Драгоценность черного дракона
Шрифт:
— Идем за мной, душа моя.
И она пошла, не смея поднять глаз. Даже в самом жестоком бреду она бы не подняла на него руку, но сердце обжигал стыд. Казалось, не смотря на все заслоны, мужчина легко уловил её настроение.
— Забудь все, что было. Ты уже сделала гораздо больше, чем требовалось.
Прохладная ладонь сжала её собственную. Ещё шаг, второй. Она чуть прижмурилась, идя вслед за ним прямо в пламя, но то не опалило, лишь обрисовало ласково фигуры, щекоча мягкими языками, метнуло искры — и вот они уже стоят внутри круга, отделенные эти пламенем от других.
Она подняла
— Ты как всегда прекрасна, моя ириссэ. Но, когда родишь мне ребенка — ты будешь ещё красивее. Девушка, женщина, дракона. Ты моя в любых ипостасях и обликах, во всех мирах. Ты помнишь об этом?
Дрожь в руках и шум в голове. От-ха давно уже растворилась, а тело ныло от боли и усталости, поэтому она без сомнений шагнула в его объятья.
— Ты доверяешь мне? — задумчивый, странный взгляд.
— Да, тысячу раз да, — в этом она могла быть уверена, только в этом. Вот она не стоила его доверия, его любви…
— Забудь эти мысли, — руки легли на плечи, спустились ниже, лаская, — нет никого, кроме нас двоих, ничего, кроме нашего желания. Жизнь есть Смерть, а Смерть есть Жизнь. Одно невозможно без другого и они едины, как будем едины и мы.
Горячая ладонь скользнула по спине, заставляя выгнуться от ласки, сухие губы впились жадно, отчаянно, горько. И она не успела понять, не успела толком осознать, отчего в голову пришли именно такие мысли, отчего она решила, что он прощается, когда что-то кольнуло в сердце.
Опустила голову, замерев. Они, как две бабочки, были наколоты на одно обоюдоострое лезвие, но больно не было. Совсем. Пришло понимание происходящего, необходимости этой последней жертвы, которая отворит врата. Не одна шагнет за этот порог — с ним, кто любил её больше власти, больше жизни.
— Люблю тебя, — шепнула, последним усилием обвивая его шею, притягивая ближе, сердце к сердцу, не замечая текущей крови.
Мир вокруг содрогнулся, полыхая огнем. Словно сами небеса разверзлись, а небо упало на землю. Ткань мироздания затрещала по швам, заколебалась, переворачиваясь, вмещая в себя новую, призванную в этот мир Силу.
Два тела упали навзничь, но белое пламя подхватило их, закружило, завертело, укладывая на алтарь.
Арка налилась светом — белым, беспощадным, и с громким треском растворилась в воздухе, оставляя вместо себя двоих — высокую золотоволосую женщину с букетом маков в руке, и темноволосого мужчину с темными провалами глаз и пылающей фиолетовым от-ха в руке. Брат и Сестра Смерть пришли в этот мир. Снова — спустя столько лет заточения и почти абсолютного забвения. По залу разлилась сила — манящая, резкая, с привкусом асфодели и лилий, с ароматов вереска на губах, смешанного с кровью. Один за другим опускались на колени присутствующие в зале альконы — а кто-то и вовсе не мог найти в себе сил, чтобы приподняться, упорно возясь на полу.
– Дети… — голос женщины прозвучал глухо, отчаянно, словно она старалась скрыть свои слезы, — дети мои! Букет маков взвился лепестками, укутывая все и всех покрывалом, врачуя раны души и тела.
Женщина подходила к каждому — и была с каждым в один миг, и здесь, в зале, и внизу, в замке. Утешая и исцеляя, обнимая и выслушивая, укутывая искрами своей силы и плача вместе с ними — как самая настоящая мать. Она чувствовала их боль и их страх перед неизведанным, она вихрем проходила по замкам и весям, по лесам и полям, по поместьям и деревням, точно зная, где находится каждый из её детей. Обезумевший или сломавшийся, склонившийся перед победителем или сражавшийся до последнего, израненный или почти здоровый телесно.
Этот день запомнят на веки веков, воспоют в песнях и сказаниях, называя Черным, днем исполнения Проклятья альконов, днем их мести, но то — в человеческих хроников. Для детей Смерти и тех, кто ей служил и почитал её, это будет день освобождения. День отмщения — за все слезы и боль. Небеса наливались фиолетовым светом, молнии силы били в землю, разламывая твердь, ветер играл крышами домов, а Смерть… она ходила между живыми и мертвыми, забирая положенные ей души, мстя за своих детей. Иногда даже Смерть забывает о справедливости, и нет никого, кто бы мог призвать её к ответу.
Смерть гостила во дворце ирра, опустошая его — и больше не осталось прямых наследников, кроме юного алькона. Смерть прошлась по иррейнам, отмечая каждого, кто держал в рабстве её детей, срывая их оковы, возвращая домой. Лишь одного из своих врагов она пощадила, внимая метке своего любимого сына на жалком человеческом маге Арроне Винтейра — обещания надо выполнять. Что ж, у неё были иные возможности для мести. Миг — и, несмотря на все попытки защиты своей возлюбленной изгнанницы-айтири, магия покидает его, уходят и жизненные силы. Один миг — и сильный взрослый мужчина становится слепым калекой.
— Двадцать лет тебе сроку, — звенит в крошеве сыпящегося с неба льда голос, — я милосерднее тебя, гончая. Если за двадцать лет ты не сможешь измениться, не возместишь ущерб, что нанес своими действиями моим детям, то навеки псом обернешься! Если же сможешь, раскаешься истинно — приходи в мою столицу, зайди в Храм — и я сниму свое проклятье!
И вот уже в следующий миг она далеко-далеко — у границ айтири. Их защищает мерцающий щит её сестры, она не сможет извести их клятую расу под корень, да и не хочет — это тоже будет нарушением равновесия. Но право мести, право реванша у неё есть. Миг — и её сила просачивается сквозь все щиты, находя зачинщиков, тех, кто все продумал много лет назад, кто хотел остаться в тени, тех, кто уничтожил её сердце, её супруга и хотел уничтожить их детей.
Одно желание — и их сердца останавливаются в единый миг. Она не длит агонию — к чему, если после смерти они будут именно в её власти?
Вихрь несется все дальше и дальше, срывая листву с вечнозеленых деревьев, латая ткань мира, восстанавливая утраченное. Вихрь знает, как ему получить свое.
Морта, сестра Смерть, собирают жатву, зная, что детьми займется брат. Там, вдалеке, где горит пламя отсветов, восстанавливается из руин их страна, пробуждаются города. Да, шрамы зарастут не сразу, но… быстрее, чем думают многие. Её дети сильны, сильны, как никогда!