Дождь

Снежная Александра

— А зачем нужно было отправлять ребенка к строгому учителю, он что, очень непослушный был?

Далия вздохнула и горько улыбнулась.

— Если бы. Маленьким так и вовсе тихим да безропотным был. Этот изувер… отец его, до полусмерти мальчонку забивал, все ждал, когда пощады попросит, а тот только зубы стиснет и молчит, да взгляд такой… Мертвого поднять таким взглядом можно. И ведь не просто плетью бил, магическим кнутом, от него боль в десять раз сильнее… да сквозь все тело, как молния пронизывает. И как только терпел малец, ума не приложу? А Гэйб мой, он что… тычки да подзатыльники раздавал, и то только когда Керр наведывался поглядеть, как обучение идет.

Боялся он очень, что мальчишку другому кузнецу отдадут, а тот, из страху перед темным властелином, жалеть его не будет. А мы с Гэйбом любили Рэйнэна как родного. Сыновей-то нет у нас, одни девки.

Тамми вытерла мокрое от слез лицо и тихо спросила:

— Зачем нужно было так жестоко избивать ребенка?

— Силы в нем много, — Далия взяла в свои огрубевшие ладони тонкие ладошки Тамми. — Страшной силы — темной, безграничной. И сила эта как омут затягивает, берет верх над разумом и чувствами темного… Так вот, если маг не умеет ее усмирять, то страшнее зверя лютого становится. Керр считал, что темную магию, что сидит в мальчонке, сравнить можно только с болью. И если тот научиться контролировать боль, то и силу свою подчинить сможет.

Тамми вытянула свои дрожащие руки из рук жены кузнеца, с силой сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

— Неужели нельзя было найти другой способ научить маленького мальчика использовать свой дар? — звенящим от ярости голосом воскликнула она.

— Да как нельзя? Керр сам свою темную сущность не умел укрощать, вот и издевался над сыном. А Рэйнэн на моей памяти только раз из себя вышел, да так, что всю округу перепугал. И то, мальчишки соседские спровоцировали. Собаку они бездомную поймали да мучить начали, а этот как увидел, так тьма из него и полезла. Пацанов в воздух поднял, а потом прямехонько в крапиву и забросил. Псину он к нам приволок. Долго жила. Так вот, пока шел в кузню, с собакой этой, такая волна темная от него шла, что по улице у соседей дома, как свечки, плавиться стали. А потом Гэйб у него собаку из рук взял, да и скажи: «Молодец! Добрый пес. Будет дом сторожить». Никогда не забуду, как он тогда на мужа моего посмотрел… улыбнулся, и тьма, что за его плечами жуткой черной тенью висела, как змейка, кольцом у ног свернулась, а потом растаяла, словно и не было. А с тех пор ни разу не видела, чтобы Рэйнэн позволял силе над ним верх брать. Ты не думай… он хороший, всегда таким был.

— Я знаю, — внезапно охрипшим голосом сказала Тамми, сглатывая горький комок, подступивший к горлу.

Скрипнули двери, обернувшись на звук, Тамми долго и пристально смотрела в лицо вошедшего супруга, и чем дольше смотрела, тем сильнее ей хотелось подойти и просто обнять этого такого сильного и уверенного в себе мужчину, чтобы попросить прощения за причиненную обиду.

— Ну, гости дорогие, давайте к столу, — спохватилась Далия. — А ты, Гэйб, иди помойся, а то как демон печной, весь в саже.

— Ты прости, Далия, — перебил ее Рэйнэн, но мы не можем остаться.

— Да как же?.. — расстроилась женщина.

— Нам правда необходимо уйти, — Рэйнэн обнял сокрушающуюся Далию. — У меня дел неотложных много, боюсь, до вечера не успею. А к вам я обязательно еще загляну, обещаю.

Темный император пожал руку Гейбу и, двинувшись к выходу, с полуоборота бросил Тамми:

— Жду тебя на улице.

