Дождь

Снежная Александра

— Ты что, наказываешь их, чтобы заставить меня почувствовать себя мерзкой, отвратительной и глупой? — слезы серебряными ручейками струились по обескровленному лицу, изумрудно зеленые глаза с тоской и мольбой смотрели на Рэйнэна. Бессильно опустившись на колени, Тамми прошептала: — Я признаю — я глупая, безмозглая дурочка.

Прости меня. Не наказывай никого из-за меня.

— Они наказаны за допущенную преступную небрежность. Это их долг и работа — охранять тебя. Работа, за которую им неплохо платят, — раздраженно бросил Рэйнэн. — А ты… ты, как императрица, должна знать, что ты несешь ответственность за жизни всех своих подчиненных. От простой кухарки до членов совета империи. И это тоже твой долг. Твоя

обязанность. Твоя работа — помнить о тех, чьи жизни зависят от твоих глупых решений или идиотских поступков.

Хлесткие, жесткие, справедливые слова мужа беспощадно ранили, кромсали душу острыми ножницами, разрывали сердце. Тамми хотелось провалиться сквозь землю.

— Это моя вина, накажи меня, — дрожащим и срывающимся голосом попросила она. Рэйнэн присел перед ней на корточки, обхватил пальцами ее подбородок, приподнимая заплаканное лицо и заставляя смотреть прямо в глаза.

— Наказать!? Я не могу наказать тебя, маленькая, — сипло выдохнул он. — Я так неосмотрительно сделал тебя равной себе. Ты вольна поступать так, как пожелаешь. Твое право… и таков закон. Но да… — голос, звенящий холодной сталью, больно резанул по ушам, — как же у меня чешутся руки выпороть тебя, чтобы выбить из твоей прекрасной головы всю дурь.

Тамми сжалась и обняла себя руками, ей вдруг стало холодно, страшно, одиноко.

Такой Рэйнэн пугал ее. А император, поднявшись, стал метаться по комнате, словно хищник в поисках добычи.

Рэйнэн сходил с ума, бесился. Он двигался вокруг нее словно тень, втягивая ноздрями воздух. Чужой, отвратительный запах на ее теле будил в нем зверя: темного, страшного, ярого. Кто?.. Кто посмел?.. Кто дерзнул прикасаться к ней… к этим нежным губам?.. Трогать это хрупкое, тонкое тело? Моя!.. Она моя! — кричало, выло, стонало у него внутри. Вся… эти волосы, плечи, руки… Безумие… Это было похоже на безумие… Жгучая ревность — дикая, исступленная, первобытная — выедала все у него внутри, вгрызалась в сердце острыми клыками, причиняла невыносимую боль… Неистовое, необузданное желание поставить на ней свое клеймо смертоносным ядом отравляло разум… Выжечь губами алые отметины… повсюду… на каждом кусочке ее тела, чтобы каждый видел и знал

— Моя… Табу… Нельзя… Не трогать… Не смотреть.

— Не могу… — вдруг зарычал он. — Сними это проклятое тьмой платье.

Тамми испуганно посмотрела в перекошенное яростью лицо мужа. Темные змеи вен все отчетливее ползли по его руками, переходя на шею, лицо, тело. Он превращался в монстра. Темного. Ужасного.

— Не надо. Пожалуйста, — жалкий голос Тамми утонул в яростном рыке надвигающегося на нее мужа.

Шаг… он вздернул ее с пола, поставив на ноги. Рывок… и платье, разорванное от горловины до подола, отлетело в сторону. Взгляд… голодный, алчный, ненасытный.

Горячий, как пламя костра. Неукротимый, как безумствующий смерч.

И он смотрел… жадно блуждая по тонкому излому рук, стыдливо прикрывающим нежную грудь, плавным, словно волны, изгибам бедер, гибкой линии судорожно сжатых ног. Манящая… Сладкая… Невероятная… Такая желанная.

Еще один рывок… он поднял ее, усадив на себя, прижал ладонями к своему пылающему огнем телу, впился в белоснежный контур дивной шеи, оставляя на молочной коже синюю отметину — моя. Вкусная… Какая же она вкусная… Он кружил с ней по комнате, покрывая бешеными поцелуями все, до чего мог дотянуться, шепча проклятья и сгорая от страсти. Он уже не мог остановиться. Она словно околдовала его… одурманила… попала в кровь, потекла по венам бурной рекой. Склонив голову, он захватил губами вершину груди и, втянув горошину соска, застонал от наслажденья.

