Драконье крыло
Шрифт:
Голоса появлялись и исчезали. Он пытался понять, о чем они говорят, но это было все равно что ловить рыбу голыми руками: голоса выскальзывали из пальцев, он прикасался к ним, но смысла не улавливал. Голоса были низкие и звучные и отчетливо различались в шуме и грохоте, от которого дрожало все вокруг и даже его собственное тело. Голоса звучали где-то в отдалении. Похоже, они спорили, но не ссорились. Эпло понял, что ему ничто не угрожает, и расслабился. «Это, наверно, Оседлые…»
– …Мальчик жив. Рана на голове довольно серьезная, но скорее всего он оправится.
– А эти двое? Родители, должно быть…
– Убиты. Судя по всему, это Бегущие. Убили их сноги. А мальчика, видимо, сочли слишком маленьким, чтобы с ним возиться.
– Ну нет. Сногам все равно, кого убивать. Скорее всего они его просто не заметили. Его хорошо спрятали в кустах. Если бы он не застонал, мы бы его так и не нашли. На этот раз это спасло ему жизнь, но вообще-то стонать – дурная привычка. Надо из него это выбить. Я так понимаю, родители знали, что им грозит. Стукнули мальчишку по голове, чтобы не дергался, и спрятали в кустах, а сами попытались увести сногов подальше.
– Мальчишке повезло, что это были сноги, а не драконы. Драконы бы его учуяли.
– Как его имя?
Мальчик почувствовал, как чьи-то руки коснулись его тела, – он был обнажен, только на бедрах была узкая повязка из мягкой кожи. Пальцы скользили вдоль вытатуированных знаков, что начинались у сердца и расходились по груди, по животу, по ногам (но подошвы оставались чистыми), по рукам (кроме пальцев и ладоней) и по шее (на лице и голове рун тоже не было).
– Эпло, – сказал человек, прочтя руну над сердцем. – Он родился, когда пали Седьмые Ворота. Значит, теперь ему около девяти.
– Надо же, как долго прожил! И как это Бегущим удается таскать с собой детей? Ладно, идем отсюда. А то скоро драконы кровь почуют. Эй, парень, вставай! Очнись! Пойдешь сам. Мы тебя нести не можем. Очнулся? Ну, вот и хорошо.
Человек взял Эпло за плечо и показал ему изрубленные, истерзанные тела его родителей.
– Смотри! Запомни это. И запомни еще одно. Твоих родителей убили не сноги, а те, кто загнал нас в эту тюрьму и бросил здесь умирать. Ты знаешь, кто это? – Пальцы впились в плечо Эпло.
– Сартаны, – ответил Эпло сдавленным голосом.
– Повтори!
– Сартаны! – громко сказал Эпло.
– Верно. Не забывай этого, мальчик. Никогда не забывай…
Эпло снова выплыл из глубин забытья. Вокруг снова все гудело и стонало, но голоса были слышны отчетливо – те самые голоса, которые он слышал в прошлый раз. Только теперь их, кажется, было меньше. Эпло попытался разобрать слова, но у него ничего не вышло. Невыносимая головная боль подавляла сознание. Надо было избавиться от нее.
Эпло осторожно приоткрыл глаза и посмотрел сквозь ресницы. Единственная свеча, стоявшая у него над головой, почти не давала света. Эпло не мог понять, где он находится, но чувствовал, что рядом никого нет.
Эпло медленно поднял левую руку и поднес ее к голове, к повязке. В темной пропасти боли забрезжил слабый луч воспоминания.
Тем больше причин побыстрее заживить рану.
Эпло стиснул зубы и, стараясь не производить ни малейшего шума, стянул с левой руки закрывавшую ее повязку. Он не стал снимать ее совсем, только сдвинул так, чтобы открыть тыльную сторону кисти.
Рука была покрыта татуировкой. По коже были разбросаны прихотливые линии, завитки и изгибы, нарисованные синей и красной краской. На первый взгляд в них не было никакого порядка и смысла. Однако у каждого знака было свое значение и назначение. Эти знаки были как слова, и, соединяясь с другими, соседними знаками, они составляли фразы1. Эпло, готовый застыть при малейшем намеке на то, что за ним кто-то следит, поднял руку и прижал тыльную сторону кисти к ране на лбу.
Круг замкнулся. Из руки через голову, потом через плечо и снова в руку заструилось тепло. Теперь он уснет и, пока тело отдыхает, боль уйдет, рана затянется, внутренние повреждения исцелятся, к нему вернется память… Уже теряя силы, Эпло успел поправить повязку. Рука упала, ударившись обо что-то твердое. В руку ткнулся холодный нос… мягкая морда потерлась о пальцы…
…Эпло стоял с копьем в руке лицом к лицу с двумя хаодинами. Он не чувствовал ничего, кроме гнева – огненной, бешеной ярости, которая начисто выжгла страх. На горизонте виднелись Последние Врата. Его отделял от них только большой луг. Когда Эпло вышел на него, луг казался пустым. И с чего он взял, что Лабиринт его отпустит? Уж напоследок-то он непременно должен обрушить на него всю свою мощь. Но Лабиринт был хитер. Он тысячу лет сражался с патринами и держал их в плену, прежде чем самые искусные нашли выход. Эпло прошел двадцать пять врат , и все лишь затем, чтобы погибнуть у Последних. Спасения не было. Лабиринт выпустил его на равнину, где не было ни дерева, ни камня, к которым можно было бы хотя бы прислониться спиной. И выставил против него двоих хаодинов.
Хаодины – страшные враги. Они сотворены безумной магией Лабиринта. Это разумные создания, напоминающие гигантских насекомых. Они искусно владеют любым оружием (эти были с палашами). Хаодины ростом с человека, закованы в прочный черный хитиновый панцирь. У них выпуклые глаза, четыре руки и две мощных ноги. Хаодина тоже можно убить – как и любую другую тварь Лабиринта. Но для этого надо попасть ему прямо в сердце, так чтобы он умер мгновенно. Потому что, если он проживет хотя бы секунду, из пролитой им крови появится еще один такой же, и оба чудовища, живые и невредимые, снова вступят в бой.
Перед Эпло стояло два таких чудища, а у него было только копье, исписанное рунами, и охотничий кинжал. Если он промахнется и ранит противников, ему придется иметь дело уже с четырьми хаодинами. Еще раз промахнется – их станет уже восемь. Нет, ему не уйти.
Хаодины принялись обходить Эпло, один справа, другой слева. Когда он бросится на одного, другой нападет на него сзади. Единственный выход – убить одного копьем, а потом драться с другим.
Приняв решение, Эпло начал отступать, делая вид, что хочет броситься то на одного, то на другого, вынуждая их держаться на расстоянии. Они следовали за ним, играя с ним, зная, что ему не уйти. Хаодины редко убивают сразу – они любят позабавиться.