Дождь Забвения
Шрифт:
Оставляя отчетливый, тонкий, как рапира, след, ракета понеслась к редким облакам над Тихим океаном. Аппаратура на борту шаттла не могла следить за ней, но в голове Ожье постоянно обновлялись данные о координатах. Непрерывный поток информации заставлял болезненно морщиться – рассудок попросту не успевал усваивать его.
Флойд вопросительно посмотрел на Верити, ожидая новостей.
– Сближается, – сказала она. – Пока все хорошо.
Внизу, на темном фоне океана, Флойд различил проблеск вражеского судна. До него полтысячи километров, и он – за исключением, конечно, ракеты – единственный объект, движущийся на фоне земной поверхности, выплевывая яркое пламя, меняя курс, пытаясь уклониться от надвигающейся угрозы.
– Пятьсот километров, – произнесла Ожье. – И пока ракета идет неплохо, даром что Тунгуска делал ее в спешке.
– Хорошо, что он на нашей стороне.
– Вот уж точно. Флойд, конечно, сейчас не самое подходящее время…
– Ты о чем?
– Что бы ни случилось теперь, я не жалею о нашем приключении.
– В самом деле?
– И не пожалею никогда!
Она нахмурилась вдруг, получив очередное известие от машин Кассандры.
– Двести километров, сближение. Ниагара уже знает, что у него на хвосте ракета.
Флойд увидел, как заметался яркий выхлоп чужого шаттла, словно перышко на ветру. Интересно, что подобное дерганье означает для тех, кто еще остался в живых на судне? А может, там все уже мертвы, раздавлены в лепешку бешеными маневрами уклонения, принесены в жертву ради того, чтобы смертоносный груз прибыл на Землю-2?
Или Ниагара жив и корчится от боли?
Лучше бы так.
– Изменилось альбедо шаттла Ниагары, – проговорила Ожье.
Флойд тоже заметил: летучая искорка на мгновение размылась, серебристо сверкнула.
Это что, взрыв шаттла? Странно. Может, ракета прыгнула сквозь пространство быстрее задуманного? Но выхлоп шаттла сиял по-прежнему, чистый и острый, как шпага.
– Что случилось? Мы попали?
– Нет. Ниагара сбросил часть корпуса, будто старую кожу. Флойд, это значит лишь одно: он хочет выпустить споры во что бы то ни стало.
Шаттл содрогнулся. Стартовала последняя ракета.
– Первая сближается. Шестьдесят километров… сорок… двадцать…
Флойд неотрывно глядел на шаттл Ниагары, всей душой желая ракете удачи. Но серебристая искорка продолжала лететь.
– Мимо, – произнесла Ожье. – Мимо! Твою мать!
Ракета врезалась в атмосферу, несясь к россыпи тихоокеанских островов, не узнанной Флойдом.
– Я не смогла развернуть ее вовремя, – процедила Ожье.
– Попробуй снова!
Но ракета уже выбрала свою судьбу. Вспыхнула точка, на мгновение стала яркой до рези в глазах – и пропала.
– Боеголовка самоликвидировалась. Плохо.
– А вторая ракета?
– Догоняет. Триста километров.
Шаттл Ниагары вдруг развернулся. Флойд видел даже без увеличения, как суденышко ползет на фоне океана, как меняет направление. Колоссальная морская поверхность была светлой и гладкой, будто стеклянный шарик, на котором изящно и артистично, мастерской кистью изобразили облака и острова. Это был его, Флойда, мир, никем прежде не виданный с таких высот, и от красоты щемило в груди.
Как жаль, что нет времени насмотреться вдоволь.
Ну, может, в следующий раз…
– Тормозит, – произнесла Ожье.
– Он готовится к выбросу «дождя».
– Двести пятьдесят километров. Ракета замедляется.
– Замедляется?
– Процессор ракеты учел судьбу предшественницы и старается не повторить ошибки.
– Я очень надеюсь, что он не порет чепуху.
– Двести километров, замедляется… Вот же зараза! Замедляется. Может, неисправность? Господи, хоть бы не неисправность!
– Если она, придется таранить.
Ожье посмотрела на Флойда. Он не понял, ужаснулась она или восхитилась.
– Не беспокойся, я уже запрограммировала перехват.
– Спасибо, что сообщила.
– Да я бы сказала в любом случае…
Она вдруг заморгала, раскрыла рот, словно желая что-то произнести, но не в силах выговорить ни слова. Флойд явственно представил, как сквозь ее голову течет поток данных.
– Ожье, как наша ракета?
– Сотня километров, замедляется. Нет, постой-ка… Она ускоряется снова!
– Говори, говори!
– Слишком поздно. Не попадет…
Вторая ракета взорвалась, вспыхнула нестерпимо яркой точкой, но та не погасла через мгновение, а разрослась.
Флойд зажмурился. Не помогло. Безжалостный свет проталкивался сквозь кожу, сквозь кости, испепеляя все мысли в голове, кроме представления о своей всепобеждающей яркости, – будто явленная богом истина.
Затем он медленно, постепенно угас. После – ничего.
Просто пустые чистые небеса.
– На этот раз рвануло в полную силу, – сказала Ожье равнодушно и вяло, словно сомнамбула. – Ракета не стала ограничивать мощность взрыва. Значит, не сомневалась в поражении цели.
– Там ничего не осталось. Совсем.
– Я в курсе.
– А это значит, у нас получилось. Мы спасли Землю.
– Одну из них, – поправила Ожье.
– На сегодня хватит. Не будем слишком жадными.
Глава 42
Над Тихим океаном был день, а значит, в Париже – ночь. Облака заволокли город, туман душил улицы мертвой холодной хваткой. Шаттл камнем падал сквозь тучи, экономя топливо, замедляясь толчками минимальной силы. Ближе к поверхности судно переменило аэродинамическую конфигурацию, стало приемлемо обтекаемым и от гиперзвуковой скорости плавно перешло к дозвуковой, а затем тихо опустилось сквозь пелену в окно чистого воздуха. Вид открывался унылый: сквозь низкое одеяло тумана проглядывали размытые огни: окна домов, фонари, фары движущихся авто. Вон виднеется громада Монмартра и Сакре-Кёр, вон темная лента Сены, искрящийся светом карнавал Елисейских Полей, целая река огней.
– Смотри! – воскликнула Ожье с детской радостью. – Эйфелева башня – и целехонька! Стоит еще.
– Здесь все на месте, – сказал Флойд.
– И разве это не прекрасно?
– Чем больше глядишь, тем больше нравится.
– Мы не заслужили этого второго шанса.
– Иногда нам достается и то, чего мы не заслужили.
На пульте запищало. Ожье наклонилась вперед, ответила на звонок.
– Тунгуска на связи. Мои поздравления! Мы увидели успешный удар даже с трех световых секунд!