Дракон с христианскими добродетелями

Кучеренко Вадим Иванович

Софья Алексеевна. Как говорил мой покойный муж, в море самое лучшее время – адмиральский час. Он наступает на судне после обеда. В нашем доме склянки пробьют после поминального ужина. Все будут сыты, а, следовательно, настроены благодушно. И воспримут последнюю волю покойного с философским спокойствием.

Заманский. Вы очень мудры, Софья Алексеевна. (Целует ей руку).

Софья Алексеевна. Я прошла хорошую школу. Кичатов был прекрасным учителем жизни, пусть немножко и грубоватым. Вечная ему память!

Входят

Юрков и Вера.

Вера. Мама, ваша Любочка совсем обнаглела! Только что пробежала мимо нас с Павлом, как ошпаренный таракан…

Юрков. Кичатов сказал бы – как ошпаренный стасик. Стасиками, Верочка, на судах в море называют тараканов.

Софья Алексеевна. Фу, какая мерзость! К чему такие подробности?

Вера. И даже не поздоровалась, словно мы невидимки!

Софья Алексеевна. Я уже говорила Иосифу Аристарховичу, что собираюсь ее уволить.

Юрков. Может быть, отдадите ее нам? Мы с Надей хотели бы нанять домработницу. Вы же знаете, у вашей дочери слабое здоровье. Ей трудно работать и вдобавок вести домашнее хозяйство.

Софья Алексеевна. И не надейся! От такой домработницы только и жди беды в доме. Все равно как от девятибальной волны на море по шкале Бофорта. Неряха, нахалка, грубиянка! И, кроме того, слишком послушна воле хозяина. Готова исполнить любое его желание.

Вера. Мама!

Юрков. Следовательно, хорошей рекомендации Любочке от вас не получить? Тогда придется и мне внести ее в свой «черный список».

Софья Алексеевна. Сделай милость! Кстати, где твоя жена? И где твой муж, Вера?

Вера. Они прошли в библиотеку. Надя вдруг захотела показать Алексею свой перевод стихотворения какого-то зарубежного поэта. Бедная сестренка! Она так и не смогла забыть свое детское увлечение поэзией.

Юрков. Бедный Алексей! Уверен, что он сейчас мечтает черпануть бортом и принять в трюм рюмашку водки. А вместо этого ему приходится выслушивать поэтические завывания моей женушки. Можете поверить, это испытание не для слабых натур. Лично я скорее бы согласился пережить хуррикан в открытом море. А это ураган, сила ветра в котором достигает шестидесяти метров в секунду.

Софья Алексеевна. Вдвоем? В библиотеке? Этого еще не доставало… (Кричит). Любочка! Да где же она? Вот еще беда на мою голову. Любочка!

Входит Любовь.

Софья Алексеевна. Куда ты запропастилась? Я кричала, как ревун на маяке! Вот, голос надорвала, хриплю, словно старый боцман на шконке…

Любовь. Простите, Софья Алекеевна.

Софья Алексеевна. Позови из библиотеки Надю и Алексея. Скажи, что я жду их немедленно!

Любовь. Да, Софья Алексеевна!

Любовь уходит. Свет гаснет. Вспыхнувшие прожектора выхватывают из темноты стол в библиотеке, за которым сидят Надежда и Мышкин. Они рассматривают надписи, вырезанные ножом на столешнице. Неслышно для них входит Любовь и некоторое время остается незамеченной.

Надежда. А вот эту надпись я вырезала, когда мы с тобой первый раз встретились.

Мышкин. Помню, это была суббота.

Надежда. И вовсе нет. Воскресенье!

Мышкин. Нет, суббота. Как я могу забыть этот день! Мы читали Есенина…

Надежда. (Цитирует нараспев). «Вы помните, вы все, конечно, помните…»

Мышкин. (Подхватывает). «Как я стоял, приблизившись к стене…»

Надежда. «Взволнованно ходили вы по комнате…»

Мышкин. «И что-то резкое в лицо бросали мне».

Надежда. А вот это неправда! Никогда такого не было!

Мышкин. Было – не было. Не в этом ли весь смысл человеческой жизни?

Надежда. Смысл жизни в том, что в ней было.

Мышкин. А мне иногда кажется, что наоборот. Смысл в нашей жизни имеет только то, чего в ней не случилось.

Надежда. Алеша, не надо… (Замечает Любовь). Ах, Любочка, это вы! Что вам?

Любовь. Софья Алексеевна зовет вас в гостиную.

Надежда. Скажите маме, что мы сейчас придем. Впрочем, нет, подождите, мы идем с вами, Любочка. Правда, Алеша?

Мышкин. Как скажешь. Я подчинюсь, как обычно. Вашу руку, сударыня!

Надежда. Как вы галантны, сударь!

Мышкин протягивает руку Надежде, и они идут следом за Любовью, держась за руки. Прожектора гаснут. Загорается свет в гостиной.

Софья Алексеевна. Пошла, будто одолжение мне сделала! Нет, решено окончательно, завтра же ее уволю.

Заманский. Но учтите Софья Алексеевна, найти хорошую домработницу не так-то просто. Я это знаю по личному опыту. Ваша Любовь ничуть не лучше или хуже других. Типичный продукт нашего времени и своего поколения. Все они абсолютно лишены чувства благодарности и считают себя равными людям, которые их нанимают и дают им средства к существованию.

Софья Алексеевна. Потому что сами хозяева им это позволяют. Как мой покойный муж. Не безвозмездно, разумеется…

Вера. Мама!

Заманский. Все-таки прав был Моисей, когда сорок лет водил евреев по пустыне. Он ждал, когда умрет последний из них, рожденный в египетском рабстве. Пока будут живы те, кто родился при социализме, говорить о построении в нашей стране капиталистического общества – со всеми вытекающими отсюда общественными отношениями, – можно будет только с большими оговорками. Как показывает история, идеалы свободы, равенства и братства не так-то легко искоренить из голов, затуманенных «Марсельезой» и «Интернационалом»…