Драгоценность черного дракона
Шрифт:
— Согласен, — кривятся болезненно губы. Это лучшее, чего он заслуживал, и Азгар это полностью осознавал. — Только…
Кинъярэ уже почти вышел из комнаты, когда послышалось слабое, тихое, до жути неуверенное:
— Прости меня, Кин… если когда-нибудь сможешь…
Алькон обернулся, смотря на безвольно обмякшее, слабое, худое как щепка существо. На его запавшие глаза и потускневший взгляд, в котором все ещё тлела упрямая воля к жизни.
— Не у меня тебе надо просить прощения, Аз, но мое расположение у тебя ещё есть шанс заслужить, — бросил, выходя.
На
Глава 21. Смертью благословенные
Можно ли простить врага? Бог простит! Наша задача организовать их встречу.
Этот день настал. Вернее — эта ночь. Все ритуалы, посвященные Смерти лучше всего проводить именно ночью.
— Яра, пора, — с легкой руки супруга, Отец Смерть, как же странно до сих пор так думать о Мастере! большинство присутствующих теперь называли её именно так.
Вот и Сайнар появился в проеме — бледный и серьезный. Он как будто повзрослел ещё сильнее за эти дни, ожесточился, отгораживаясь от большинства, уязвленный тем, что его Гардэ так явно предпочитала общество другого — Тайла не отходила от Кея.
— Уже?
Как же быстро пробежало время. Двое айтири вернулись к своему другу и побратиму, побоявшись надолго оставлять его одного. Женщины-альконы потихоньку обживались в столице, наводили порядок в домах, выбирая себе наиболее приглянувшиеся — все равно здесь оставалось слишком много пустых мест. Вороны-вестники приносили плохие вести — альконов, оставшихся в рабстве, снова начали убивать. Айтири мутили воду, люди дрожали от страха, умело подзуживаемые ненавистниками и паникерами. Больше откладывать ритуал было просто нельзя — иначе освобождать станет некого. Сегодня границу города замкнули полностью, накрывая Иррилим щитом, не дававшим никому ни войти, ни выйти. Неподалеку на заброшенных землях последние дни отмечали подозрительное шевеление разношерстных групп. Если бы только это были бандиты…
Риаррэ поправила простое черное одеяние до пола, лишенное всяких украшений — такие хламиды сейчас надевали все Тринадцать высших альконов, весь полный Круг Совета. Традиция, чтоб её. Да ещё и то, что они были сделаны из специальной ткани, облегчающей волшебство. Привычно распустила волосы, белой волной упавшие до талии. Почувствовала, как пульсирует теплый клубок под сердцем. Кин. Кин-нэ. Первый алькон, её Владыка, её сердце. Сейчас их долг был важнее любых чувств. Сколько бы времени им ни было отведено на счастье, если ритуал окончится для кого-то неудачно… она была благодарна за каждую лишнюю минуту.
Встряхнулась, отгоняя дурные предчувствия. Хорошо, что хотя бы Дьергрэ успела немного подлечить и привести в чувство за это время. За сумасшедшего алькона сердце болело как за родного брата. Да он и стал таковым для неё.
— Идем, Сай, я готова.
Коснулась прохладной ладони ещё одного «братца», пропуская тонкую струйку силы. Спокойствие чувств — вот, что должно стать залогом успеха. Нельзя взывать к госпоже, находясь в таком раздрае, в каком пребывал Сайнар.
— Благодарю, но я бы справился.
— Не спорь, — мягко, но уверенно, — сейчас мне виднее.
И снова под ноги ложится знакомая дорога. Вверх, в Храм. Туда, где пылают синие огни, где бьется слабо сердце алтаря, где уже возложены дары Матери и Отцу. Сегодня у них один-единственный шанс все изменить окончательно.
Огромный зал в центре Храма сейчас полон огней, пылает и знакомый белый огонь у ног статуи, распростершей крылья. Если у них все получится, то живые города больше не будут лежать в руинах. Если… если бы да кабы…
Что ж, шанс на лучшее есть всегда, им остается только вера. И действие.
Рин поприветствовала ритуальным жестом собравшихся мужчин — женщиной она была здесь единственной. На миг сердце кольнуло — когда-то давно было все точно также. Двенадцать мужчин и одна алькона, которая их предала. Предала, спасая жизнь своей новорожденной дочери, отпрыску врага, которая потом стала матерью Сайнара и погибла в рабстве. Многие ли из них сейчас вспоминают эту историю. Судя по паре-тройке хмурых, напряженных взглядов — параллели тут умела проводить не только она.
Кинъярэ, обряженный в такую же простую на вид темную мантию, коротко кивнул.
— Не буду говорить лишних слов, — негромкий, сильный голос старшего алькона эхом разнесся по залу, — все знают, зачем мы собрались здесь и что нам предстоит, но мы понятия не имеем, что именно предпримут наши враги. Да, мы отрубили главную голову заговора, но у нее есть… детеныши… и они тоже могут быть весьма опасны. Так что стоит поторопиться.
— Шэнне, вам не кажется, что не всем присутствующим стоит доверять? — заговорил высокий мужчина, стоящий от неё на противоположной стороне круга. — Среди нас потомки беглеца и предательницы…
Оглушительное шипение заставило всех содрогнуться, замерев соляными статуями. Казалось, человеческий облик её любимой твари расплылся, обнажая звериное нутро, как никогда раньше. Оглушительный треск — и за спиной распахнулись кожистые темные крылья, а тело покрылось тонкой черной чешуей. От застывшей фигуры прянула жуть, да такая, что захотелось упасть на колени, моля о прощении. Некоторые и не устояли — включая слишком молодого ещё Сая, а вот её эта жуть обогнула стороной, ласково укрыв своим крылом.
— Я не потерплю того, чтобы мои решения оспаривались, — холодно и резко, рык, а не голос, — здесь правитель только один, Аргидаррэ, и это я, а не ты!
Высший посерел, сохраняя, однако, гордый вид до последнего.
— Ты противишься моей воле? — прищуренные звериные глаза. — Ты посмел усомниться во мне. В моей атали, моей Гардэ! Полагаешь, я слеп и не способен сделать правильный выбор?
Мужчины… любят меряться своими… клыками. Вот только советник горд и неуступчив, не признает свою ошибку, а Кин не позволит подрывать свой авторитет при всех. Это может слишком плохо закончиться для них.