Дракон с христианскими добродетелями
Шрифт:
Софья Алексеевна. Иосиф Аристархович, от ваших заумных разговоров у меня всегда начинается головная боль. Лучше причаливайте к этому столу и кидайте якорь. Прошу, прошу! Вера, Павел, а вы что мечетесь по гостиной, как салаги при звуках аварийной тревоги? Быстро за стол!
Все рассаживаются вокруг стола. Входят Надежда и Мышкин, за ними – Любовь.
Софья Алексеевна. А, вот и наши любители поэзии! Присаживайтесь рядом со своими благоверными. Любочка, налей всем вина. И смотри, чтобы тарелки не были пустыми!
Мышкин.
Софья Алексеевна. Водки не будет. Не забудь, пожалуйста, по какому поводу мы собрались за этим столом.
Мышкин. Я помню. Еще не отряс кладбищенский прах со своих ног. Но покойному Андрею Олеговичу это бы вряд ли понравилось. Он любил водочку. Да если еще и под соленый огурчик! Как Кичатов говорил, лучше может быть только пустить на дно траулер компании-конкурента.
Софья Алексеевна. Алексей, прекрати травить байки! Вера, утихомирь своего мужа. А ты, Павел, вытри слезы своей жене. Вот тебе платок, Надя, свой ты всегда теряешь! (Подает носовой платок).
Юрков. Будьте покойны, Софья Алексеевна. Отдраю ее глазки до солнечных зайчиков, как медную рынду на судне!
Софья Алексеевна. За этим столом не должно быть страдающих лиц. Вы все знаете, Кичатов любил веселую компанию, не выносил нытья и меланхолии. После нашего замужества мне долго пришлось привыкать к такому образу жизни. Ведь я только окончила школу, была, что называется, тепличным цветком. Рафинированная дочка интеллигентных родителей, мечтательница, живущая в тех веках, когда на земле существовали благородные рыцари и трубадуры, воспевающие прекрасных дам. А он – простой рыбак, грубый и неотесанный, думающий лишь о хлебе насущном. Но со временем я привыкла. И сегодня я хочу воздать Кичатову то, что он заслужил. Мы не будем о нем рыдать и рвать волосы на голове. Мы проводим его в последний путь с грустной улыбкой на губах, но не более того.
Любовь проходит вдоль стола и наливает всем в бокалы вино.
Надежда. Мама, я хочу прочитать в память о папе одно стихотворение…
Софья Алексеевна. Если можно, то позже. А сейчас мы просто выпьем по бокалу вина и помянем твоего отца минутой молчания.
Мышкин. А я бы хотел послушать!
Софья Алексеевна. А я бы хотела, чтобы ты выпил минеральной воды вместо вина. Но не всегда и не все наши желания осуществимы, увы!
Все пьют. И некоторое время молчат. Затем Софья Алексеевна стучит вилкой о пустой бокал, привлекая к себе общее внимание.
Софья Алексеевна. Вот и помянули Кичатова, да обретет вечный покой его беспокойная морская душа. А теперь каждый, я надеюсь, скажет о нем что-нибудь хорошее. Иосиф Аристархович, начните первым, на правах старого друга семьи.
Заманский. Благодарю вас, Софья Алексеевна. (Встает). Я был поверенным в делах Андрея Олеговича Кичатова много лет. С того дня, когда он учредил свое первое рыболовецкое предприятие. Это было лихое время. И тяжкий рыбацкий труд являлся не самым тяжелым испытанием. Ведь в открытом море не было ни бандитов, ни чиновников. Они поджидали рыбаков на суше. И те, и другие
Юрков. Ну, это вы зря обобщаете, Иосиф Аристархович! Я лично живу по принципу – на чужой каравай рот не разевай. Свой бы прожевать.
Заманский. Простите, Павел, речь, конечно же, не о вас, а о тех, кого нет за этим столом.
Мышкин. Паша – совесть наша.
Юрков. Эй, рыба летучая, сложи плавники!
Софья Алексеевна. Дети, тише, тише! Давайте послушаем Иосифа Аристарховича. Он так красиво говорит.
Заманский. Благодарю вас, Софья Алексеевна… (Целует ей руку). Но Кичатов выстоял. Не многим это тогда удалось. Он оказался одним из этих избранных. И судьба, которая любит сильных людей, щедро вознаградила его. Я говорю не только о материальных благах. Но и о семье – любящих и преданных жене и дочерях, их мужьях, ставших для Кичатова опорой в его трудах. И его скоропостижная смерть уже ничего не изменит. Кичатов оставил после себя на этой земле не пенящийся бурун, который вскоре исчезает, а глубокую борозду. (Выпивает бокал вина и садится).
Софья Алексеевна. Как трогательно! Любочка, не стой столбом, налей еще вина Иосифу Аристарховичу. Надя, ты хотела произнести что-то поэтическое? Самое время.
Надежда. Уже нет, мама. Я вспомнила, что папа не любил поэзии. Поэтому я была вынуждена пойти не в литературный, а в институт иностранных языков.
Софья Алексеевна. Мне помнится, была другая причина.
Надежда. Да, папа тогда решил открыть представительства своей компании за рубежом. Ему был нужен человек, говорящий на английском и испанском языках. Но не первый встречный, а тот, кому он бы мог всецело доверять. Его выбор пал на меня. И я покорилась.
Вера. Подумаешь, какая жертва! По настоянию папы мне пришлось отказаться от мечты стать актрисой. Я закончила юридический, чтобы вести дела его компании. Но это обстоятельство не помешает мне сегодня сказать – я благодарна своему отцу за его дальновидность. Сейчас я зарабатываю намного больше любой актрисы.
Надежда. Но ты могла бы стать знаменитой. Как Татьяна Доронина или Мэрил Стрип. У тебя был талант! Чем это было хуже?
Вера. И зависеть от пристрастия режиссеров и изменчивых вкусов толпы? Нет уж, увольте! Меня устраивает моя нынешняя жизнь. Жаль, что тебя твоя – нет. Впрочем, ты всегда была не от мира сего. Как вспомню твои стихи… Бр-р! Сколько в них слащавости, наивного романтизма!
Надежда. Когда-то они тебе нравились.
Софья Алексеевна. Девочки, не ссорьтесь! Надя, не хочешь читать стихотворения, не надо. Просто выпей вина за упокой души своего отца. Никто из нас тебя не осудит.
Надежда. Нет, я все-таки прочту! (Встает и декламирует).
Когда мои глаза закроешь ты навек,
Коснись их долгим-долгим поцелуем.
Тебе расскажет взгляд последний, чем волнуем
Безмерно любящий пред смертью человек…