Дракон
Шрифт:
— Я тоже хочу этого, — пробормотал он, целуя меня, жарко скользя в меня своим светом, сплетавшимся с той интенсивной и томительно мягкой уязвимостью. — Я знаю, что тебе это нужно. Знаю. Но я хочу этого так сильно, Элли. Пожалуйста, сделай это со мной. Пожалуйста. Я позабочусь о тебе так хорошо, обещаю. Я дам тебе всё, что ты захочешь… всё что угодно.
Я закрыла глаза, стараясь думать.
Я почувствовала, что пытаюсь оправдать это в той отдалённой части своего света. О чём мы с Ревиком говорили в резервуаре, о чём он просил меня, и что нам обоим нужно
Но я не могла думать об этом.
Я не могла думать обо всём этом.
И всё же рациональное оправдание причиняло боль.
Я помнила, как Дитрини хотел от меня того же в Пекине, и мысль об этом вызвала у меня тошноту, отвращение до такой степени, что я даже не могла спорить. Наверное, я ожидала того же; я ожидала, что это будет ощущаться как долг, как работа.
В те же несколько секунд я осознала кое-что ещё.
Я откладывала это не потому, что не хотела этого. Я откладывала потому, что хотела этого.
Закрыв глаза, я попыталась решить, что делать, и стоит ли остановить это. Найти кого-то другого. Но уже слишком поздно. Ревик неделями подталкивал меня, а я тянула резину, не говоря ему, почему, не признаваясь самой себе и откладывая это любыми способами, блокируя его и снова откладывая.
И я хотела, чтобы Джем был рядом, когда я отправлюсь за Драконом.
Не уверена, что могу признаться себе, чем вызвано это желание.
— Пожалуйста, Элли, — пробормотал он. — Пожалуйста.
Боль скользнула по моему свету.
Я ахнула, борясь со смятением, а потом отпуская это всё, потому что приняла решение.
Джем почувствовал это в то же мгновение, когда я открыла свой свет.
Он втянул воздух, остановившись.
Нависая надо мной и заслоняя тёмной пеленой своих волос, он закрыл глаза, и неверие выплеснулось из его aleimi интенсивной волной. Я почувствовала, как его свет отреагировал искрящими вспышками вокруг моего, притягивая меня прежде, чем его мозг даже осознал, что я делаю.
Затем я открылась по-настоящему.
— Боги, — простонал он. Ещё больше эмоций отразилось в его голосе, затем в его свете. — Боги, Элли. Элли…
Я стиснула зубы, закрыв глаза, пока он гладил меня по лицу.
От него исходил жар, чувство привязанности — больше привязанности, чем я готова была осознать, мощный импульс желания. В те же несколько секунд по мне ударила боль. Я осознала, что всё равно не впускаю его, хоть и открылась. Какая-то часть меня пыталась показать ему мой свет, не впуская его.
Почувствовав, что вившаяся между нами боль ухудшилась, я постаралась разжать тот кулак, позволить себе почувствовать его.
— Элли, — произнёс он. — Боги, Элли… я не могу это вынести. Не могу. Элли…
Почувствовав, что он теряет контроль, я скользнула в его свет и стиснула так, как сделала бы это с Ревиком. Как только я сжала его в хватке, всё тело Джема расслабилось, его свет сделался жидким, а вес его тела опустился на меня.
Он вминался в меня в рамках той небольшой свободы, что я ему оставила, тяжело дыша мне в шею.
— Господи Иисусе, бл*дь…
Я чувствовала, как он борется… реально борется со мной. Я также ощутила его осознание, что он ничего не может, не в состоянии высвободиться.
Затем он утратил контроль над своим светом.
То есть, реально утратил контроль.
Он впервые сделал это с тех пор, как мы были вместе. Затем он тяжело дышал, до боли стискивая моё плечо и волосы, глубже вплетаясь в меня своим светом. Я посмотрела на него, и наши взгляды встретились. В его глазах стояло неверие и уязвимость, от которой у меня перехватило дыхание.
— Джем, — мягко произнесла я. Я гладила его по лицу, отбрасывая его чёрные волосы за плечо, лаская шею. — Джем, эй. Успокойся. Успокойся, брат… всё хорошо.
Он закрыл глаза на несколько секунд.
Видя, как он делает это и стискивает зубы, я внезапно почувствовала, как моя боль резко ухудшилась.
На глаза навернулись слёзы.
— Боги, Джем. Ты хотел этого. Ты хотел этого…
Когда я самую чуточку отпустила его свет, он застонал и опустил лицо к моему.
Его тело оставалось расслабленным, и он послал жидкий жар в мой свет, сцеловывая слезы с моих щёк, гладя меня по шее и груди, вкладывая так много света в свои пальцы, губы и язык, что я едва могла удерживать его. Его боль выходила из-под контроля.
Я снова постаралась успокоить его, массируя его грудь так, как сделала бы это с Ревиком. Я всё ещё удерживала его светом, когда он ахнул, снова теряя контроль. Боль переполнила его голос, и он уткнулся лицом в мою шею.
— Элли, — простонал он. — Элли… Элли… боги…
— Успокойся. Джем, успокойся.
— Не могу. Я не могу…
Теперь я чувствовала его. Я ощущала, что всё ещё противлюсь этому осознанию, но его свет глубже скользил в меня, мягкий, тёплый и так сильно отличающийся от моего света… от света Ревика. Я ощущала там интенсивность, силу воли, сострадание, о котором говорили Балидор и Ревик, его непоколебимую верность тем, кого он любил. Я чувствовала его печаль из-за меня, из-за Ревика… я чувствовала его сердце.
Боги, его сердце. Его сердце было огромным, пылало в его груди точно печь. В данный момент оно было таким переполненным. Я чувствовала, как этот жар усиливается, и Джем направляет его в меня, его уязвимость становится мягче, почти…
— Я не могу это сделать, — выпалила я.
Затем я воспротивилась ему, стараясь спихнуть его с меня, вытеснить из своего света.
— Бл*дь, я не могу это сделать. Джем… остановись. Остановись…
Слёзы во второй раз навернулись на мои глаза. Я силилась сдержать их, противилась открытости своего света и эмоциям, которые накатили, когда я почувствовала, что Джем пытается достучаться до меня. Я ощущала, что он старается меня успокоить, его руки и свет были утешающими, тёплыми, вопреки интенсивности его реакции, когда я попыталась остановиться.