Драконье крыло
Шрифт:
Эпло разъярился до потери рассудка. Он уже не думал о спасении. Он хотел лишь одного: уничтожить этих тварей, а вместе с ними – весь Лабиринт. Он вспомнил свою страшную жизнь и вложил в бросок всю боль и ярость, что накопились у него в душе. И еще он выкрикнул вслед копью руну, что должна была направить его полет в сердце врагу. И копье попало в цель. Оно пробило черный панцирь насекомого, и тварь рухнула навзничь, испустив дух еще до того, как коснулась земли.
И тут Эпло обожгло болью. Он ахнул, отпрянул и развернулся лицом ко второму врагу. Он чувствовал, как по спине струится горячая кровь из раны. Хаодины не владеют магией рун, но так давно сражаются с патринами, что знают, в каких местах уязвимо их тело. Лучше всего бить в голову. Однако хаодин пырнул его в спину. Видимо, он еще не собирался убивать его.
Копья у Эпло больше не было. Он остался с кинжалом против палаша. Надо было либо проскользнуть под палашом и подойти вплотную, либо рискнуть и метнуть кинжал. Но это был всего лишь охотничий нож – Эпло снимал им шкуры и резал мясо, – и на нем не было рун полета. А если Эпло промахнется, он останется безоружным лицом к лицу с двумя врагами. Но бой нужно было завершить как можно быстрее. Эпло терял кровь. Хоть бы щит был, что ли!
Хаодин, видимо, догадался о колебаниях Эпло и взмахнул палашом. Он целился в левую руку, чтобы не убивать сразу, но обезвредить. Эпло заметил удар, но успел только развернуться. Удар пришелся в плечо. Меч разрубил кость. От боли Эпло едва не потерял сознание. Он больше не чувствовал левой руки и тем более не мог владеть ею.
Хаодин отступил назад, занося меч для нового удара. Эпло стиснул кинжал, пытаясь разглядеть врага через красный туман, застлавший ему глаза. Он уже не заботился о своей жизни. Им овладела ненависть. Он был готов к смерти, и единственное, чего он хотел, – это забрать врага с собой.
Хаодин взмахнул мечом, готовясь нанести еще один удар беспомощной жертве. Эпло ждал удара со спокойствием отчаяния, в оцепенении – отчасти неподдельном. У него возник новый замысел. Правда, в результате он погибнет – но и врагу его не жить. И тут, когда меч уже опускался на Эпло, на хаодина откуда-то сбоку метнулась черная тень.
Хаодин, обескураженный этой непредвиденной атакой, изменил направление удара, целясь в нового противника. Эпло услышал визг, скулеж и смутно увидел, как что-то лохматое рухнуло наземь. Но Эпло было не до этого. Хаодин повернулся к нему боком и открыл грудь. И Эпло ударил.
Хаодин заметил опасность и попытался увернуться, но Эпло успел подойти вплотную. Палаш вонзился Эпло в бок, ломая ребра. Но Эпло даже не почувствовал этого. Он вонзил кинжал в грудь хаодина с такой силой, что они оба упали на землю.
Эпло сполз с трупа врага. Встать он даже не пытался. Хаодин был мертв. Теперь и сам Эпло мог спокойно умереть, как и многие другие до него. Лабиринт победил, и все же Эпло боролся с ним! Боролся до конца.
Эпло лежал, чувствуя, как жизнь постепенно покидает его тело. Можно было попробовать исцелить себя, но ведь для этого надо сделать усилие, шевельнуться, а двигаться – больно… Он не хотел шевелиться. Он не хотел больше испытывать боли. Он зевнул – ему хотелось спать. Как хорошо – лежать и знать, что тебе уже никогда больше не придется сражаться!
Тихое поскуливание заставило его открыть глаза. Эпло не столько испугался, сколько рассердился: ну почему ему не дают умереть спокойно? Он слегка повернул голову и увидел собаку. А, так вот что за мохнатая тварь бросилась на хаодина! Откуда же она взялась? Должно быть, бегала по лугу, охотилась и примчалась к нему на помощь.
Собака лежала на брюхе, уронив голову на лапы. Увидев, что Эпло смотрит на нее, она снова заскулила и подползла поближе, чтобы лизнуть ему руку. Эпло только теперь увидел, что она ранена.
Из глубокой раны на спине собаки струилась кровь. Эпло припомнил, что слышал, как она взвыла, когда хаодин рубанул ее мечом. Собака смотрела на него с надеждой, ожидая, что человек сделает что-нибудь с этой жуткой болью.
– Извини, – сонно пробормотал Эпло, – ничем помочь не могу. Я сам умираю.
Собака, услышав его голос, слабо вильнула хвостом и продолжала смотреть на него все с такой же преданностью и доверчивостью.
– Иди умирать в другое место! – сказал Эпло и нетерпеливо махнул рукой. Боль пронзила его тело. Он вскрикнул. Пес гавкнул и ткнулся носом в его руку.
Эпло открыл глаза и увидел, что раненая собака пытается встать. Наконец ей это удалось. Она еще раз лизнула руку Эпло и, прихрамывая, потащилась в сторону леса.
Она неправильно поняла жест Эпло. Она решила, что он просит привести помощь.
Далеко она не ушла. Сделала несколько шагов и упала. Полежала, чтобы отдохнуть, и снова попыталась встать.
– Не надо! – выдавил Эпло. – Не надо! Не стоит!
Пес не понял его. Он обернулся, как бы говоря:
«Потерпи. Я не могу идти быстрее, но я тебя не брошу».
Самоотверженность, сострадание, жалость не считаются добродетелями у патринов. Это все недостатки, присущие низшим расам, которые прикрывают свои слабости, превознося их. А Эпло был безупречен. Жестокий, дерзкий, исполненный ненависти, он в одиночку прокладывал себе путь через Лабиринт. Он никогда не просил помощи и сам никому не помогал. И ему удавалось выжить там, где гибли другие. До сих пор удавалось.
– Ты трус! – сказал он себе. – Этому глупому животному и то хватает мужества бороться за жизнь, а ты сдался! И ты собрался умереть должником! Ведь этот пес спас тебе жизнь!
Нет, не доброта и жалость, а лишь стыд и гордость заставили Эпло поднять правую руку и взяться за левую, утратившую чувствительность.
– Иди сюда! – приказал он псу.
Пес был слишком слаб, чтобы идти. Он подполз на брюхе, оставляя на траве кровавый след.
Стиснув зубы, задыхаясь, едва не плача от боли, Эпло приложил знак на тыльной стороне кисти к разрубленному боку пса. А правую руку Эпло положил псу на голову. И целительный круг замкнулся: уже теряя сознание, Эпло увидел, как рана стала затягиваться…