второго програ, но их движения – перетекание, формирование оболочки – казались неуверенными, хаотичными, как если бы броня тоже была ранена. Однако отрубленный кусок, корчась и трепеща, понемногу полз к основной массе. Наверное, когда он сольется с ней, броня усилится.
Флойд выскочил из шаттла и побежал к Ожье.
– Убирайся! – рявкнула она.
Он встал на колени, обнял ее. Да уж, тяжелая атлетика в скафандре – то еще дело.
– Никто никого не бросает, – прошипел он, стараясь не потерять равновесия. – Вижу, ты не слишком торопишься покидать тело Ожье. Свое-то оставила с легкостью.
– Мое тело – моя собственность, я вольна распоряжаться им. Чужим телом – нет.
Он встал, пошатываясь, ступил к шаттлу.
– Даже если тебя… убивают? – судорожно выдохнул Флойд, переставляя ноги отчаянным усилием воли.
– Флойд, не болтай! Иди молча.
Он добрался до шаттла, уложил Ожье в тесном шлюзе, втиснулся туда сам, нашел что-то похожее на полосатую рукоятку, которую дергал снаружи, потянул. Наружная дверь скользнула вниз.
Расстрелянный корабль прогров наконец опустился. Флойд успел увидеть через проем закрывающейся двери, как он утыкается носом в лед, плюется огнем, заволокшим его целиком. Корпус разваливался, расцветая тысячей мелких взрывов. В унисон им загрохотала, заскрежетала башня, рушась прямо на глазах.
– Кажется, исполняется предсмертное желание Ги де Мопассана, – усмехнулся Флойд.
Перед тем как шаттл врезался в облака, Флойд успел окинуть взглядом Марсово поле. Страшные взрывы раздирали остатки вражеского судна. От него разбегались на удивление ровные, круглые ударные волны – до самого защитного периметра. Париж содрогался. Медленно, словно раненый жираф, башня падала. Одна из опор, поддерживавших третью наблюдательную площадку, подогнулась, рассыпалась миллионом железных обломков. Пару секунд казалось, что оставшиеся три смогут удержать вес. Но нет. После столетий перемирия гравитация наконец-то победила проржавевшие кронштейны, заклепки и болты. Башня кренилась все больше, и оставшиеся опоры уступали невероятной тяжести. Стотонные балки срывались, распрямлялись, сбрасывая напряжение, будто выпущенные из согнутой колоды карты. Тысячи тонн металла врезались в лед, облако белой пыли поднялось на сотню метров, укрывая агонию башни. Флойд видел, как третья площадка косо ушла в белую пелену, освещенная ветвистой молнией. Он отвернулся. Видеть, как гибнет символ любимого города, было невыносимо.