Драгоценный камень
Шрифт:
— Откуда вошел вор, сейчас не важно. — Она оглянулась и подошла еще ближе к Андрею. — Важно другое: кто этот «невидимый»?
— Эх, кабы знать! — вздохнул Андрей.
— Он где-то близко, — шепнула она. — Он наблюдает за тобой, следит, ты всегда у него на глазах!
Андрей инстинктивно обернулся.
— Берегись! — Она смотрела на него с мольбой и тревогой, и глаза ее в этот миг были похожи на те чудесные кристаллы, в прозрачной глубине которых привидением мелькает тень второго, невидимого кристалла. — Берегись, — повторила она. — Делай то, что велит сердце и совесть, но будь осторожен. Я не советую тебе складывать оружие, «сворачивать знамя». Я бы всю жизнь себя презирала, если бы теперь смалодушничала и сказала тебе: «Забудь про берилл!» Но мне страшно… Мне кажется, случится что-то плохое.
Она вздрогнула, потом улыбнулась, поправила волосы.
— Только бы это плохое не обрушилось на твою голову, — сказала она.
Когда через несколько минут колонна догнала их, Вылю Власев притворился, что не замечает Андрея. Однако остановился, вытащил свою записную книжку и на букву «А» — под характеристикой Андрея — написал: «Очень быстро ходит и по ровному месту и по горам. Иметь это в виду при подборе пар. Лицо Рашеевой побледнело, очевидно, от перенапряжения сердечной мышцы».
Картограф Делчо Энев поморщился, увидев рядом с Андреем лаборантку, но нашел в себе силы заговорщически подмигнуть ему: «Давай, давай, мы в этих делах разбираемся, не бойся!» А Павел Папазов отозвал его в сторону.
— Так-то ты соблюдаешь дисциплину? — спросил он. Парторг казался спокойным, но голос его звучал необычно холодно и резко.
— А чем я нарушил дисциплину? — удивился Андрей.
— Чем? — Папазов помолчал. — Ты что, правда наивный или притворяешься? Пожалуй, притворяешься. Но здесь тебе не кабинет инженера Спиридонова. Здесь такие номера не пройдут, любезный! Мы на местности, в горах, у границы, — в такой обстановке мне не до учтивости. Поэтому я скажу тебе прямо, без всяких уверток: я запрещаю тебе деморализовывать людей своим индивидуализмом! Как парторг запрещаю тебе! Что это будет, если все начнут отделяться от коллектива и шататься, кто где хочет и как хочет. Бригада мы или шайка башибузуков? Ты — вперед, другой — назад, третий — налево. Что ж это получится, я тебя спрашиваю? Что получится, если все будут брать с тебя пример? Ты коммунист, твое поведение должно быть безукоризненным, ты должен делать все, чтобы сплачивать коллектив. А ты бежишь от него, проявляешь интеллигентский индивидуализм, разрушаешь коллектив! Разве так можно!
Слова парторга были очень неприятны, больно кололи Андрея, но он слушал, опустив голову. «Папазов прав, — думал он, — не надо было отделяться от колонны и убегать вперед». Андрей чувствовал себя, как провинившийся игрок, которому судья делает справедливое замечание.
— Я тебе сказал вчера вечером, — продолжал Павел Папазов, — партийная организация будет заниматься твоим поведением, и ты не думай, что тебя погладят по головке за эту глупую проделку со Спиридоновым. Я тебе уже советовал: чтобы наказание было не слишком тяжким, обдумывай свои поступки, старайся быть самым дисциплинированным, делай все, что в твоих силах, чтобы искупить свою вину. Я тебя любил и даже теперь люблю, несмотря ни на что, поэтому я снова повторю тебе это, но теперь уже в последний раз: будь примерным среди примерных! Не сторонись товарищей, общайся с ними, доверяй им все, что у тебя на сердце. Почему ты не посоветовался со мной, прежде чем решиться на эту глупую выходку с планом? Я сказал бы Спиридонову, что у тебя нет никаких серьезных данных, что твоя гипотеза, по существу, еще лежит в области фантазии и что ему не стоит требовать у тебя геодезическую схему. Да, и тебе не пришлось бы идти к нему с первой попавшейся чепухой! Именно так! И всего этого не случилось бы, если бы ты предварительно со мной посоветовался. Я люблю юношеские дерзания, и, когда прошлой осенью ты заговорил об этом берилле — ты это очень хорошо знаешь, — я один не засмеялся тебе в глаза. Не засмеялся, хотя был глубоко убежден, что ты просто бредишь. Молодые люди бредят путешествием на Марс. И пусть! Самые невероятные фантазии лучше, чем мещанская успокоенность. Лучше предаваться таким мечтам, чем пьянствовать и терять время на покер и бридж. Я всегда поощрял дерзкие мечты, но с тобой я, видно, перестарался. Ты очень скоро перестал отличать фантастику от реальности, стал слишком самоуверенным и наделал глупостей. И я теперь думаю: если вовремя тебя не одернуть, ты пропадешь, свернешь себе шею. Я не хочу, чтобы ты сворачивал себе шею. Не хочу я и другого — чтобы ты позорил коллектив, чтобы ты компрометировал имя партии, членом которой ты являешься. Поэтому никаких отклонений от маршрута без разрешения начальника бригады! Что бы ты ни задумал, сначала поговори со мной или с Вылю Власевым. Я тебе еще раз напоминаю: у меня специальные указания от Спиридонова — держать тебя в ежовых рукавицах. Имей это в виду!
