Драгоценности солнца
Шрифт:
— Потому что боялась остаться одна. Ничто не пугало меня больше, чем одиночество. Но я поняла, что это неправильно. Я учусь жить одна, учусь любить себя, уважать себя такой, какая я есть.
— Значит ли это, что, научившись быть одинокой, вы должны оставаться одинокой?
— Нет. — Джуд вскинула руки и резко повернулась. — Мужчины… — пробормотала она. — Почему мужчинам надо все раскладывать по полочкам? Просто для того, чтобы стать счастливой, необязательно выходить замуж. Я не изменю свою новую жизнь, не стану рисковать, бросаясь очертя голову в замужество, только если не захочу этого больше жизни. Я не выйду замуж, пока не пойму, что для моего мужчины я на первом месте. Я, Джуд Фрэнсис Мюррей.
Последние слова она почти выкрикнула, прижав руку к сердцу. Кэррик задумчиво смотрел на нее.
— На меньшее я не соглашусь. Да, я люблю Задана, да, мы любовники, но я не стану падать в обморок от восторга, услышав, что ему нужна жена и на меня пал его выбор. На этот раз выбирать буду я, уж будьте уверены.
Раскрасневшаяся, запыхавшаяся, Джуд с вызовом взглянула на Кэррика и вдруг поняла: она только что облекла в слова все, что копилось в ней. Да, она никогда-никогда не согласится на меньшее.
— Я думал, что не понимаю смертных, — помолчав, произнес Кэррик. — Но теперь я думаю, что не понимаю смертных женщин. Объясните же мне, Джуд Фрэнсис, почему одной любви мало?
Она тихо вздохнула.
— Вот так уж.
— Почему вы говорите загадками?
— Потому что, пока вы сами не поймете, бесполезно объяснять. А когда поймете, то никаких объяснений не понадобится.
Кэррик что-то пробормотал по-гэльски, покачал головой.
— Помните, что выбор, единожды сделанный, может сотворить судьбу или разрушить ее. Запомните это.
И он растворился в воздухе.
Эйдан злился на женщин не меньше Кэррика. Он посмеялся бы, если бы ему сказали, что уязвлено его самолюбие. Он обозвал бы идиотом того, кто сказал бы, что его горло обжигает тревога. Если бы тот же идиот сказал ему, что сердце болит от обиды, он бы вышвырнул его из паба.
Но он чувствовал все это: и злость, и тревогу, и обиду, и боль. И растерянность в придачу.
Он был так уверен, что понимает Джуд, что знает ее душу и сердце так же хорошо, как ее тело. И было унизительно сознавать, что он допустил промашку. Конечно, он поспешил, но он и мысли не допускал, что она так холодно, так небрежно отвергнет его предложение.
Боже милостивый, он предложил женщине, своей единственной женщине, выйти за него замуж, а она улыбнулась, небрежно сказала «нет» и вернулась в дом к гостям.
Его милая, застенчивая Джуд Фрэнсис, не колеблясь, смерила его холодным взглядом и отказала наотрез. В этом не было никакого смысла, ведь понятно же, что они созданы друг для друга, как два звена длинной цепи. Эйдан отчетливо видел эту цепь, сплетенную из постоянства и традиций. От мужчины к женщине, от поколения к поколению. Джуд предназначено быть с ним. Им вместе суждено ковать следующие звенья этой длинной цепи.
Вместо того чтобы разбираться в документах, Эйдан метался по своей квартирке над пабом и говорил себе, что должен найти какой-то другой подход. Он умеет уговаривать женщин, добиваться их расположения, побеждать, и доказательством тому его прошлые победы.
Разумеется, тогда он преследовал совсем другие цели. Он постарался отогнать встрепенувшуюся тревогу. Нет, не такие уж другие. Он со своим-то опытом сумеет уговорить женщину выйти за него замуж.
На лестнице послышались шаги, и через несколько секунд, как всегда, не постучавшись, впорхнула Дарси.
— Шон возится на кухне и, как всегда, считает меня девчонкой на побегушках. Он желает знать, заказал ли ты картофель и морковь и пришлет ли Пэтти Райан белую рыбу к концу недели, как обещал?
— Пэтти обещал нам свежую рыбу завтра, а остальное в середине недели. Неужели Шон уже начал готовить? Еще только половина второго.
— Нет, но уже уткнулся в рецепт, который кто-то дал ему вчера вечером на вечеринке, и не помогает мне в зале. Ты наконец спустишься за стойку или так и будешь сидеть здесь и таращиться на стены?
— Я работал, — возразил Эйдан, понимая, что и впрямь тупо смотрит на стены. — А если ты сама захочешь заняться вместо меня бумажной работой, так только скажи.
Его тон насторожил ее. И хотя она прекрасно знала, что Шон и помощница зашиваются внизу, плюхнулась в кресло и закинула ноги на подлокотник.
— Бумажки я оставляю тебе, ведь ты у нас самый умный и деловой.
— Тогда иди вниз и делай свою работу.
— У меня скоро десятиминутный перерыв, и, раз уж я здесь, я возьму его сейчас. — Дарси улыбнулась слишком наигранно, чтобы Эйдан ей поверил. — О чем тоскуешь?
— Я не тоскую.
Дарси принялась изучать свои ногти. Эйдан отошел к окну, вернулся к письменному столу, снова отошел к окну. Дарси молчала. Он не выдержал первым:
— За последние два месяца ты очень сблизилась с Джуд.
— Надеюсь, что так. — Дарси ехидно улыбнулась. — Правда, мы не так близки, как ты с ней. Вы что, поссорились? Поэтому ты мечешься тут, как зверь в клетке?
— Нет, мы не поссорились. То-то и оно. — Эйдан сунул сжатые кулаки в карманы. Как ни унизительно, но выбора у него нет. — Что она говорит обо мне?
Дарси не засмеялась, хотя смех распирал ее, только захлопала длинными ресницами.
— Я не трепло и не стану выбалтывать чужие секреты.
— Лишний свободный час в следующую субботу.
Дарси подняла голову. Ее глаза лукаво вспыхнули.
— Ну, почему бы и не сказать? Что ты хочешь знать?
— Что она обо мне думает?
— О, она думает, что ты красивый, обаятельный и никакие мои слова ее мнения не изменят. Ты вскружил ей голову, ну как же! — нес на руках по лестнице — очень романтичный штрих! — Дарси все-таки рассмеялась при виде его болезненной гримасы. — Не спрашивай, о чем болтают женщины, если не готов это знать.