Драгоценности солнца

Робертс Нора

Только этого оказалось мало. И очень унизительно, что он так легко, так бездумно разорвал еще неокрепшие узы и выбросил ее из своей жизни.

Правда, если бы Уильям умер — от болезни ли, несчастного случая или даже героем, — она не стала бы скорбеть о нем семьдесят лет, просто погоревала бы немного и считалась бы вдовой, а не брошенной женой. И как ни ужасно признавать, она предпочла бы вдовство.

Что мучает ее больше — потеря Уильяма или уязвленное самолюбие? В любом случае, она не допустит, чтобы с ней опять случилось что-либо подобное.

В следующий раз она сосредоточится на себе и на том, что

важно лично для нее, на своей независимости и самостоятельности. Она не будет ни к кому приспосабливаться и останется самой собой.

Она вовсе ничего не имеет против брака. У ее родителей очень прочный брак, они преданы друг другу. Может, им не хватает киношной страсти, о которой обычно грезят в юности, но их отношения — прекрасный пример успешного партнерства.

Вероятно, нечто подобное — спокойствие и достоинство — ей представлялось с Уильямом, но не получилось. И виновата она сама.

В ней же нет ничего выдающегося. И, к стыду своему, она просто стала его привычкой, частью заведенного порядка.

В среду в семь часов вечера ужин в одном из трех любимых ресторанов. В субботу театр или кино, поздний ужин и деликатный секс. При обоюдном согласии за сексом следует здоровый восьмичасовой сон, поздний завтрак и обсуждение новостей в воскресной газете.

После свадьбы ничего не изменилось, и покончить с рутиной на самом деле оказалось довольно легко.

Но, боже, боже, как она жалела, что не сама положила всему этому конец. Не совершила что-нибудь безрассудное, не сбежала с любовником в порыве страсти в дешевый мотель, не подрабатывала по ночам стриптизершей, не укатила с бандой байкеров.

Джуд попыталась представить себя в кожаной косухе на заднем сиденье мотоцикла, обнимающей здоровенного татуированного байкера по кличке Зеро, и рассмеялась.

— Должен признать, потрясающее зрелище для мужчины в апрельский день. — Держа руки в карма нах, Эйдан непринужденно стоял в просвете живой изгороди и улыбался. — Смеющаяся женщина с цветами у ног. Если вспомнить, где мы с вами находимся, можно принять вас за фею, которая накладывает на цветы заклинание пышного цветения.

Эйдан подошел к калитке и остановился, видимо, ожидая приглашения, а Джуд могла думать лишь о том, что никогда не видела ничего более романтичного, чем Эйдан Галлахер с растрепанными ветром волосами и голубыми мятежными глазами на фоне далеких скал.

— Но вы же не фея, не так ли, Джуд Фрэнсис?

— Нет, разумеется, нет. — Она машинально подняла руку проверить прическу. — Я… я только что проводила Кейти Даффи и Бетси Клуни.

— Я встретил их машину, когда шел сюда. Они сказали, что чудесно провели с вами часок за чаем и пирожными.

— Вы пришли пешком? Из деревни?

— Это не так уж далеко, если любишь ходить пешком, а я люблю.

Джуд снова показалась Эйдану немного растерянной. Как будто она не знала, что с ним делать. Пожалуй, это их уравнивает, только хорошо бы придумать что-то такое, чтобы она улыбнулась, чтобы изогнулись ее губы и на щеках появились застенчивые ямочки.

— Вы меня пригласите или мне идти своей дорогой?

— О, простите. — Джуд поспешила к калитке и протянула руку одновременно с Эйданом. Его ладонь, теплая и крепкая, легла на ее пальцы. Щеколду они подняли вместе.

— О чем вы думали? Почему смеялись?

— Ну… — Поскольку он не выпускал ее руку, Джуд попятилась. — Так, глупости. Идемте. Миссис Даффи привезла пирожные, и чай еще не остыл.

Эйдан никогда не видел, чтобы женщину так пугал разговор с ним, но его это не огорчило. Проверяя свои впечатления, он шагнул вперед, и Джуд снова попятилась.

— Могу представить, что вам уже не хочется ни того, ни другого. Правду сказать, меня иногда так и тянет проветриться, и я отправляюсь на прогулки, которые люди называют блужданиями Эйдана. Если вы не спешите, мы могли бы просто посидеть на вашем крыльце. — Он остановил ее отступление, положив свободную руку на ее бедро. — Вы чуть не наступили на ваши цветы. Было бы очень жаль, если бы вы их растоптали.

— Ой! — Джуд осторожно отодвинулась в сторону. — Я такая неуклюжая.

— Я бы так не сказал. Немножко нервничаете, только и всего. — Вспыхнувший на ее щеках румянец доставил ему странное удовольствие, но захотелось успокоить ее, заставить забыть о неловкости. Он аккуратно развернул Джуд, явно изумив ее, и повел к крыльцу. — Я подумал, не хотите ли вы послушать мои истории. Для вашего исследования.

— Да, да, конечно, очень хочу. — Она облегченно вздохнула и присела на крыльцо. — Я сегодня утром как раз начала работу, попыталась почувствовать ее, набросать план, сформулировать основные принципы.

Джуд обхватила руками колени, сцепила пальцы, подняла голову и увидела, что Эйдан за ней наблюдает.

— Что-то не так?

— Нет, все в порядке. Я слушаю. Мне нравится вас слушать. У вас такой чистый и такой американский голос.

— Хм. — Джуд кашлянула и уставилась на цветы, будто ее приставили сторожить их, чтобы не сбежали. — Так на чем я… да, на принципах. Я хочу рассмотреть различные аспекты. Элементы фантазии, безусловно, но также социальные, культурные и сексуальные аспекты традиционных мифов. Их использование в качестве развлечения, притчи, предостережения.

— Предостережения?

— Да. Матери рассказывают о болотных эльфах, чтобы удержать детей подальше от опасных мест, или о злых духах, чтобы дети лучше себя вели. Мифов с гротескными персонажами сохранилось даже больше, чем с добрыми и великодушными.

— А вам какие больше нравятся?

— Ну, я даже не знаю. В зависимости от настроения.

— А у вас много?

— Много чего?

— Настроений. Я лично думаю, что много. У вас переменчивые глаза.

«Вот так-то! Наконец она на меня взглянула», — подумал Эйдан, но его радость была недолгой — Джуд быстро отвела взгляд. И, разумеется, он не мог знать, что, когда она смотрит на него, у нее внутри все трепещет от вожделения.

— Нет, обычно я не очень подвержена смене настроений. В вашей мифологии эльфы похищают младенцев из колыбелей и подменяют другими, великаны-людоеды пожирают детей. В прошлом веке мы заменили неприятные эпизоды и концовки счастьем на всю жизнь, хотя в ранних формах мифы изобиловали кровью, страданием и смертью. Психологически этот процесс зеркально отображает культурные изменения и взгляд родителей на то, что должны слышать их дети и во что они должны верить.

— А во что верите вы?

— В то, что выдумка, она выдумка и есть, но счастливый конец по крайней мере вряд ли станет источником детских кошмаров.