Дракон

Андрижески Дж. С.

Снова поморщившись, я кивнула.

Я также задавалась вопросом, почему, чёрт возьми, я спорю.

— Ладно, — подняв взгляд, я посмотрела ему в глаза. — Ладно. Пойдём.

Я позволила ему вывести меня за руку, и мы снова повесили винтовки за спины. У двери я повернулась в последний раз, и тошнотворное чувство в моей груди усилилось, когда я посмотрела на её тело. Я сосредоточилась на пальцах босой ноги.

Я гадала, заставил ли Дракон её убить себя, как сделал это с Новак.

Мне не было необходимости знать это, но данная мысль отразилась рикошетом,

связавшись с тем, что мы с Даледжемом только что обсуждали. И конечно, это замкнулось кругом, возвращая меня к одной теме, о которой я не хотела думать — то есть, Ревик.

Конечно, эта цепочка мыслей была не слишком длинной.

Он всегда был где-то там. Всегда.

Теперь он был там скорее за счет своего отсутствия, но он всё равно был там.

Мой разум старался не зацикливаться на нем, на том, где он, что он делает, с кем он, в каком состоянии… кто может сейчас держать дуло пистолета у его головы или заставлять его самого поднять оружие. Я подавляла тишину, отвлечение, выталкивала мысли и образы, затем хотя бы не выпускала их из глубин своего сознания.

Я никогда не добивалась успеха.

Впервые с тех пор, как всё это началось, я больше не могла его чувствовать.

Я его не чувствовала.

Глава 48. Прекрати говорить

— Элли, — он обхватил меня руками сзади, постанывая мне в шею. — Элли. Gaos, милая. Не давай мне кончить… gaos… не давай мне пока что кончить.

Боль дрожью исходила от него, та томительная, молящая тяга, которая заставила меня закрыть глаза.

Я потеряла счёт времени.

Я понятия не имела, как долго мы этим занимались.

Он был в терпеливом настроении. Он притягивал меня, то накручивал, то успокаивал, трудился над моим светом и телом с такой детальностью, которая едва не вызвала страх, когда он побудил меня открыться сильнее.

Мы где-то нашли еду. Местных видящих. Джасека.

Мы поели, а потом Даледжем расстелил одеяла на полу и начал раздевать меня.

Он не очень-то деликатничал. Но я лучше узнавала его свет; теперь я понимала, чем это вызвано. Сегодня я чувствовала больше эмоций — возможно, впервые так много.

Он компенсировал.

Чем мягче становился его свет, тем менее нежным он становился в физическом плане. Временами я почти не могла справиться с такой комбинацией, и не только потому, что иногда мне это напоминало Ревика. Может, это настоящая причина, по которой сегодня он был терпелив. Может, он замечал больше, чем я рассчитывала, и мне начинало казаться, что с ним всегда так.

Может, он не собирался позволять мне избегать этих чувств.

Я ощутила, как усилилась его боль, когда он снова вошёл в меня, и его свет раскрылся до такой степени, что у меня перед глазами всё померкло, и я ахнула, лежа под ним. Как только я открылась по-настоящему, он удлинился и застонал громче, стискивая ладонью моё бедро. Он крепче сжал меня, и наши тела плотнее прильнули друг к другу.

В сочетании с тем, как глубоко во мне он находился, я снова утратила контроль над своим светом.

Я запустила одну руку назад, обхватив его за шею и вцепившись в волосы, когда он заставил меня шире раздвинуть ноги. Он поймал мою другую руку своей ладонью и переплёл наши пальцы, а затем выпрямил мою руку и сильнее вдолбился в меня.

— Боги, — затем он стал повторять моё имя и стонать мне в ухо.

Я почувствовала, как его боль усиливается, становится невыносимой, и его сердце раскрылось сильнее.

По мне ударили эмоции, и справиться с ними было сложнее, чем с болью.

Его мускулистое тело с силой содрогнулось надо мной, а потом он отпустил меня, приподнявшись, чтобы изменить угол проникновения. Сделав это, он принялся трахать меня так жёстко, что я вскрикивала от каждого толчка и потеряла контроль над своим светом, когда он не замедлился.

Он придавил мою руку и застонал, когда издаваемые мной звуки сделались тише и наполнились болью. Следуя разрядам моего света, он замедлился, но когда он вдолбился в меня в этот раз, я ощутила почти жестокость и собственничество, от которого в горле встал ком.

Я чувствовала, как он теряет контроль, по-настоящему теряет контроль.

Он издал надрывный крик, начав кончать.

Его боль омывала меня, а потом я тоже сорвалась, и мой свет по спирали разошёлся вокруг меня.

— Ревик… — простонала я, чувствуя, что на глаза наворачиваются слёзы. — Боги, Ревик, Ревик…

Я ощутила, как он отреагировал.

Его свет вздрогнул с такой силой, что он едва не вышел из меня — достаточно сильно, чтобы мой разум застыл, и я действительно услышала собственные слова.

Но он не остановился; может, к тому времени он не мог остановиться. Я двигалась вместе с ним, пока он кончал, и всё моё тело содрогалось. Он замедлился, постепенно возвращая контроль над собственным светом.

Я ощутила, как боль в его свете усиливается…

…а потом горе затмило мой разум.

Он крепче, почти до боли стиснул пальцы моей руки, а другая его ладонь сжала моё бедро, удерживая меня на месте.

Я старалась контролировать своё дыхание, свой свет. Я старалась не думать о том, что я только что сделала. Румянец всё равно разливался по моей коже с неким ужасом, когда я прокрутила в голове свои слова.

— Прости, — сказала я, всё ещё дыша тяжело.

Он не ответил.

Через несколько секунд он медленно, почти протяжно вышел из меня, чуточку ахнув под конец. Он всё ещё был по большей части твёрдым, и я ощутила, как усиливается моя боль, когда мы разделились.

Он начал массировать меня ладонями, и та боль ухудшилась.

Я перевернулась, аккуратно улёгшись на спину и посмотрев на него.

Он подвинулся, чтобы помочь мне, опираясь на руки. Его волосы спадали на лицо, пока он смотрел на меня сверху вниз.