Дозоры.Сборник. Книги 1-10
Шрифт:
– Катя…
– Ах, папа, я прекрасно знаю, что тебе здесь любой поможет – хоть сосед, хоть председатель. Но зачем просить чужих людей, если у своих руки на месте?
– Катя!
– В конце концов, он тебе кое-чем обязан, разве нет? – затараторила Катерина, распаляясь. – Я ведь знаю, что ты был… не очень доволен, когда я выбрала его. Но ты не запретил нам встречаться, ты даже оставил его здесь, когда он воспаление подхватил, чтобы я могла за ним ухаживать! Что ему стоило хотя бы из благодарности, из уважения к моей семье, из любви ко мне, в конце концов, уделить всего один вечер?! Я сегодня утром за завтраком ему еще раз сказала – давай, мол, после работы съездим в Светлый Клин? Он промычал что-то невразумительное, поулыбался. Я в обед снова – едем или нет? Он глазищами
– Катюх! – осторожно, но настойчиво перебил Денисов дочку. – Николай намедни приезжал – и коровник покрыл, и сарай.
Катя замолчала, будто в стену врезалась, отец с тревогой смотрел, как отливает кровь от ее щек. Она отставила чашку, тряхнула головой, села, словно школьница-первоклассница, положив руки на колени, посидела так, непонимающе глядя перед собой.
– Как же это? – спросила едва слышно то ли у отца, то ли у себя самой.
– Ты уверена, что правильно поняла Николая, когда он… мычал? Может, он как раз и объяснял тебе, что все уже сделал?
– Ах, папа, ну что ты такое придумываешь?! Я ему сцену закатила час назад – что ж он молчал-то? Ну, допустим, утром я его не поняла – а в обед? А вечером? Чего ж он улыбался, вместо того чтобы просто сказать?! А когда я вещи собирала, когда просила соседа, чтобы сюда подвез, – почему не остановил?! – Она схватилась ладонями за щеки. – Какой кошмар…
– Что ль капель тебе материных накапать? – с сомнением предложил Денисов.
Катерина, не слыша его, поднялась, зашагала по комнате, не отнимая ладоней от лица.
– Зачем ему понадобилось со мною ссориться? Он видел, как я из-за этого переживаю, но не успокоил, не сказал правду… Почему?
«О-хо-хонюшки, дочка, – думал Федор Кузьмич, не позволяя сердцу, скрученному жалостью в тугой жгут, окончательно сбиться с ритма, – у тебя сейчас в голове сплошное «любит – не любит», а ведь все наверняка гораздо проще. Николаю потребовалось нынче остаться одному. Может, к нему кто прийти должен, может, сам он куда-то сходить навострился. А ты мешала, вот и допустил он скандал, потому что иначе бы ты или гостя его увидала, или самого Кольку не пустила бы в ночь. Ведь ежели начать вспоминать, то наверняка обнаружится, что он тебе пару раз аккуратненько предлагал съездить домой, погостить день-другой у родителей. Ведь так, дочка? Точно предлагал. Но ты отмахнулась, отшутилась, не придала значения, вот и создал он конфликтную ситуевину. Куды ж тебе бежать после ссоры, как не в родительский дом?»
– Господи! – выдохнула Катерина, и ее ощутимо затрясло. – Да он же с Иркой хочет встретиться!
Денисов поднял с пола свою тень, погрузился в Сумрак, дотянулся до ауры дочери, «погладил» ее нежно, залатывая прорехи, вызванные стрессом, посылая успокаивающий импульс ей и ребенку. Плод был хорошо виден в Сумраке, и оказался он куда крупнее, чем предполагал маг. Стало быть, зачат был задолго до свадьбы. Неужели когда Николай восстанавливался в соседней комнате? Или еще раньше, еще до того, как из потенциального Иного Крюкова родился Темный? Скверно: односельчане складывать и вычитать умеют, а заводить ребеночка до свадьбы в здешних местах считается верхом неприличия. И пусть Катерина теперь уже вышла замуж – разговоров и пересудов не избежать. С другой стороны, это даже хорошо, что ребенок был зачат до того, как Николай стал Темным. То есть, по правде говоря, для будущего внука разницы никакой – у Иных редко рождаются дети-Иные. Но само то, что причиной близости стало не обаяние Темного, не внушение, не соблазнение девушки пусть слабеньким, но магом, а самая обычная, настоящая, человеческая любовь, не могло Денисова не радовать.
– Что ишшо за Ирка? – поинтересовался он.
