Дракон Потапов и украденное сокровище
Шрифт:
– Я ищу сэра Сэвила, – сказал сыщик суровым тоном, совсем не похожим на прежний. – И промедление может оказаться роковым.
Глава 14. Тайна четвёртого садовника
Потапова всю ночь преследовали кошмары. Ему снилось, что это он проглотил жемчужину, потому что не наелся за обедом, и теперь она брыкалась у него в животе, скандируя: «Рент-ген! Рент-ген! Рент-ген!» Потом за Потаповым погнался Великий Кракен. Потапов попытался закопаться в мох, но Амэ-но-ано выкопал его оттуда со словами: «Я – смотритель мхов! Не порти зелёные насаждения!» Великий Кракен догнал Потапова и, конечно, съел бы его, если бы не героизм левой (любимой)
И, наверное, на этом история про Потапова закончилась бы по причине летального исхода для главного героя, но Потапов вовремя проснулся.
– Фуф. – он сел на футон и огляделся – не спрятался ли где Великий Кракен.
Было ещё очень рано. Спать совершенно не хотелось, а до завтрака и начала заседания ещё не менее двух часов.
«Пойду погуляю, – решил Потапов. – Что-то в этом сне было правильное… мхи… смотритель мхов… пойду гулять в другую сторону от пруда, туда, где растёт мох».
Потапов тихонько вышел из павильона, где ещё спали умученные вчерашними событиями драконы, прошёл мимо пруда, кивнул каменному карпу, который за ночь совершенно не продвинулся вверх, и направился вдоль галереи в сад мхов Кокэдэра.
Сад мхов, в отличие от сада камней, Потапову нравился. Он и дома любил сумрачные низины с замшелыми стволами. А здесь мхи были невероятными. Очень чистенькие и гладкие, будто каждый стебелек мха вручную воткнули в землю, да ещё и подстригли под бархат, они отливали на неровностях рельефа неожиданными бликами. В низинах цвет мха сгущался до чёрно-синего, а на пригорках, высветленный солнцем, мох отсвечивал розовато-золотистым сиянием. И между этим чёрно-синим и золотым располагались все оттенки зелёного. Опавшие красные и розовые кленовые листья горели на фоне мха, как будто под каждым листком включили лампочку подсветки.
Между бархатными пригорками и нарочито лохматыми, как модные подростки, кочками пробирались ручьи. Ручьи казались до удивления настоящими, словно они тут сами пробились из-под земли вопреки воли садовника. Хотя Потапов понимал, что всё продумано. Через ручьи перекидывались плети длинных трав с синенькими цветами, по краю ручьёв цвело что-то мелкое, белое и жёлтенькое. Потапов потрогал один цветочек, тот ткнулся жёлтой головёнкой в тёплую потаповскую ладонь.
По мхам нельзя было ходить, только по дорожкам и по длинной крытой галерее. Но Потапова это не раздражало: топтать такое совершенство казалось кощунством, как если бы расстелить на линолеуме «Мону Лизу» и попрыгать на ней.
Потапов дошёл до очень красивого места: клёны уступали место бамбуку, под багровыми ветвями последних клёнов стояли каменные фонари, тоже замшелые. Вглубь бамбуковой рощи уходила дорожка из плоских камней, утопающих в особенно пушистом мху. Такие дорожки называются тобииси, хотя Потапов этого не знал. Идти по ней не разрешалось: в начале дорожки лежал камень чуть больше кулака, обвязанный верёвкой с изящным узелком. Это означало «не ходите туда». «У нас бы цепью перегородили, пять плакатов повесили: «Не ходить!», «Штраф 1000 рублей!», «Осторожно, злая собака!», «Проход запрещён!», «Не влезай – убьёт!». И народ бы всё равно перелез через цепочку и пошёл. А тут просто поставили камень», – покачал головой Потапов.
– Нравится? – прозвучал над ухом Потапова вкрадчивый голос.
Потапов вздрогнул, хотя пугаться было решительно нечего: это Амэ-но-ано неслышно подошёл сбоку.
– Да, – сказал Потапов. – Мхи почти такие же красивые, как розы и эти ваши… а, камелии.
– Мхи совершенны. – сказал Амэ-но-ано. – Не случайно мох упоминается в государственном гимне Японии. У японцев текст гимна – самый древний в мире, он взят из сборника стихов Х века «Кокинсю».
Императора век
Тысячи, миллионы лет
Длится пусть! Пока
Камешек гравия не вырос в скалу
И не оброс мхом.
– Ничего себе! – удивился Потапов.
– Пойдём, друг, я покажу тебе самое красивое место, – и Амэ-но-ано перешагнул через запрещающий камень
– Эй, туда нельзя! – воскликнул Потапов.
– Это туристам нельзя, а мне можно, я же смотритель мхов. – улыбнулся Амэ-но-ано. – Понимаешь, это всё-таки храм, а не только аттракцион для туристов. Есть некоторые уголки для монахов, куда не допускаются чужие, где всегда пусто, где хорошо молиться и предаваться медитации. Бамбуковая роща для этого – самое подходящее место. Ты знаешь, почему эмблемой нашего конгресса выбрали стебель бамбука? Конгресс проводится один раз в столетие – и бамбук тоже цветёт один раз в столетие. Причём все деревья в бамбуковой роще зацветают одновременно, независимо от возраста. Говорят, это невероятное зрелище. Я ещё не видел. Но я увижу. У меня удивительная работа, друг Потапов.
Здесь, в саду мхов, Амэ-но-ано был другим – не ответственным и строгим членом Организационного Комитета Конгресса, а просто радостным молодым драконом Амэ, увлечённым своей профессией.
Они прошли по запретной дорожке. Потапов вертел головами, стараясь уложить в память всю невероятную красоту, переливающуюся зелеными волнами.
– Я ошибался, – тихо сказал он. – Мхи красивее, чем розы и камелии.
– Ага, ты понял! – обрадовался Амэ. – Смотри вон туда – только мох и бамбуковые стволы, а какое совершенство линий и оттенков! Какие формы упавших стволов, словно облитых бархатными тканями.
– У нас в лесу мох не такой бархатный, – признал Потапов. – У нас он непричёсанный какой-то, и кусками свисает.
– У нас он такой же в диких лесах, – кивнул Амэ. – Но это же сад мхов. Садовники следят, чтобы всё было как надо. Выщипывают лишние волокна мха, убирают мусоринки. Красиво раскладывают на зелёной поверхности красные кленовые листья или опавшие цветы. Наша красота продумана, как сложное историческое полотно или конструкция синкансена. В одной японской книге описано, как каждое утро в усадьбе знатного человека садовник сметал с дорожек опавшие в беспорядке сосновые иголки, а потом снова живописно раскладывал их по дорожкам. Пойдём. Я покажу тебе, как работают садовники. Это недалеко, мы успеем к завтраку и началу заседаний.
– Погоди, Амэ, я фонарь рассмотрю, – попросил Потапов. – Какой необычный. Мне ваши каменные фонари очень нравятся. Замшелые, они как из сказки. Но согласись, друг Амэ, они всё-таки странные. Ну что это за фонарь, если он не горит?
– Его можно зажечь, – возразил Амэ. – Иногда туда светильник вставляют. Но в принципе это неважно. Они и так красивы, а главное – это красота.
– Не, у нас в доме не повесят красивую люстру, если её нельзя зажечь, – сказал Потапов. – А этот какой забавный. Почему у фонаря такая плоская «крыша»? Очень похоже на наш уральский гриб обабок или подберёзовик, когда он перерос и уже немножко подгнил. Такой же плоский, слегка оплывший камень сверху.