Драконов бастард
Шрифт:
Настороженно оглядевшись, волшебник приблизился к шкафу, на котором, похоже, кто-то выместил сильную злость. Он носком сапога потрогал осколки статуэтки, изображавшей вроде бы облик какой-то древней богини, нагнулся и поднял фонарик. В тот же миг его поразил электрический разряд.
Тобиуса отбросило на несколько шагов, он ударился о противоположный шкаф, и с полок на него посыпались экспонаты. Обожженная правая рука пульсировала приглушенной болью, и Тобиус в кои-то веки обрадовался тому, что она потеряла чувствительность. В то же время маг клял себя за глупость. «Возомнил о себе невесть что! — думал он. — Решил устроить охоту с ловушками, а сам
Из фонарика вытекали клубы густого синего дыма, на глазах оформлявшегося в фигуру гьенджойлина.
— Вот ты и попался. — Магический слуга широко развел руки, обнажая длинный кривой клинок. Ножны растаяли в воздухе, и он взял меч двумя руками. — Последнее слово?
Ничего не говоря, Тобиус с помощью телекинеза повалил на гьенджойлина поврежденный шкаф. Это дало ему ровно столько времени, сколько нужно, чтобы вскочить на ноги и броситься прочь, прежде чем тот вырвался на свободу и устремился следом. Маг промчался по всем местам, на которых успел установить ловушки, и они срабатывали, когда над ними проплывал гьенджойлин. Поочередно спину Тобиуса обдавало жаром и морозом от высвобождающегося электричества, волосы его становились дыбом, но погоня не отставала. Даже полностью превратившись в дым, тело гьенджойлина легко возвращалось к исходному состоянию без каких-либо повреждений.
Не видя иных возможностей, Тобиус решил дать бой в центре лабиринта — он отбросил идеи о бегстве, взял в каждую руку по вспомогательному артефакту и, укутавшись в защитные заклинания, встретил гьенджойлина пучком Молний.
Меч порхал, жаля заклинание Щит, пока Тобиус бросался в вертящегося волчком гьенджойлина Огненными Стрелами и Ледяными Копьями. Энергетические заклинания действовали гораздо эффективнее, нарушая плотную структуру магического слуги на более долгое время, но, даже когда тот «растворялся» в воздухе, как чернильный сгусток в проточной воде, победа не приближалась. Страшный меч плясал, рубя и коля будто отовсюду сразу, мага спасали только постоянно обновляемые заклинания и отточенная реакция. Время от времени гьенджойлин отступал, чтобы провести пальцами по клинку и изменить его структуру, превращая сталь в огонь, лед или вовсе в шквальные воздушные потоки. Вместе с тем изменялся и цвет его тела, под стать каждой следующей стихии, но гораздо важнее было то, что менялся стиль боя, и Тобиусу приходилось подстраиваться, меняя используемые заклинания.
Серый магистр мог бы еще долго сопротивляться, хотя количество боевых заклинаний в его посохе и жезле стремительно приближалось к нулю, а вновь пополнить боезапас у него не было никакого шанса. Обреченность этой борьбы вырисовывалась все яснее. Тобиус не мог телепортироваться, не мог убежать и победить тоже не мог, потому что банально не владел заклинаниями, способными нанести ощутимый вред такому существу, как гьенджойлин, нестабильному и способному быстро менять телесную структуру по собственному желанию. Решившись, Тобиус сбросил с себя все защитные чары.
— Жизнь за свободу! — закричал он, когда меч устремился на встречу с его шеей. Волшебник зажмурился в ожидании смерти, но смерть решила заставить его подождать еще немного.
— Говори.
Тобиус глубоко и с удовольствием вдохнул, словно приговоренный к смерти, чью амнистию объявили лишь перед тем, как палач опустил топор.
— Я освобожу тебя от службы, а ты не станешь меня убивать. Честная сделка — твоя жизнь на мою.
Лицо гьенджойлина скрывала бамбуковая шляпа, и магический слуга наблюдал за волшебником сквозь небольшую решеточку на уровне глаз. Тобиус же не мог даже разобраться в том бурлящем бесформенном сгустке энергии, который заменял мечнику ауру, и хотя бы предположить, каков будет ответ. Эта абсолютная неизвестность походила на пытку.
— Знаешь ли ты, волшебник, как я стал рабом Шивариуса?
От нервного напряжения правое веко Тобиуса дернулось.
— Он… он предложил тебе то же самое, что и я?
— И с моей помощью он убил моего прежнего хозяина, и уже много лет я его раб. Угадай, как мой прежний хозяин получил меня в услужение, волшебник?
Едва-едва забрезжившая надежда на удачу быстро погасала.
— Я… я… вот! — Тобиус полез в сумку и вытащил оттуда деревянный многогранник с тридцатью гранями, на каждой из которых была нанесена глифа. Такие предметы использовались для того, чтобы выявлять в волшебниках редкий провидческий дар. У Тобиуса сего дара не обнаружилось, но многогранник со времен обучения все еще валялся на дне сумки практически забытый. — Бросишь тридцать раз, так, чтобы я не видел, и составишь себе новое имя! Будешь свободен! Клянусь именем Джассара!
— Надо же. Шивариус подготовился гораздо лучше, у него было больше полусотни игральных костей с такими закорючками, и он пообещал мне тоже самое, что и ты. Но как только я открыл ему свое имя, он просто испепелил кости. Не трать сил, маг, я сильнее, и я тебя убью.
— И останешься рабом на годы… на века! — в отчаянии закричал Тобиус, понимая, что смерть вновь спешит к нему навстречу, стремясь наверстать упущенное.
— Мое рабство постоянно, лишь хозяева меняются.
— Но я честно могу помочь!
— За последнюю тысячу лет я не встретил ни одного честного волшебника. Вы — лживая порода.
— Я — честный! — закричал магистр, делая шаг вперед.
Гьенджойлин парил над полом на том клубящемся дымном облаке, которое заменяло ему ноги. Меч, более длинный и тяжелый, чем рыцарское копье, был опущен, а в темноте под бамбуковой шляпой тлело два внимательных уголька.
— В прошлом я сам открыл Шивариусу свой лоб — воистину он был очень убедителен, в отличие от тебя, но, став моим хозяином, он запретил мне повторять что-то подобное.
Не медля более ни секунды, Тобиус ударил Каменным Кулаком. В бою гьенджойлин легко уклонился бы от летящего куска камня в форме сжатой пятерни, но он не сдвинулся с места. Обломки бамбуковой шляпы разлетелись в стороны, а сгусток дыма над широкими плечами очень быстро принял форму головы. Как и все остальное тело, голову опутывала сеть магических иероглифов; широконосое лицо с восточными глазами и длинными клыками, торчащими из-под толстой нижней губы, венчал узкий лоб, на котором слабо мерцал столбец из трех сложных знаков. Они лишь отдаленно походили на иероглифы индальской каллиграфии, и Тобиус видел их впервые в жизни, но полный смысл имени открылся ему немедленно, как и любому волшебнику, который бы на них посмотрел.
— Эйшубэйхвань.
— Хозяин желает дать мне новое имя? — голосом, налитым свинцовой усталостью, спросил гьенджойлин.
— Хозяин хочет дать тебе вот этот многогранник. Отнеси его куда-нибудь, где никто не увидит, брось сколько угодно раз — и сложи выпавшие знаки в свое новое имя. Сделав это, ты сам станешь себе хозяин.
Крошечная деревянная поделка оказалась в широкой ладони, и гьенджойлин уставился на этот бесценный дар, не веря своим глазам.
— Не может быть…
— Я честный волшебник и держу слово.