— Моя, — рвано выдохнул Рэйнэн, снова припадая к нежному полушарию груди.

Тело жены вдруг выгнулось навстречу, и с ее губ сорвался хриплый стон. Руки обхватили за шею, зарываясь пальцами

в волосы у него на затылке. Все… Нет сил сдерживать себя.

Движение… и Рэйнэн рухнул с ней на кровать. Переворачивая, сминая под себя, целуя, лаская, облизывая, вторгаясь языком в сладкий рот, прикусывая красные, распухшие губы. Мало… Он умирал от желания, сгорал от любви. Она мучила… Она причиняла боль… Она дарила неведомое доселе наслаждение… Желание… острое… болезненное… вбиваться в это тонкое тело — яростно, безудержно, бесконечно… И двигаться быстрее… быстрее, чтобы до разрыва мозга, до исступления, до дрожжи, до яркой огненной вспышки.

Тамми перестала понимать, что происходит. Мир вокруг исчезал, таял, растворялся. Оставались только воспламеняющие тело ласки мужчины и его горящие безумным огнем глаза. Она задыхалась. Горячее дыхание Рэйнэна проникало в ее легкие, расползаясь по телу сметающей все на своем пути лавой. Прикосновение его рук… жарких, настойчивых, сильных… они повсюду. Они как пожар… неукротимый, испепеляющий, выжигающий дотла. А эти губы… они выпивают, трогают, ласкают, оставляя на теле алый рисунок его неистового желания. И этот обжигающий танец языка на ее груди, животе, бедрах… сводящий с ума… умоляющий о чем-то… Заставляющий извиваться, выгибаться навстречу. Стон… длинный, тягучий, хриплый. Неужели это она? О духи, это она стонет, умирая от наслаждения и удовольствия? Мало… Еще… Утонуть… Дотронуться до его твердого, сильного тела. Прижаться… Сильнее… Еще сильнее, чтобы чувствовать кожей бешеный ритм сердца, не успевающий за его дыханием. Свет… яркий… ускользающий… дотянуться рукой… И вдруг — холод… внезапный. Зачем? Почему?

Широко раскрыв глаза, Тамми увидела перед собой затуманенное страстью лицо мужа. Рэйнэн поднял на руках свое тело, нависая над ней, хрипло, тяжело, резко вдыхая и выдыхая воздух. На шее отчетливо вздулись реки вен, красиво очерченный рот изогнулся в хищной полуулыбке

— Нет? — напряженно и зло спросил он.

Тамми смотрела в лицо мужчины, только что превращавшего ее тело в воск и зажигавшего внутри нее дикое, безудержное, сравнимое с острой болью, желание, и не понимала, что он от нее хочет? О чем спрашивает? Зачем остановился? Ведь было так хорошо, так горячо, так опьяняюще сладко. Сквозь ускользающую куда-то нить сознания пробивалась такая далекая мысль, что все происходящее было неправильным. Или правильным?.. Она запуталась. Она ничего не понимала. Что он хотел от нее услышать? Что она должна сказать?

— Нет? — едва слышно спросила она.

Мужчина закрыл глаза, сжал зубы и запрокинул голову. Несколько секунд пугающей тишины и… он вдруг облегченно выдохнул.

— Правильно, маленькая, я слишком зол, чтобы доставить тебе удовольствие.

Схватив Тамми в охапку, он прижал ее к тяжело вздымающейся груди, проводя напряженной ладонью по растрепанным локонам. Девушка громко всхлипнула, сотрясаемая мелкой дрожью, уперлась кулачками в мощную обнаженную грудь мужа, напрасно пытаясь высвободиться из его жестких, почти причиняющих боль объятий. Он не дал… сжал еще сильнее, стал покрывать ее волосы легкими, торопливыми, жадными поцелуями. Он был таким упругим, сильным горячим, таким близким… До боли близким.

— Ты моя, — глухо прошипел Рэйнэн, потом, схватив малышку за плечи, приподнял и, прижавшись щекой к ее бледному лицу, грозно выдохнул: — Ты моя. Моя, — отодвинув ее от себя, он с силой сжал ее плечи и снова прижав к напряженному телу, почти прорычал: — Ты моя. Ты поняла? Никто не смеет прикасаться. Никто. Слышишь?

Тамми ничего не понимала, в душе все переворачивалось. Зачем он так с ней? Это что? Наказание за непослушание? Значит, все то, что он делал с ней, было лишь для того, чтобы показать, что она его собственность? Очередная демонстрация силы? А она подумала… Глупая. Она посмела мечтать о чем-то большем.