Драгоценности Жозефины

Егорова Алина

Когда любишь, хватаешься за эту надежду как за соломинку. Я его любила. И ненавидела за то, что надежды не оправдывались.

Заперев дверь, я положила ключи под коврик. Это все же лучше, чем оставить дверь открытой. А встречаться с Романом потом, чтобы вернуть ему ключи, я не хотела. Рубить концы, так рубить – одним махом. Я даже работу думала поменять после отпуска, чтобы в «Зеленом береге» его не видеть.

– Вы кого-нибудь встретили в подъезде, когда уходили?

– Не знаю, не обратила внимания. Не до того мне было, меня трясло. Разве что… да нет, это не имеет значения и к делу не относится.

– В данном случае к делу относится все.

– Я стояла и ждала лифта, чтобы спуститься вниз. Когда он приехал и открылись двери, я увидела свое отражение.

Такая же прическа, цвет волос, платье… Я подумала, что мне мерещится или в лифте зеркало, но там нет зеркала. Отражение двинулось мне навстречу.

Вы считаете, что я спятила? Думаю, то было временное помутнение – ведь меня лихорадило, и все воспринималось как в полусне. Но я не удивлюсь, если скоро на самом деле сойду с ума.

– Зачем вы оставили надписи на лбу Дворянкина и на зеркале?

– Я устала. Очень устала держать в себе эмоции. Мне было необходимо их выплеснуть, сделать то, чего я раньше себе не позволяла. Я захотела написать у Романа прямо на лбу, чтобы он понял, что я ушла от него навсегда. Но на лбу так мало места, а сказать хотелось гораздо больше.

– Понимаю, – усмехнулся адвокат. – Но столь экстравагантным поступком вы усложнили свое положение, поэтому вам придется дать объяснения следователю.

Встреча с адвокатом зародила в Таниной душе зыбкую, крошечную надежду на лучшее. Ей хотелось верить Морсину, но он мужчина, а мужчинам Таня не доверяла. Мужчинам верить нельзя – эта аксиома начала складываться в Таниной голове с раннего детства. Ее отец любил мечтать вслух. То, что это были всего лишь мечты, а не планы на будущее, за которыми непременно должны последовать конкретные действия, Таня поняла много позже, а тогда, в пять лет, девочка принимала слова родителя за чистую монету.

– Вот тут вот, – Танин отец показал на площадку перед окном, воображая, видимо, океан, – двухпалубная яхта на несколько кают с душем и камбузом, на ней можно будет путешествовать. Представляешь, Лара, ехать не на поезде в душном вагоне в Белоруссию, а на своей яхте по Средиземному морю. Перед входом в камбуз будет висеть этот янтарь, – он продемонстрировал на своей широкой ладони крупный оранжевый камень.

Лара, Лариса Владимировна – Танина мама, – мечтательно улыбалась. Воспринимала ли она его всерьез, понять было сложно. А вот Таня своему отцу тогда еще безоговорочно верила. Фантазия девочки нарисовала стоящую во дворе яхту – трехмачтовый корабль с рындой, как в мультфильме, и огромным янтарем при входе.

– А там можно будет играть в прятки? – спросила она.

– Конечно, можно! И в прятки, и в жмурки, и в лото.

Яхта, конечно же, у них так и не появилась. Потом, года примерно через три, отец рассуждал, что он бы пошел в космонавты.

– Платят им неплохо. Только здоровье сильно подрывается. Когда они возвращаются из космоса, им приходится заново учиться ходить. Бог с ним, со здоровьем, – я бы все равно туда пошел, чтобы вас всем обеспечить.

Лариса Владимировна кивала, подкладывая мужу блинчики. А в Танину голову впервые закрались сомнения по поводу слов отца: вспомнилась и несостоявшаяся яхта, и многое другое, что было озвучено и тоже не воплощено.

