Дракон Нерождённый
Шрифт:
Заклинание подошло к концу, костёр погас, зверодухи ушли вместе с дымом. Глаза волшебника открылись, в них ещё несколько мгновений жило фосфорное свечение. Пальцы Гариба, бледные до синевы, ухватили жезл и поднесли к лицу.
По сути то была лишь крепкая палка, ошкуренная, покрытая оккультной резьбой и заговорённая. Настоящий жезл, серебряный, искусно украшенный и зачарованный, Гариб спрятал очень далеко и давно, когда путешествовал по Вестеррайху. Такой артефакт мог привлечь псов Господних и проложить хозяину дорожку на костёр. Этот же… ну по крайней мере, то была осина, – самое волшебное дерево. Жезл имел
Такие как он умели хранить внутри себя готовые плетения, однако, чем больше их было, тем тяжелее приходилось волшебнику. Доселе Гариб хранил в черепе двенадцать, и чувствовал себя нехорошо. Почти каждое из них являлось частичкой посмертия, которая убивала хозяина словно медленный яд. Вот был бы он личём, смог бы держать в себе многие десятки заклинаний безо всякого вредя.
Подумав немного, Гариб рискнул и перенёс в жезл ещё и Бесплотное Копьё, на том пока ограничился. Если перенапрячь эту несчастную палку, она превратится в гнилую труху и придётся начинать всё заново. Тем временем, с тремя заклинаниями в жезле и девятью в теле некромант был и вооружён, и вполне жив. Могильный холод уходил из мышц, дыхание стало глубже, заурчал желудок.
Он развёл новый костёр в сторонке, достал ритуальный нож и разделал всех животных. Зверодухи ушли, но плоть-то осталась. Гариб тщательно вырезал все кости, даже самые мелкие и отложил их, мясо испёк на углях и насытился.
Это было очень опасно, – разводить огонь; простые-то звери боялись его, но чудовища скорее стремились на запах дыма. Жажда человечины легко подавляла страх перед «алым цветком». Первое время они с Молхом опасались выдавать себя, жили от схватки до схватки, получали раны, боялись ночи… По крайней мере, Гариб всё это переживал, а что чувствовал Молх оставалось тайной. Некромант не знал, сколько времени длилось их изгнание, неделю, две, месяц? Сколько бы ни было, это время пошло обоим на пользу, они немного обвыкли.
Огонь горел в ямке, окружённый ветками, стоянка была обустроена среди замшелых валунов и деревьев, которые преграждали свету путь вовне. Прислушиваясь к каждому шороху, Гариб вытягивал из костей влагу, делая сухими и ломкими. Затем некромант стал перетирать их парой плоских камней, он нуждался в костной муке.
Послышались тихие шаги, волшебник взялся за жезл, замер. К свету вышел Молх.
– Значит, ты не умер пока меня не было. Похвально. – Его голос походил на рык огромного хищника
Молх был высок и костляв, словно приморенный голодом. Он сильно напоминал человека, но только напоминал: большой голый череп, выпуклые глаза и массивные челюсти заставляли задуматься, а покрытая красно-розовой сыпью кожа вызывала отвращение. Тело Молх обматывал длинными отрезами ткани, формируя накидку и юбку. Некогда эта ткань была красной, но выцвела до розоватой белизны и всегда оставалась сырой. На поясе болтался большой бурдюк. Ходил босиком.
– А ты, слава Зенребу, не заблудился в трёх соснах. Отрадно.
Молх пожал костлявыми плечами, поднёс человеку грубое лукошко ягод и небольшую флягу.
– Я вернулся с добычей, – пробасил он, – с большой.
Послышался треск веток, сквозь кусты к стоянке вышел медведь. Зверь ступал неуверенно, дёргаясь и шатаясь, то и дело взрыкивал, пытался убежать. Он был до смерти перепуган.
– Подойдёт?
– Более чем! – обрадовался Гариб, вставая с ножом в руке.
Некромант приблизился к хищнику, склонился у самой головы, ощутил запах, взглянул в тёмный глаз. Медведь продолжал дёргаться, громко стонать, но Молх держал его за кровь.
– Твоя смерть послужит нашему выживанию.
Удар был поистине сильным, клинок прошёл сквозь шерсть, толстую шкуру, жировой слой, мышцы, проскользнул между рёбрами и Гарибу пришлось навалиться всем весом, чтобы остриё достигло сердца. Медведь заревел, замотал головой, а, когда оружие выскользнуло обратно, хлынула кровь. Очень медленно силы покидали зверя, он лёг и, когда вокруг сомкнулся магический чертёж, уже подёргивался в последних судорогах.
Отерев нож и взявшись за жезл, некромант начал плести чары. Молх следил, стоя под высокой сосной. Когда ритуал закончится, кровь из тела зверя наполнит бурдюк.
Осень подходила к завершению. Гариб подозревал, что стоял конец окетеба месяца, зима начинала дышать на мир.
С помощью заклинаний, костяной иглы и самодельной нити он сшил себе шубу, а из остатков шкуры сделал мешок, где уместились медвежьи кости. Было тяжко тащить всё это на себе, однако Гариб превосходил простых смертных и силой, и выносливостью. Также он выточил из кости кулон-медвежью голову и повесил на шею.
Кроме чудовищ и огромных расстояний Дикоземье было опасно аномалиями. Именно из-за них маги цивилизованного мира боялись исследовать леса. Пространство и время искажались, реальность истончалась тут и там; транспортная магия либо не работала, либо представляла смертельную угрозу для самих волшебников. В Дикой земле сбежать от беды было очень тяжело, а вот потерять дорогу, – легко.
Как и любой волшебник, Гариб сызмальства ощущал время и направление, однако, леса искажали его чувства, заставляли плутать, вели в топи или непроходимую чащу. Тем не менее, способность различать ауры и видеть присутствие чужой жизни очень помогали. Некромант часто решал обойти особо опасное место, мог чарами скрывать себя и спутника, участвовал в бою, когда наступала необходимость.
Так, битва за битвой, Молх и Гариб пытались продвигаться на север, в сторону цивилизации, но порой замечали, что уже некоторое время идут на юг, либо на запад. Лес играл с ними. В такие моменты на Гариба накатывали бессилие и злоба, а он только и мог что крепиться.
Уже несколько ночей страшный голос раздавался в лесах. Что-то ревело в далёкой темноте, кричало и выло так, что поджилки тряслись. Этот звук не походил ни на что знакомое, ни на что «правильное», и оттого пугал особенно сильно. Каждую следующую ночь он звучал ближе, а потом раздавались вопли добычи.
Однажды, днём, двое решили сделать крюк и увидели посреди леса место охоты. Опознать добычу по тому, что осталось, не было никакой возможности. Её разорвали, измочалили, растащили на добрые полсотни шагов [2] , и даже на ветвях деревьев оказалось немного мяса.
2
40 м.