Дождя сегодня не будет
Шрифт:
Вытрезвилка расползалась по телу, изничтожая молекулы алкоголя. Работы ей хватит еще минут на пятнадцать. Снисходительно-сочувствующий взгляд официанта поднял меня на ноги.
Дармоед в машине чинно вылизывал белый животик. Мы с ним немного поговорили и поехали домой. Путь предстоял неблизкий – либо через город, либо кругом, по автостраде «Ринг». Мы предпочли автостраду – меньше пробок и вони.
Если и дальше возить с собой кота, то моей славной репутации лихача конец. В первый день я два раза довольно резко тормознул, он шмякался оба раза с сиденья на пол и очень обижался. Теперь я езжу с оглядкой. Так мы двигались не спеша, по широкой дуге приближаясь к дому, где я жил уже восьмой год, а Дармоед – уже неделю.
Вдруг я понял, чего недостает в начале Дороги: там, где поворот налево и сторожка, должен впритык к полотну стоять холм. Тогда пейзаж за ним будет открываться постепенно, и даже мелкие детали заиграют, появляясь не скопом, а одна за другой.
Задумавшись о холме, я машинально поднажал, и довольно скоро мы приехали. Почти засветло.
– Ну, Дармоед, просыпайся. Вот уже и мост.
Слух отреагировал на опасность первым. Старый мост всегда отвечал «спидди» тихим слитным гулом. Сейчас нас встретила вибрация и какое-то дребезжанье. Потом я почувствовал, что едем мы как бы в гору. И только тут различил за дождем и сумерками щель впереди. Половинки моста на глазах расходились, задираясь вверх. Нога дернулась намертво зажать тормоз, но я представил, как Дармоеда расплющит о ветровое стекло, машину юзом вынесет к перилам, и мы обрушимся в канал. Я задержал дыхание и рванул «спидди» вперед на предельной скорости. Мы с ревом стартовали в небо. Перелетели эти пять или шесть метров пустоты и грохнулись на противоположную створку моста задними, а потом передними колесами. Машину развернуло боком и со скрежетом понесло под уклон. Понятия не имею, что мы со «спидди» проделали, но чудом выровнялись и вылетели на берег. Мотор заглох.
Я с трудом отлепил пальцы от руля и вылез наружу. Створки моста застыли под немыслимым углом градусов в шестьдесят. Потом начали опускаться. И вот лязгнули, сомкнулись. Снова возник невинный, шелудивый от старости мостик.
Все и думать забыли, что он разводной! Я даже не помню, когда его последний раз разводили. В канале и воды-то разве что утопиться.
Из будочки, прилепившейся к основанию моста и всегда закрытой на засов, вышел человек в плаще с капюшоном. Ага, голубчик, иди-ка сюда, потолкуем! Но голубчик проворно задвинул засов, щелкнул замком и юркнул к парапету.
От будочки к воде вела каменная лесенка, и от лесенки уже отчаливал катер с моим голубчиком на борту. А с противоположного берега торопливо спускался к воде его двойник.
– Эй, вы!
Но катер уже шпарил прочь.
– На редкость славные ребята, – сообщил я Дармоеду, возвратясь к машине все еще на ватных ногах. Кот щурился, бил хвостом и жал уши к голове.
Мотор не завелся, и оставшийся путь до дома мы проделали пешком. В передней Дармоед соскользнул с рук и бесшумно удрал во тьму квартиры. А я опять стукнулся коленкой о сундук. Неделя, как он переселился сюда, освободив место для кошачьего ящика с песком, а я все еще набиваю о него шишки. Послышалось мяуканье со стороны кухни – зов к холодильнику. Нет, прежде позаботимся о «спидди» – ему пришлось хуже всех.
В гараже трубку снял сам Порт, и значит, довольно было нескольких слов. Ровно через полчаса я выглянул и убедился, что «спидди» увозят на кронштейне портового грузовика.
С десятого этажа мост, освещенный цепочкой фонарей, казался даже красивым. Теперь я вспомнил, когда и зачем его разводили в последний раз. Однажды ночью – я еще гонял на легком щегольском «лар-лоэнгрине» – меня задержал патруль на набережной. Шла полицейская облава в нашем квартале. Он расположен на узком мысу при слиянии двух каналов. Подняв мосты и перекрыв поперечную улочку за аптекой, полиция заперла квартал и устроила травлю. Самые отчаянные прыгали в канал, надеясь прорваться. Не знаю, кто они были. Вид человека, который барахтается в мерзлой воде и пытается выкарабкаться по обледенелой стенке, отметает праздное любопытство. Одному я бросил буксирный тросик и кое-как выволок наверх. Полицейские забрали его, гнусно ухмыляясь; боюсь, что оказал бедняге сомнительную услугу.