Попрощавшись с добрыми хозяевами, стихийница вышла во двор, попав в окружение охранявшей ее стражи. Рэйнэн, не произнеся ни слова, поднял ее на лошадь и, усевшись сзади, подал знак сопровождению, что можно двигаться. Всю дорогу они ехали молча. Тамми всеми

фибрами души чувствовала, как напряжен темный владыка, ощущала бушевавшие в нем злость, гнев, обиду. Это было так неожиданно, непонятно, странно: воспринимать чужой живой организм словно неотъемлемую часть самой себя. Арха говорила ей, что клятва крови делает супругов одним целым, но она и подумать не могла, что чувства, которые испытывает супруг, клином будут врываться в ее сознание, будоража и взвинчивая, не давая спокойно думать и дышать. И когда он находился так близко, все ощущения становились пронзительнее, острее, четче.

Въехав на территорию особняка, Рэйнэн, не слезая с коня, перехватил Тамми за талию, передавая в руки мгновенно подбежавшего к ним капитана конвоя, потом, приказав отвести императрицу в дом, развернул лошадь и резко рванул с места.

— Рэйнэн, — крикнула Тамми вслед уезжавшему мужу, но он даже не повернулся на звук ее голоса.

В небе сгущались тучи, резкий порыв ветра ударил в лицо, и тяжелые капли дождя, словно слезы, стали падать на бледное лицо стихийницы. Закрыв глаза, она порывисто вздохнула, чувствуя, что в ее душе, как и в душе императора, стремительно покидавшего ее, идет такой же проливной дождь.

— Вам лучше войти в дом, госпожа, — обратился к ней один из охранников. — Вы замерзнете.

Тамми грустно улыбнулась, дождь был ее стихией, она любила дождь, любила стоять как сейчас: чувствуя, как ручейки дождевой воды сползают за шиворот, как медленно тяжелеет платье, прилипая к разгоряченной коже, как смывает вода страхи, невзгоды, сомненья, но… Дождь не любил мужчина, мысли о котором почему-то рвали ее сердце на части. И зная, что он там один, мокрый, сердитый, обиженный, Тамми вдруг отчаянно захотелось заплакать. Раскинув руки, поворачивая их ладонями к небу, она призвала силу.

Шквальные порывы ветра трепали ее волосы, платье, гнули деревья, срывая листву, кружа ее рваными клочками над землей. Серые тяжелые облака, застилавшие небо, стали медленно уползать за горизонт. Секунды, и… над приморским городом засияло яркое солнце, теплыми мазками ложась на яркие крыши домов.

— Его Величество не говорил, когда вернется? — обратилась девушка к начальнику охраны, смотревшему на нее со смесью восхищения и испуга.

— Он сказал, что будет очень поздно, — воин потупил взгляд и чуть тише произнес: — Нам велено не выпускать вас из дворца до его приезда.

— Да, конечно, — обреченно пробормотала Тамми и, подняв подол намокших и мешавших идти юбок, двинулась вверх по лестнице.

Переодевшись, она уселась на террасе, уныло глядя на пенящиеся на поверхности моря белые барашки бурунчиков, разбивающиеся о прибрежные скалы. Море тоже было ее стихией, она чувствовала каждой клеточкой такое близкое и родное ощущение воды, ветра, движущегося песка, обреченно подчиняющегося двигающим его волнам. Соленый воздух проникал в кровь, звал, манил, обольщал. Как же ей хотелось стоять там, на берегу, и ловить лицом его влажные, теплые прикосновения.

Дверь на террасу открылась, и вошедшая служанка вежливо поинтересовалась, не желает ли чего-нибудь госпожа.

— К сожалению, того, что я хочу, вы не в силах для меня сделать, — печально обронила Тамми.

— А вы скажите, может, я все-таки смогу вам помочь, — девушка застенчиво улыбнулась и, подойдя к императрице, осторожно присела с ней рядом.

Тамми по-доброму погладила руку служанки, потом, поднявшись, устремила свой взор к линии горизонта.

— Вы всю жизнь здесь живете? — вдруг спросила она наблюдавшую за ней девушку.