Дракон
Шрифт:
Они также использовали более подпольные махинации. Они давали ему положительные моменты с иллюзией, будто он на что-то влияет, даже если он просто предотвратил убийство ещё одного ребенка-видящего или человека. Они давали ему задачи, которые почти казались настоящими, которые действительно могли повлиять на некоторых людей, живущих здесь в оккупации.
А потом бывали такие вещи.
Откровенные попытки спровоцировать его. Открытые проявления презрения и неуважения. Повторяющиеся попытки поставить его на место, разозлить до потери контроля.
Он невольно замечал, что обычно
Он чувствовал ниточки, за которые дергал его бывший опекун.
Не только касаемо Элли и того факта, что он чувствовал издалека, как его брак рассыпается всё сильнее с каждым часом, что он проводил здесь. Не только касаемо того, что он отчаянно скучал по своей дочери (и сыну) и жене, бл*дь, о которой он не мог перестать думать, что бы он ни делал. Не только потому, что они выбрали худший день, чтобы напомнить, как он далёк от всех них, как мало он мог контролировать происходящее с ними, как мало он мог сделать, чтобы спасти останки жизни, которую он оставил, явившись сюда.
Он чувствовал и более старые резонансы.
Резонансы с его детством, с войной, когда другие солдаты в его армии тоже его ненавидели. Он чувствовал связи с Элизой, его первой женой, которую они тоже умудрились отнять от него.
Деликатные повороты ключей и рывки усиливались, пока он боролся с накатывающими эмоциями, а конструкция играла на разных уровнях его света, со спектром его реакций, искала способы проникнуть внутрь, в те его части, которые он старался защитить.
Теперь их осталось совсем немного.
Постоянное вплетание, притягивание, изучение и тыканье держало его в состоянии непрекращающегося напряжения. Иногда это напряжение граничило с паникой. Словно менее сознательная часть его aleimi вечно готовилась к драке.
Хуже того, это делало его параноиком. Постоянным параноиком.
— Ладно, — сказал он, посмотрев на Уте. — Тогда убирайтесь нахрен, — он одной рукой показал на Рейвен. — И её с собой заберите.
— Но нам сказали привести её к тебе, брат, — невинно сказала Уте. — Твой дядя просил конкретно…
— Меня не интересует, чего он хочет, — холодно сказал Ревик. — Особенно в отношении неё. Так что если это не приказ, чёрт возьми…
— Это и есть приказ, брат, — перебила Рейвен отрывистым как у разведчика тоном. — Для нас обоих. Так что с таким же успехом ты можешь уступить.
Ревик глянул на неё, испытав странное облегчение от того, что она хотя бы заговорила нормальным тоном.
— Он бы хотел, чтобы мы обсудили лучшие способы переорганизации этого Города под осадой, — добавила Рейвен, изучая его безжизненными голубыми глазами. — Он бы хотел составить план перехода, в том числе включая вербовку разведчиков и других видящих.
Она показала одной рукой будничный жест.
— Я знаю Город, Дигойз. Ты — нет. Он поручил мне ввести тебя в курс дела, брат. И выполнять роль твоего советника и консультанта, пока ты определяешь лучшие способы управления здесь. По крайней мере, в промежуточный период, — она прищурилась, положив руки на бёдра. — Он бы также хотел, чтобы мы обсудить нашего сына.
Ревик почувствовал, как его челюсти вновь напряглись.
— Нет, — холодно сказал он. — Что касается управления Городом, ладно. Я буду работать с тобой над этим. Мэйгар не обсуждается.
Последовало молчание.
Затем Рейвен издала возмущённый смешок, посмотрев на него.
— Серьёзно?
— Да, серьёзно, — Ревик подавил разряд, нараставший в его свете, и усилием воли сохранил ровный тон. Отведя взгляд, он посмотрел в круглое окно и скрестил руки на груди. — Он был частью моего соглашения с Менлимом. Он не обсуждается, бл*дь, Элан.
— Менлим не согласен.
Ревик перевел взгляд, стискивая зубы.
— Это подразумевалось.
— Опять-таки. Твой дядя не согласен.
— Он мне не дядя, чёрт возьми, — прорычал Ревик с нескрываемой враждебностью. — И если он или ты хоть сколько-нибудь приблизитесь к моему сыну, сделка отменяется. Полностью отменяется, Рейвен.
Рейвен издала очередной возмущённый смешок, шире раскрыв свои голубые глаза.
— К твоему сыну? — переспросила она с явным презрением.
— Вот именно, чёрт возьми.
— Понятно. Я-то и не знала, что теперь он твой сын, Дигойз, — поклонившись с той жёсткой улыбкой на губах, она одной рукой показала насмешливо-уважительный жест. Её тон сделался саркастичным вопреки искренней злости, которая слышалась в её голосе. — Видишь ли, что странно, брат, я припоминаю, что ты игнорировал «твоего» сына примерно тридцать пять лет после его рождения…
— До того времени ты даже не говорила мне об его существовании…
— …Затем угрожал его жизни, когда он по ошибке посмотрел на твою сучку-пару.
Ревик стиснул зубы, крепче скрестив руки на груди.
Уставившись на него, она нахмурилась в ответ, и её глаза засияли холоднее.
— Я также, кажется, помню, как ты сказал, что когда Тень угрожал убить его, если ты не станешь вести переговоры о его жизни, это была «первая хорошая вещь, которую ты услышал о Тени». Неужели я ошибаюсь в этих вещах, Прославленный Брат? Может быть, у меня плохая память?
— Я серьезно, Элан, — Ревик холодно уставился на неё. — Не испытывай меня в этом. И не пробуй давить на какие-то материнские права. Мэйгар — не разменная монета. Не для меня… и, конечно, не для тебя, чтобы получить власть в этой грёбаной империи, которую ты помогаешь строить Менлиму. Я сверну тебе шею, если ты приблизишься к нему. Мне всё равно, даже если ты его мать. Он не обсуждается, чёрт возьми.
Рейвен скрестила руки на груди, пристально глядя на него.
Её худые руки скрещивались так, что приподнимали и сжимали вместе её груди, отчего те почти вылезли из платья. Всё ещё глядя ему в лицо, она искусно просунула ногу через разрез в шёлковом материале так, чтобы та обнажилась до бедра, загорелая и мускулистая на фоне голубого шёлка.