В тот раз облава, но сегодня-то? Хорошо, допустим, кому-то взбрело вдруг на ум проинспектировать сохранность механизмов. Миссию поручили двум растяпам. Они забыли выставить знак «Проезд закрыт» и сбежали от объяснений с человеком, которого чуть не угробили… Э, да пропади все пропадом! Пойду лепить холм.
Однако образ вздыбленного моста оказался навязчивым. Чтобы избавиться от него, я взял карандаш и бумагу. Получилось грубо, но интересно. Повертев рисунок так и эдак, я исправил шесть граней на пять, пометил в углу. «Раскрасить», – и сунул в рабочую папку, чтобы не забыть завтра…
Холм плавно вписался в поворот Дороги. Создавалось впечатление, что он стоял здесь прежде, чем проложили полотно, – верный признак удачи.
Попробуем проехаться по новому участку. Очки. Наушники. Вилку питания в сеть. Как всегда, чуть подрагивают руки, опуская на рельсы хрупкий электровозик и вагончики. Пальцы легли на пульт. Наступил миг таинства.
Непосвященному трудно объяснить магическое действие этой простой игры. На столе площадью три метра на пять размещены декорации – поля и луга, крошечные деревеньки, густые леса высотой в шесть сантиметров, пруды, речки и ручейки, развалины древнего замка, увитые плющом, громады гор на горизонте. И среди всех этих красот вьется ниточка железной дороги.
Посмотришь сверху – пестрый макет под прозрачным колпаком, и больше ничего. Но стоит сесть за пульт, щелкнуть тумблером и двинуть состав, как все преображается – ты видишь и слышишь этот мирок изнутри. Звук в наушники идет с кассет. Изображение подается по жгутику электропроводника с любой точки, где прикреплен глазок транслятора. И если твои речки и леса сделаны умело и тщательно, рождается иллюзия путешествия по мирной привольной стране – твоей стране, где ты сам и хозяин, и творец. В моей стране сегодня вырос холм, пока безымянный. Сейчас поезд приближается к нему, и я внимательно изучаю зеленый бок, заслоняющий перспективу. Не слишком ли ярок цвет травы, нет ли следов клея? Огибаем. Как этот поворот стал оправдан! И как неожиданно и свежо смотрится на фоне холма сторожка путевого обходчика за поворотом. Раньше она маячила издали и была, пожалуй, немножко нарочита со своими мальвами и очаровательным пугалом среди огорода. А сегодня хочется обернуться и проводить ее взглядом.
И я оборачиваюсь, тронув ручку настройки транслятора. Скворечник над крышей капельку покачивается, колеблемый ветерком от промчавшегося состава.
Холм выдержал испытание. В отличном настроении едем Дальше.
Мелькают километровые столбы (расстояние – 23 сантиметра). Слева луг с копнами сена. Справа уютный поселок из двух десятков домиков. У полотна пасется корова. Если не смотреть на нее в упор, она машет хвостом, отгоняя слепней, и ее протяжное «му-у» не вызывает сомнений.
Чистенькая станция, за ней переезд. Заранее даем гудок, предупреждая, что останавливаться не намерены. На переезде опущен полосатый шлагбаум; упершись в него носом, ждет допотопный фургончик. Проехали станцию.
Перестук колес все громче – вползаем в низину; по обе стороны болото с камышом, и насыпь очень высока. Люблю это болото. Иногда специально отправляюсь сюда послушать лягушачий концерт. Но сегодня тянет вперед.
Впереди пологий подъем, поросший осиной. На опушке стайка красных мухоморов. Проехали. Полотно сровнялось с землей, ушло ниже, с боков потянулись откосы. На откосах свежие холмики – крот нарыл. (Недавно растолок спичечные головки.)
Откосы сменились лощиной. Стук колес забарабанил в уши, отражаясь от каменных склонов. Проехали, вырвались на простор. Звук смягчился. Донесся звон колоколов из церкви, купола которой золотятся среди зелени на песчаном берегу реки. Здесь по традиции полагалась стоянка. Остановились. Журчание реки. Стрекот кузнечиков. Шелест столетней ивы над заводью, колокольный звон. И нет ничего другого, кроме этой зеленой долины, желтеющих полей и далекого леса, отступившего к предгорьям. Хорошо!..