– Я тебе говорила – эта, из промтоварного, бывшая Колькина неразделенная любовь!
После действий Светлого девушке стало полегче, но праведный гнев все еще полыхал в ее глазах. Федор Кузьмич понимал, что сейчас не поможет ни заботливый тон, ни уверения в том, что сказанное ею – глупость несусветная. Если она за минуту оказалась до предела
– И что энта Ирка натворила?
– Да не она! Он! Он натворил! – Катерина наконец не выдержала и разревелась.
Денисов дал ей немного поплакать, благодаря капли и нехитрое заклинание, из-за которых Людмила сейчас спала и не видела дочь в полном расстройстве чувств. Когда горькие рыдания перешли в тихие всхлипы, он шумно придвинул стул поближе и строгим отцовским тоном распорядился:
– Рассказывай!
Катя очень хотела коляску. В деревне ее наверняка сочли бы ненормальной – ну где здесь младенца катать? В доме – люлька, потом кроватка. Если нужно куда-то сходить с маленьким – его просто несли на руках или приматывали к себе большим платком. На дальних покосах или огромных колхозных полях этот платок расстилали на траве – и пусть мелюзга копошится себе, пока мамка занята! А научится ползать – так весь двор в его распоряжении, от ворот и собачьей конуры до огорода и курятника. Но Катерина, наезжая в юности в Томск, видела другое: дюжины счастливых родителей катили по аллеям городского парка разноцветные коляски, украшенные шариками или погремушками, весело агукали и умилялись, заглядывая внутрь, а оттуда им навстречу высовывались то пяточки, то животик, то смешная ладошка или плотно сжатый кулачок с ноготками настолько крошечными, что они казались нарисованными легким прикосновением тонкой кисточки. Коляски были разные – с марлевыми занавесочками от солнца и мух, с прозрачными целлофановыми чехлами от дождя, с большими дутыми или тонкими каучуковыми колесами, с боковыми окошечками и тисненым орнаментом. Катя мечтала, что однажды и они с Колей вот так пройдутся по Вьюшке: традиционная уже вечерняя прогулка, только с определенной поры не вдвоем, а втроем. Они будут важно раскланиваться с сидящими на лавках и завалинках односельчанами, со значением улыбаться всем встречным-поперечным, а те станут останавливать их и низко наклоняться, чтобы полюбоваться малышом, с комфортом путешествующим по родной деревне. И к реке его можно будет свозить, и по тропинке вдоль леса побродить, чтобы хвойный дух насквозь пропитал ребячий транспорт. В общем, Катерина коляску хотела очень-очень.
Проблема была в том, что ни во Вьюшке, ни в Светлом Клине, ни в других окрестных селах коляски не продавались. В райцентре, в детском отделе универмага, стояло всего две-три модели, но это было совсем не то – громоздкие, грубые, невообразимо унылых расцветок. Когда Катя показала продавцу фотографию в журнале – веселую, легкую, изящную конструкцию на колесах с блестящими спицами, – тот снисходительно улыбнулся:
– Это ж гэдээровская! Такие только в Москве купить можно. Ну, может, еще в Томске.
Катерина, конечно, расстроилась, но потом кто-то из односельчан ненароком подсказал ей выход. Когда она в очередной раз зашла в магазин, средних лет пара диктовала продавщице Ирине заказ – швейная машинка с ножным приводом, четыре мягких стула с высокими спинками и транзисторный приемник с хорошей антенной. Катя заинтересовалась, прислушалась.
– Ну, я этот заказ должна офо-ормить, отпра-авить, – с ленцой объясняла Ира, – а уж как быстро в Томске скомплектуют – это я сказать не могу. Машина может и через месяц прийти, и через два, и через три. Будете ждать?
Катерина быстренько прикинула: если она тоже закажет прямо сейчас, то даже через три месяца – это будет в самый раз. Дождавшись, пока пара обсудит с продавщицей детали, она решительно подошла к прилавку. Правда, школьная возлюбленная ее мужа смерила Катю таким взглядом, что решимости поубавилось. Тем не менее она все же смогла объяснить, что ей требуется. Ирина сначала таращила глаза, затем фыркнула и язвительно ответила:
– Нету там такого!
Катя знала, что есть. А если и нет – как об этом заранее могла знать местная продавщица, если никто во Вьюшке еще ни разу колясок не заказывал? Хоть бы пообещала для приличия, что позвонит, выяснит, пошлет запрос… Было обидно, но спорить и настаивать Катерина не стала.