Драгоценности солнца
Шрифт:
Потрясенная этой мыслью, еще более потрясенная тем, откуда эта мысль взялась, Джуд остановилась как вкопанная. Она могла бы остаться здесь не на три месяца, а навсегда и записывала бы легенды, те, что рассказывают ей, и те, что рождаются в ее голове.
Нет, нет, это невозможно, о чем она думает?! Она должна вернуться в Чикаго, как запланировала, найти работу, которая обеспечила бы ее жизнь и дала возможность реализовать ее мечту. Она не имеет права думать о чем-то другом.
Почему?
Она сделала два шага и повторила вопрос вслух.
— Почему? Разумеется, есть причина. Масса причин. Я живу в Чикаго, я всегда жила в Чикаго.
Однако нет такого закона, по которому она должна жить в Чикаго. Ее же не бросят в тюрьму за перемену места жительства?
— Нет, конечно, но… я должна работать.
Но ты же не бездельничаешь здесь три месяца?
— Но это не работа! — возразила она себе вслух. — Это баловство.
Почему?
Джуд закрыла глаза.
— Потому что мне это нравится. Я получаю от этого удовольствие, значит, это баловство. И вообще, глупости.
Заросший кустарником холм — странное место для прозрения, но, пожалуй, для нее идеальное.
— Почему я не могу делать то, что люблю? Почему я не могу жить там, где чувствую себя дома больше, чем где бы то ни было? Кто управляет моей жизнью, — Джуд озадаченно хмыкнула, — если не я сама?
Я могу это сделать, если хватит смелости. Я могу продать квартиру. Я могу сделать все, что не решалась делать, боясь неудачи и провала. Я могу попытать удачи и послать отрывок из книги литературному агенту.
Я могу наконец попытаться построить для себя такую жизнь, о какой мечтаю, и будь что будет. Только надо все хорошенько обдумать.
Джуд ускорила шаг, пытаясь заглушить внутренний голос, подстрекающий ее действовать немедленно, пока не нашлась куча отговорок. Это серьезный шаг, очень серьезный. Разумный человек заранее продумывает серьезные шаги…
Из-за холма показался дом О'Тулов. Отлично! Пора отвлечься хоть ненадолго.
На веревке сохло белье. Неужели Молли стирает двадцать четыре часа в сутки? Бетти очнулась от утренней дремы, приветственно залаяла, почуяв приближение Финна. Щенок радостно затявкал в ответ и помчался вниз с холма.
Джуд последовала за ним и только подошла к забору, как открылась дверь кухни, и Молли помахала ей.
— Доброе утро вам, Джуд. Вы сегодня ранняя пташка.
— Похоже, не такая ранняя, как вы.
— Когда в доме куча болтливых девчонок и мужчина, который любит выпить чашечку чаю раньше, чем откроет глаза, не понежишься в постели. Заходите, выпейте чаю, поболтайте со мной, пока я пеку хлеб.
— Я принесла вашу посуду и сахарное печенье. Я вчера испекла. Вроде получилось лучше, чем в прошлый раз.
— Вот попробуем их с чаем и узнаем.
Молли придержала дверь, пропуская Джуд в теплую уютную кухню. Под раковиной гремела инструментами Бренна.
— Мам, я почти закончила.
— Я надеюсь. — Молли прошла к плите. — Вот что я вам скажу, Джуд. Я в этом доме жена того сапожника, который без сапог. Мик и эта девица только и делают, что всем что-то ремонтируют, а у меня день и ночь все течет и громыхает.
— Ну, у тебя же на жизнь не заработаешь, — заявила Бренна, за что мать легонько ткнула ее ногой.
— На жизнь не заработаешь? А кто сегодня утром съел гору яиц и огромный тост с джемом?
— Только чтобы набить рот и не сказать Морин, чтобы она прекратила болтать о своей свадьбе. Девчонка с ума нас сводит. О, Джуд, она причитает и стонет, и ревет без всякой причины.
— Замужество и другие заботы приносит. — Молли расставила чашки, печенье, пригласила Джуд за стол и погрузила руки в огромный ком теста. — Посмотрю я на тебя, когда придет твое время.
— Ха! Если я решу выйти замуж, то приволоку парня к священнику, скажу все нужные слова, и дело с концом. Не по мне вся эта суета с платьями, цветами и музыкой. Месяцы мучений ради одного-единственного дня. Платье, которое никогда больше не наденешь. Цветы, которые завянут, и песни, которые можно петь, когда захочешь.
Бренна вынырнула из-под раковины и взмахнула гаечным ключом.
— А сколько денег ухлопаешь, уму непостижимо.
— Бренна, ты ничего не понимаешь. — Молли присыпала тесто мукой и перевернула. — Этот один-единственный день — начало жизни, и он стоит каждой минуты подготовки и каждого потраченного пенни. — Она вздохнула. — Правда, иногда так трудно успокоить ее, нашу Морин.
— Вот именно. — Бренна сунула гаечный ключ в помятый ящик с инструментами и взяла печенье. — Посмотри, мам, на Джуд. Видишь, какая она спокойная. Она не станет рассуждать, какие розы выбрать для букета, розовые или белые. — Бренна сунула в рот печенье и плюхнулась на стул. — Спокойная и разумная.
— Спасибо. Я стараюсь. Но о чем ты?
— О разнице между тобой и моей полоумной сестрицей. У вас обеих свадьбы на носу, но ты же не мечешься по дому, заламывая руки и меняя решение о величине торта каждые две минуты, верно?
— Верно, — согласилась Джуд. — Я не заламываю руки, потому что на моем носу нет никакой свадьбы.
— Даже если у вас с Эйданом будет скромная церемония — хотя как это получится, если каждый второй в округе его знает, — это все равно свадьба.
Джуд сделала глубокий вдох. Выдохнула.
— С чего ты взяла, что я выхожу замуж за Эйдана?
— Дарси сказала. — Бренна потянулась за вторым печеньем. — А она узнала из надежного источника.
— Это идиотский источник, — сердито сказала Джуд.
Молли перестала месить тесто. Бренна заморгала и открыла рот, но Молли бросила на нее предостерегающий взгляд.
— Набей рот печеньем, девочка, пока не поздно.
— Но Дарси сказала…
— Возможно, Дарси не так поняла, — предположила Молли.
— Думаю, она поняла правильно. — Джуд резко поднялась со стула. — Откуда у мужчин столько самоуверенности?