Жили Климушкины очень скромно – в старой, давно не видевшей ремонта квартире, без новой мебели, поездок к морю, семейных праздников, походов в гости. Ремонт родители не затевали принципиально – каждый год они надеялись, что им дадут новую квартиру. В очереди на получение жилья они не стояли, но соседи поговаривали, что их дом должны сдать на капитальный ремонт и в связи с этим всех переселить в новый. Одно время среди жильцов выдвинулась инициативная группа, которая собирала со всех заявления о неполадках: изношенных трубах, отсутствии газа, горячей воды и прочих коммунальных бедствиях. Эти сведения планировалось отнести в городскую администрацию, чтобы там скорее поставили дом на капитальный ремонт. Дошла ли до администрации увесистая пачка жалоб или нет, Таня не знала, а только никто не торопился вручать им ордер на новую квартиру. Примерно раз в три года белили фасад их дома и красили оконные

рамы, даже однажды подновили подъезд. Никого из жильцов это событие не радовало, ибо все понимали, что косметический ремонт отодвигает столь желанный ремонт капитальный, убивая надежду на улучшение быта. Таня, конечно же, мечтала о новой квартире, но в то, что ее дадут, она не верила. В отличие от родителей. Однажды она с родителями пошла на стройку. Они вообще редко совершали совместные прогулки, а тут решили выбраться. Как потом выяснилось, для того, чтобы посмотреть свою будущую квартиру. Стройки были отдельной темой разговоров в их семье. В ожидании капитального ремонта Танин отец времени зря не терял, он выяснил тонкости получения нового жилья: по закону им полагалась квартира в их же районе. Поэтому, как только где-нибудь неподалеку затевалось строительство, отец тут же отправлялся туда на разведку и строил воздушные замки – как их семья будет жить на новом месте.

Они бродили по этажам строящегося дома, куда привел их отец. Он рассуждал о достоинствах и недостатках планировки, а мама с грустью смотрела на бетонные стены – ей было все равно, что потолки в строящемся доме недостаточно высоки, а коридоры не очень просторны. Она, измученная неустроенностью быта и долгими ожиданиями, была согласна на любую квартиру, только бы новую. Ларисе Владимировне казалось, что в новой квартире они жить будут по-другому – не как сейчас, а гораздо лучше.

Таня сильно пожалела, что увязалась с родителями. Ей было неинтересно смотреть на «свою будущую комнату», потому что она ни на минуту не верила в получение жилья. Она всего лишь хотела пойти на семейную прогулку, какие бывали у ее сверстников, а у нее нет. Но, услышав очередные грандиозные планы отца и поймав затравленный мамин взгляд, ей стало ужасно тоскливо. Ну почему, почему у них все не слава богу?! Зачем все эти пустые мечты и обманчивые надежды? Весь ужас отцовской болтовни состоял в том, что он давал им с матерью надежду. Надежду, которая никогда себя не оправдает, но мать идет за ней, как идет осел за морковкой, которую наездник держит перед ним на палке.

– Вот здесь вот, – опять показывал он на заполоненную соседскими автомобилями площадку под окном, – будет «Таврия». Четыре колеса! Лара, четыре колеса! Это будет наша машина!

Лариса Владимировна по-прежнему ему поддакивала, но уже без былого воодушевления, – за все годы ее муж не осуществил ни единого своего прожекта. И даже не пытался. Тане в то время пошел одиннадцатый год, и она, в отличие от своей тридцатишестилетней матери в чудеса уже не верила, а если и верила, то в те, которые никак не зависели от отца.

Несколько лет назад

Школьная столовая, пятничным вечером преобразованная в дискотеку, где под грохочущую музыку толкутся и галдят подростки. На этой дискотеке для седьмых, восьмых и девятых классов комфортнее всех себя чувствовали восьмиклассники: седьмой класс считался малышней, а девятый – «дедами». Девятиклассники гордые и поэтому слегка обижены на то, что их совместили с малышней. Они считали себя взрослыми и держали фасон: не танцевали под что попало, отдавая предпочтение модным хитам, и общались только с ровесниками, отчего сами же и страдали. Но если мальчики из девятого класса могли пригласить на танец девочку младше себя, то девочки-девятиклассницы в этом плане чувствовали себя неуютно – им хотелось потанцевать со старшими ребятами, а для них дискотека проводилась отдельно.

Семиклассники подходить к «дедам» не смели, они-то и к восьмому соваться побаивались.

Таня училась в восьмом, на нее обращали внимание девятиклассники, но приглашать не решались, потому что знали: девушка уже занята. И от этого желание потанцевать с ней было еще больше.

– Можно? – раздался робкий голос.

Таня обернулась и увидела перед собой тщедушную фигуру семиклассника. Ботаник Юра – смешной, угловатый паренек с застенчивым взглядом.

Смело, одобрила Татьяна. Она знала, что с ней многие хотят потанцевать, но боятся подойти, а Юра не испугался ни отказа, ни получить по шее от ее кавалеров.