Драгоценность черного дракона
Шрифт:
Эти слова шли искренне, от самого сердца — она ощущала всей душой. Сам алькон, казалось, впервые выглядел по-настоящему спокойным и расслабленным, не мучающимся чувством вины и болью пережитого. А Мара… она смотрела на него, как на божество. Впервые Яра задумалась — сколько гончей лет? Она помнит Кинъярэ ещё ребенком. Она наверняка хорошо знала когда-то прежнего Повелителя…
Йаррэ приобняла алькона в ответ, улыбаясь глазами.
— Если бы не Киньярэ, кто знает, как сложилась бы моя жизнь? Едва ли сытно и благополучно. Не вызови он меня в этот мир, тот, кого я считала
Широкая ладонь погладила по волосам.
— Комплименты учтены, — в темно-синих глазах отплясывали веселые искры, — позволь, я украду у тебя ненадолго твою спутницу?
— Разумеется, мортэ, — ответила как можно серьезнее и тихо шепнула, — не причините ей боли… пожалуйста.
— Ни за что на свете. Я уже достаточно стар, чтобы не повторять ошибки молодости, — грустно качнул головой собеседник, тут же отстраняясь.
— Дайрэ т’Гарт, вы позволите? — протянул ладонь, приглашая.
Гончая не колебалась, вложив сильные узкие пальцы в чужие. Словно давно этого ждала. Похоже, айтири ей действительно не интересен — не более, чем мимолетное увлечение.
Улыбаясь своим мыслям, она шла вперед, вдыхая свежий, не затхлый воздух, наполненный жизнью. Где-то вдалеке запела-засвистела птица, ей откликнулась другая. Воистину — жизнь всегда идет под руку со смертью.
Наверное, она слишком расслабилась, замечталась, полностью уверенная в своей безопасности, поэтому испытала только глубочайшее удивление, когда её жестко резко впечатали лицом в ближайшее дерево. Чужие руки не давали шевельнуться, а ноги жестко фиксировали её собственные.
— Кто это тут у нас? Хм, альконочка… полукровочка? Дорогие побрякушки дарят своим подстилкам наши враги, а? Или ты после них Владыке быстро продалась, чтоб под суд не пойти?
Она не видела преследователя, слышала только частые хрипы, озлобленный резкий голос и ощущала всей сутью дара тяжелый гнилой смрад разлагающейся заживо души. Боги, откуда он тут? Один из них. Алькон. Но весь выжженный, куда хуже, чем было у Дьергрэ. Его не касалась целительная рука Матери, но почему?! Как? Страха по-прежнему не было. Только злость, смешанная с печалью. Дар молчал, ненависть давно умолкла, сыто свернувшись на дне души — её основные враги были уничтожены, а здесь… Она была бессильна излечить того, кто своими руками погубил свою душу. Всегда легче обвинить другого, чем признать собственные ошибки, но вот к чему это приведет?
Легкое движение влево и вверх. Удар драконьими когтями по лицу и коленом в пах — этого оказалось достаточно, чтоб вырываться. Грязно-серые тусклые волосы. Следы от оков на руках, шрамы, шрамы, шрамы — по всему телу. И совершенно пустой взгляд. Ему все равно. Действительно все равно, что будет с ним дальше. В его разуме лишь желание уничтожить того, кто якобы виновен в его бедах. Женщину — неважно какую, олицетворяющую ту, которую он когда-то погубил сам. Предал. Откупился ею в надежде спастись от рабства.
Она читала его душу, видела его помыслы и чувствовала, как изнутри поднимается тошнота от омерзения. Даже руки марать не хотелось. Голова ещё звенела от пощечины, которую он ей отвесил.
— Поиграть хочешь, куколка? — дикий оскал. Полутрансформация зверя, не отвечающего за свои поступки.
Она посмотрела прямо, чуть склонив голову на бок. Злишься, да? Жертва не кричит, не бежит, не боится. Да и жертва тут вовсе не она. Дракона внутри зарычала согласно, желая разорвать мерзавца на части, располосовать когтями.
— Успокойся, пламя моё, он не стоит твоего гнева.
Знакомый аромат асфодели наполнил легкие, заставляя расслабиться. Почувствовал. Тут же пришёл.
— Это существо недостойно твоего внимания, Яра. Прости, что не прибрался в Саду, отвык от роли хозяина.
В темно-фиолетовых глазах горела такая звериная ярость, несмотря на ровный голос, что Йаррэ поежилась. Первый алькон не стал призывать драконью суть. Не воспользовался никаким оружием. Противник напружинился, рыча, кинулся вперед смазанной тенью, теряя голову, — и осыпался пеплом, не долетая до земли. На мгновение тишина стала оглушающей. Что же, теперь она точно знает, почему даже другие альконы побаивались Повелителя.
Чужая душа не отправилась к Матери — распалась, рассыпалась таким же невидимым пеплом, как и тот, что опал на траву. Йаррэ обернулась, вглядываясь в родные грозовые глаза, закинула руки ему на шею и впилась губами в тонкие, сжатые в одну линию губы, чувствуя, как постепенно расслабляется сжатое в тугую пружину тело рядом.
— Жаль, что есть такие, — только и сказала тихо, — жаль, что тебе пришлось это пережить, убивая своего. Спасибо, что не пришлось это делать мне.
— Порченые бывают, — устало выдохнули ей в губы, — но, к счастью, редко. Идем ближе к дворцу. Предпочту, чтобы ты была всегда у меня перед глазами, и вызову охрану. Время сейчас все ещё неспокойное.
Она только молча вдыхала любимый запах, следуя за альконом туда, где звенели чужие голоса.
— Через несколько дней, когда прибудут все, кто может, проведем Тронный обряд. Я не отказывался от престола, но… слишком многое изменилось, да и тебе также нужно будет пройти ритуал, — наконец, сказал негромко, останавливаясь у белоснежных ступеней.
Йаррэ посмотрела на тревожные лиловые глаза, на чуть сжатые пальцы, на сведенные брови, на нервно бьющий по боку хвост, выдающий злость своего владельца.
— Такого больше не будет, Кин. Тебе не придется их убивать. Вряд ли Мать не коснулась многих, если кого-то и не нашла — отловим, доставим в специально оборудованное место и… придумаем, что делать. Лишим памяти и воспитаем заново. Или что-нибудь ещё. Теперь все изменится, слышишь? Не смей себя винить, как ты когда-то говорил мне!
Мужчина улыбнулся не губами, глазами. Поцеловал руку, чуть лизнув и прикусив костяшки, вызывая толпу мурашек и жар.
— Никогда не думал, что забота может быть так приятна, душа моя. Не волнуйся обо мне. Мы вместе, мы свободны и мы счастливы. Самая драгоценная душа, мой яд, мое дыхание…