Дракон, который боялся летать
Шрифт:
Алан потрясённо смотрел на него.
— Д-да…
Улыбка Сильвена сделалась сочувственной.
— Вы удивительно плохо знали собственную жену. Что, готовить шоколад, который она не любит, было хорошим оправданием собственной никчёмности?
Алан залпом допил виски.
— Я не…
— Естественно, вы «не». Посмотрите на себя, Газаль, вы же ничтожество. А заставили считать таковой Эмму. Так легче жить, да? Когда кто-то другой во всём виноват. Впрочем, не вы первый — похоже, отец нашей злодейки хорошенько с ней поработал. Просто представьте, до какой степени нужно довести ведьму, которая ненавидит свой дар — чтобы она не просто им воспользовалась, а ещё и попыталась если не усесться на трон, то встать в его тени кукловодом. Скажите, Алан, тогда она была бы для вас достаточно хороша?
Газаль налил себе полный бокал.
— Или у меня бред, или драконы в-всё-таки могут нап-питься. Д-даже вы, Сильвен.
— И у вас нет к ней ни капли сочувствия? — Дракон подался вперёд. — Она всё-таки была вашей женой.
— Она меня подставила!
— Да бросьте, Газаль. Она умерла. А между прочим, могла бы сбежать — у неё бы получилось. И никто бы её, эмпата, не нашёл. Вот тогда она бы вас подставила. А так… — Сильвен покачал головой. — Просто представьте: она понимает, что проиграла. И что второго шанса не будет. Она выпивает яд и проводит последние минуты в окружении сладостей — единственная радость в её жизни. В церковь же она пойти не могла, там самоубийц не любят… Вам не кажется это грустным?
Алан изумлённо поднял брови.
— Зн-наете, что? Она была дрянью! И я рад, что избавился от неё. Ничего г-грустного тут нет — разве что по её вине я оказался в-в-во дв-ворце. Зато познакомился с вами. — Алан расплылся в улыбке. — Хоть что-то хорошее от этой стервы.
Сильвен усмехнулся.
— Так вы полагаете, что теперь вернётесь в Эртен с деньгами и женитесь?
— Ну да! — Алан пьяно улыбнулся. — Кто ж за меня не пойдёт? Особенно теперь.
Улыбка дракона стала шире: сейчас легко можно было рассмотреть клыки.
— Я думаю, Газаль, вам не помешает на себе испытать, что значит — чувствовать себя недостаточно хорошим для кого-то. Вы, конечно, экбатанец, но во всех ваших бедах вините отношение каэльцев к мигрантам. Думаю, нужно что-то более прямое, в чём вы никого другого обвинить не сможете. Что-то, понятное даже вам.
Алан моргнул.
— О чём вы…
Закончить он не успел: Сильвен дунул ему в лицо.
Магический шумоподавитель сработал на славу: криков Алана никто не услышал. Как никто и не обратил внимания на скорчившегося на полу, тем более в VIP-зоне, человека — на его лице страшными волдырями вздувались ожоги.
— Что ж. — Сильвен взял свой бокал с виски. — Вряд ли это чему-то вас научит. Но я удовольствие точно получил. В чём-то Эсвен прав: справедливость — чувство извращённое. Но как окрыляет!
Не глядя на Газаля, он создал портал — и Алан исчез.
А Сильвен усмехнулся, поставил бокал и, перемахнув через ограждение ложи, прыгнул на танцпол. Маг-целитель посоветовал ему набираться положительных впечатлений. А что может быть положительнее извивающейся под музыку блондинки? И, кстати, брюнетки. А то и обеих сразу.
Лучше провести ночь с ними, чем с виски и воспоминаниями о «Шоколадном облаке». А ещё мыслями о том, что заваренную в Эртене кашу кому-то придётся расхлёбывать.
А кто, кроме Сильвена, справится с этим лучше?
Глава 20
Эртен на закате был дивно хорош. В розовом свете городок мог сойти за жемчужину — крыши, мостовые и даже горы вокруг сверкали перламутром. По крайней мере, из резиденции мэра виделось именно так.
Крис Кейн, подперев щёку, замер на балконе. Как в сказке, мрамор оплетали розы: острые, длинные шипы казались на закате чёрными. Тень от господина мэра в неверных лучах то неправдоподобно удлинялась, то распухала — росла. Наверное, все дело в хламиде — в позднюю Драконью эпоху её называли тогой. В Штальсборге так одевались люди-аристократы. А ещё, говорят, феи — впрочем, те предпочитали туники. Господин мэр, и так обладатель весьма плотной фигуры, облачившись в тогу, походил на горного медведя. Сильно переевшего, угрюмого медведя.
— Господин. — В дверях возник дворецкий. — К вам посетитель.
Кейн поморщился и, не оборачиваясь, ответил:
— Скажите, что я не принимаю.
Дворецкий не двинулся с места.
— Господин, прошу прощения, но он очень настойчив.
Кейн вздохнул. В воздухе разливался сладкий аромат цветов, особенно сильный в вечерние часы — словно разлили флакон дорогих духов.
Кроваво-красное солнце медленно тонуло за горизонтом.
— Тогда напомните нашему настойчивому гостю, что мои приёмные часы в мэрии с десяти до пяти.
Дворецкий и глазом не моргнул.
— Господин, это дракон короля — лорд Сильвен. Прикажете передать ему про… приёмные часы?
Солнце исчезло — в застывшем воздухе сгустились сумерки. Крис Кейн в последний раз взглянул на горы и отвернулся.
— Конечно, нет. Просите нашего настойчивого гостя, Эткин, не стойте столбом. Кто я такой, чтобы задерживать королевского советника?
— Провести его в кабинет, господин?
Кейн покачал головой.
— Сюда. И оставьте нас одних. Да, и прикажите готовить… что там любят эти драконы…
Стол накрыли в считаные минуты. Сильвен, войдя в гостиную, тут же уткнулся взглядом в разложенное по тарелкам мясо. Аппетитное, ароматное, в соусе, идеально прожаренное…
— Мне считать это взяткой?
— Ну что вы, господин. — Крис Кейн поклонился. Несмотря на комплекцию и наряд, получилось у него весьма изящно. — Но вы как раз к ужину.
Сильвен окинул мэра внимательным взглядом и усмехнулся.
— Естественно. Господин Кейн, давайте без прелюдий. Вы наверняка догадываетесь, зачем я здесь, верно?