Дозоры.Сборник. Книги 1-10
Шрифт:
– О-о-о, это опять по наши души! – вскинул вихрастую голову один из шахматистов. – Мы же Гаврилову уже все рассказали!
– Здравствуйте, товарищи строители! – нарочито бодрым голосом поприветствовал шабашников пожилой милиционер. – От имени и по поручению Михаила Колобокова желаю вам всяческих трудовых успехов!
– Ну и ему не хворать! – сверкнув золотым зубом, растянул губы в вежливой улыбке самый старший из рабочих – судя по Мишкиному описанию, бригадир Швец. – Натворил он что-то? Или на нас пожаловался?
– Что вы, что вы?! – потешно замахал руками Денисов. – Никаких жалоб, никаких нарушений! Просил он одному товарищу кое-что передать, а я его тут не вижу. А? Где мне Леньку вашего найти?
– Леньку? –
– Да вот из вашей бригады который!
– Тю! Чего это Мишка его вспомнил? Он уж, почитай, дней десять как уехал! Аркаш, дней десять же?
– Это у которого молоток с наборной ручкой? Ну, да, примерно так.
– Да не-е! – встрял ивантеевский Витек. – Молоток у молдаванина был, а его Петром звали. Это Мишаня, верно, того в виду имет, что с чубчиком и в веснушках по всей роже!
– В веснушках точно не Ленькой звали! – отрезал Валерка, который за учетчицей Глашей теперь ухаживал. – Как угодно его звали, только не Ленькой!
– Ну, тогда я вапче не знай, об ком речь! – обиженно поджал губы Витек. – У нас в бригаде кто ишшо был? Этот, здоровый, в наколках – он вапче всего два дня отработал. Мишка его застал, что ли?
– Застал, наверно, только он обратно не Ленька был, а вовсе даже Василий Степаныч!
У Денисова голова пошла кругом.
– Стойте, братцы! – взмолился он. – Я по Мишкиному рассказу решил так, что Ленька энтот до вчерашнего дня работал!
Рабочие непонимающе переглянулись между собой.
– Вы извиняйте, товарищ лейтенант, но чего-то тут Мишаня напутал! – твердо выговорил Швец. – Если до вчерашнего дня, то с нами только он работал, а больше никого в бригаде не было. Может, в другой какой бригаде, у соседей?
– А в бараке вы все в одном живете? А с вами кто ишшо?
– Да никого больше! – пожал плечами Валерка. – Бригадир вообще комнату у учительши снимает, а в бараке мы вчетвером. Если с Мишкой считать, то пятеро было.
До милиционера наконец стало доходить, что случилось.
– Та-ак… – раздумчиво протянул он. – И в картишки вы теперь, значит, вчетвером режетесь.
– Да мы как-то больше в шахматы… – растерянно ответил Валерка, но легкая тень, отголосок, затухающая рябь воспоминания так явно пробежала по лицам строителей, что Денисов окончательно перестал сомневаться.
Вряд ли Ленька был сильным и опытным магом, раз занимался такой мелочовкой, как азартные игры. С другой стороны, память своих товарищей по бригаде он подчистил и подкорректировал довольно качественно – Денисов с ходу не смог обнаружить в сознании парней ни намека на образ того, кто еще накануне выигрывал у них в карты. Балбесы, наверное, извелись, пытаясь вспомнить, куда потратили все свои деньги, а виновника и след простыл. Можно ли было связать исчезновение Леньки с кражей материалов? Запросто! Уж больно подозрительное совпадение по времени. Впрочем, Ленька мог никуда и не исчезать – присоседился к другой бригаде, внушил другим строителям, что уже неделю-другую вместе с ними вкалывает…
– А кто здесь наймом занимается? – уточнил милиционер. – Колхозная контора или прораб?
– Аникеев, – подтвердил Швец. – Он вроде к Гаврилову перед обедом собирался. Письменные показания давать, что ли?
Попрощавшись, Денисов отправился в обратный путь, провожаемый недоуменными взглядами рабочих, облапошенных Темным Иным.
В коридорчике перед дверью участкового инспектора, на коричневой дерматиновой банкетке, с разной степенью удобства и в разном настроении расположились три человека. Одного из них, самого сердитого, Денисов определил как прораба Аникеева. Другой, душераздирающе несчастный, будто и не сидящий, а торчащий из самого краешка банкетки вбитым гвоздем, являлся, как нетрудно было догадаться,
– Ленька? Вы тоже Леньку ищете?
Из кабинета выглянул Гаврилов.
– Федор Кузьмич, ты никак уже отстрелялся? Быстренько ты, однако! Есть какая-то информация? Товарищ Дягиль, прекратите дергать за рукав представителя власти! Вот что вы здесь сидите, уважаемый Семен Модестович, от работы всех отвлекаете? Федор Кузьмич, ты уж извини! Дягиль, туды-сюды через колено! Я уже сказал, что заявлений на сказочных персонажей мы не принимаем! Представляешь, Федор Кузьмич, у человека третьего дня мать скончалась после продолжительной болезни, так он, вместо того чтобы похоронами и поминками заниматься, меня осаждает, уверяет, что какой-то лесной колдун ее сначала вылечил, а потом обратно порчу навел! – Гаврилов обращался попеременно то к одному, то к другому, испуганный сторож и притихший прораб послушно переводили вытаращенные глаза слева направо и наоборот. – Не стыдно вам, Семен Модестович? Вы же человек рассудочный, с высшим образованием! Какая, туды-сюды, порча?! Любого доктора спроси, каждый подтвердит: старушка была не-из-ле-чи-ма! Я, конечно, вам очень сочувствую, но надо же себя в руках держать!
– Не тарахти! – поморщился Денисов. – Давай по порядку. Информация не подтвердилась, можешь спать спокойно. Ежели сейчас показания снимешь, а там что-то стоящее обнаружится, ты дай мне знать, я до третьего рейса у дочки побуду. Людей-то не задерживай, вишь, товарищ Аникеев как психует! А я, с твоего позволения, парой слов с товарищем Дягилем перекинусь. Семен Модестович – вас ведь так звать? – пойдемте вот за тот столик, пошепчемся.
Гаврилов проводил их округлившимися глазами, разве что пальцем у виска не покрутил, затем пригласил в кабинет прораба.
В конце коридора стоял покрытый оргстеклом столик. Под стеклом, а также над столом на стене находилось изрядное количество образцов заявлений, объяснительных записок и прочих документов. На самом столе стояла чернильница с торчащей из нее перьевой ручкой. Денисов, оглядев такое богатство, восхищенно покачал головой – ничего подобного у себя в Светлом Клине он разложить и развесить не догадался. Возможно, потому, что жалобы и заявления поступали к нему редко и в основном в устной форме, а может быть, потому, что возле его кабинета не было никакого коридора, а были только темные сени. Семен Модестович, перехватив его взгляд, нервно усмехнулся, продемонстрировал свернутый в трубочку и уже порядком измятый от волнения лист бумаги.
– Я уж и по этой форме заявление составлял, и по той, что сбоку. – Он поднял на участкового измученные глаза и снова отвел их. – Я ведь понимаю, как нелепо выгляжу с этой своей историей!
На самом деле выглядел он не нелепо, а откровенно жалко – чувство вины, стыда и страха окутывало его почти ощутимым облаком. Где-то там внутри, в мешанине самобичевания и нерешительности, мелькали ярость и жажда возмездия, но попытки добиться нужной реакции от Гаврилова покрыли эти сильные эмоции толстым слоем растерянности. Один страх – прийти сюда – Дягиль смог преодолеть, со всем остальным справиться был не в силах.