Андрей спокойно выслушал всю длинную речь, но последние слова Папазова как будто ударили его по лицу. «В ежовых рукавицах!» Чем он заслужил это? План, проклятый план! Ну хорошо, а до плана — разве у него нет биографии, нет прошлого? Разве можно, чтобы одна ошибка свела на нет всю сознательную жизнь человека?
Он был спокойным, очень сдержанным человеком и потому промолчал. Но сердце у него сжалось от боли, как будто на него наступили ногой.
С востока на запад лес пересекает мягкая грунтовая дорога; к югу от нашего села, как раз около мельницы, где работает бай Димо, Теменужкин отец, она выходит на шоссе. Рассказывают, что когда-то, когда Фракия была римской провинцией, эта дорога соединяла Аполлонию с Филиппополисом. Может быть, это и правда, потому что и сейчас там можно обнаружить следы древней каменной дороги. Теперь проселок соединяет только две-три деревни, и вы напрасно искали бы его даже на самой подробной географической карте. Он нигде не обозначен. Вспомните латинскую пословицу о славе и махните рукой… Впрочем, я рассказываю вам о нем не из-за его древней славы, а потому, что по обе стороны этого проселка расположился лагерь бригады Вылю Власева.
Представьте себе лес — равнинный, густой, дремучий, состоящий в основном из низкоствольных, но развесистых дубов. Местами лес пересечен оврагами, тоже поросшими дубом, а кое-где проглядывают пологие скаты, заваленные рухнувшими и уже прогнившими стволами и нагромождениями серых камней, обросших мхом и лишайником. Сквозь пышные кроны деревьев едва-едва проникает солнце, поэтому в лесу всегда сумрачно, а влажный, насыщенный запахом прелых листьев и гниющей древесины воздух кажется зеленоватым.
Так выглядит лес на юго-западе. А к востоку лес редеет, светлеет и постепенно переходит в ровные поля Черноморской низменности.
Лагерь Вылю Власева задними палатками упирался в густую часть леса, а передними был обращен на восток, где горизонт несравненно шире и чище. Старая римская дорога проходила посреди лагеря и делила его на две части.
Слева от дороги, рядом с большой палаткой Вылю Власева, стояло еще две, поменьше, — походная лаборатория и склад. Остальные шесть одиночных палаток белели по другую сторону дороги.
Что еще вам сказать?
Бригада прибыла на место в обед, и послеобеденные часы прошли незаметно, как это бывает всегда, когда время заполнено напряженным трудом. Стемнело, но никто и не подумал о том, чтобы зажечь традиционный лагерный костер.
Павел Папазов распределил дежурства на ночь и последним лег спать.
Утром все проснулись бодрые, умылись холодной водой из родничка, журчавшего в соседнем овраге, и с жадностью набросились на бутерброды, приготовленные Марко Мариновым. Этот страстный цветовод и общепризнанный мастер пончиков и блинчиков, подпоясав белым фартуком свой круглый животик, любезно приглашал геологов к «столу» и желал им хорошего аппетита.
— Поешьте, в дороге успеете наголодаться, — подмигивал он товарищам.
А для Андрея, который рассеянно жевал, вероятно не чувствуя, что он кладет в рот, он завернул в бумагу два бутерброда и тихонько положил ему в карман.
— Ничего, ничего, потом есть захочется! — покровительственно заметил он. — Возьмешь с собой! Это придает энергии, а ты молодой и больше всех ее тратишь. Я в твои годы съедал дюжину бутербродов сразу.
Потом Вылю Власев собрал геологов в своей палатке, разложил на походном столе карту, откашлялся и принялся водить по карте пальцем.
— Вот район, который мы должны изучить… то есть закончить его изучение, — поправился он. — В прошлом году, как вам известно, мы установили только самые общие минералогические данные этой местности… Теперь мы должны уточнить направления рудоносных жил, мертвые участки и наиболее благоприятные периметры для буровой разведки. Кроме того, здесь, как видите, есть сектор, обозначенный буквой X. Он расположен под острым углом к нашему лагерю, на юго-восток. Имеет форму равнобедренного треугольника, чье основание АС пересекает восточное полукружие леса. Этот район должен быть изучен с геологической и минералогической точек зрения, снят на карту и подготовлен к буровым исследованиям.