Драконов бастард
Шрифт:
— В природе нет ветра, который мог бы убить дракона!
— Природа ни при чем. Белую Стену создали люди юга.
— Они были магами…
— Наверняка. Южане слабее северян телом, но волшебство у них всегда было сильнее, и корабли и армии — тоже.
— Я должен туда попасть!
— Попробуй. Мы не станем тебе мешать. Но там белая мгла, нет света, нет тепла, в сугробах может утонуть целый корабль. Ты погибнешь, замерзнешь насмерть, или тебя проглотит дракон.
— Я должен идти туда!
— Почему ты так в этом уверен? Может быть, это ложный путь.
— Путеводная Нить только что извернулась и теперь тянет меня дальше! Я знаю, куда идти!
От волнения серый магистр вскочил и стал мерить комнату
— Я полечу!
— Лети, но ветра крепчают даже здесь, ты либо замерзнешь насмерть по пути, либо тебя снесет в Седое море.
— Телепортация… нет, я никогда там не был, и никто не зажжет для меня астрального маяка… тогда по земле!
— Один человек не пересечет Снежного моря Оры. Оно поглотит тебя.
— Я — маг!
— Тот, за кем ты идешь, тоже был магом. И где же он теперь?
Джимахал обратился к сородичам на родном языке, и совещались они дольше, чем в прошлый раз.
— Орому проводят тебя. Не до самой Белой Стены, но достаточно близко и достаточно быстро, чтобы ты не умер.
— Правда? Что ж, это очень любезно с вашей стороны!
— А в обмен, если выживешь, ты не станешь распространять знание о народе мадзидани среди людей юга. Они, то бишь вы, любопытны без меры. Особенно те, что подобны тебе. Маги могут добраться до нас гораздо легче, а нам придется трудно в открытом противостоянии.
— Клянусь. Я выступлю, как только это будет возможно.
Двое мадзидани провели волшебника под порывами ледяного ветра и представили шестерым гигантам орому, которым предстояло вести его к Белой Стене.
— Уэк нак эк оок аак ук нак как оок, — провозгласил один из великанов, указывая на Тобиуса.
— Он говорит, что ты, человече, не так давно крутился вокруг их стойбища во время привала.
— Они заметили меня?
— У орому нюх лучше, чем у медведей, а те за несколько дневных переходов добычу чуют.
— Буду знать.
— Полезай под живот бъерта, человече, там тепло, и самому ходить не надо.
— Под живот? И кто же из этих пузанов Бъерт?
Мадзидани указали на огромный мохнатый холм, который Тобиус сначала принял за черную скалу.
— Это бъерт.
— Животное мад… орому. Они их пасут?
— Хватит глупых вопросов, человече. У бъерта есть сумка на животе, в ней он донашивает детенышей. Но этот бъерт самец, и детей у него нет, однако в сумке очень тепло и сухо. Только не гадь там — ни бъерту, ни орому это не понравится.
— Могли бы и не говорить.
— Кто вас, человеков, знает. Те, кого я помню, гадили везде и постоянно.
Бъерт действительно напоминал огромный холм, его порядком замело снегом, а структура обледеневшей шерсти напоминала узор трещин на скальной породе, но, несомненно, существо было живым. Когда Тобиус приблизился, из кустистых лохм вдруг высунулся длинный черный хобот. Волшебник решил дать зверю обнюхать себя, но с запозданием понял, что это не нос, а рот, ибо внутри хобота различались кривые, загнутые внутрь клыки. Животное повело себя спокойно, взрыхлило снег, углубляя в него хобот, и замерло, интереса к человеку не проявило. Следующую четверть часа Тобиус плутал в дебрях шерсти под телом громадного зверя в поисках кожистой сумки. Найти ее оказалось достаточно сложно, ибо находилась она в передней части бъерта, а не в задней, как он сначала предположил.
Орому и мадзидани распрощались, и великаны отправились в путь, а бъерт неспешно побрел следом. В его сумке не шибко хорошо пахло, было темно, и блохи кусались, но Тобиус смог устроиться. Он разогнал паразитов заклинанием, а со всем остальным легко свыкся и вскоре просто заснул в тепле от монотонного покачивания.
Дни потянулись медленно, и было их, этих дней, очень много. Поначалу Тобиусу казалось, что они двигаются мучительно медленно, — и немудрено: ведь в мерно покачивающейся сумке, защищенной от холода и вообще всего остального мира, время растягивалось подобно горячему сыру. Орому оказались неправдоподобно выносливыми даже для своих габаритов. Они двигались весь день и почти всю ночь, спали по два-три часа, а потом ели и вновь пускались в путь. Там, где всадника на коне засыпало бы снегом с головой, они проваливались едва ли по пояс, а стылые ветра, способные заморозить кровь в жилах живого человека, не причиняли гигантам никакого вреда. Тобиус подозревал, что орому являлись не совсем живыми существами, возможно, в них теплилась сила духов, нематериальных носителей разума, или еще что-то не от мира сего. Маги прошлого учили, что существа духовного и материального плана могут скрещиваться, далеко не все и не всегда, но могут, и порой, когда такое происходит, их потомство способно очень, очень сильно удивить мир! Правда, он не брался предположить, какой союз мог дать миру нечто подобное орому.
Когда Тобиусу надоело перечитывать собственную книгу, сидя в сумке и подсвечивая себе мотыльком, он начал предпринимать робкие попытки установить связь со своими проводниками. Сначала, кутаясь в небольшой микроклимат, он осмеливался выползти наружу во время ночных привалов, когда великаны ели. Обычно они просовывали ему пищу прямо в сумку, но вот он начал вылезать сам. Орому степенно жевали и переговаривались, рассевшись вокруг большого костра, а все попытки крошечного человечка привлечь к себе их внимание просто игнорировали. Волшебника интересовала тысяча вещей, начиная с того, чем питается бъерт, и кончая тем, из чего орому складывают костры. Где берут дрова посреди тундры, если деревьев нигде не видать? Впрочем, в последнем удалось разобраться довольно быстро — перед очередным выходом в путь орому набросали на жаркий костер гору снега. Послышалось шипение, повалил густой молочно-белый пар, а потом великаны начали доставать из тающего на глазах сугроба кристаллы. Они имели разную форму и размер, оранжевые, со сглаженными гранями, источавшие жар и мягкое теплое свечение. Ореол огненной силы, которым пылали кристаллы сквозь призму Истинного Зрения, восхищал.
Каждый орому забрал по одному камню, и отряд продолжил путь.
Вскоре Тобиус понял, что пытаться говорить с великанами на привалах бессмысленно, потому что они заняты своими, нужными делами — едят, спят, ходят до ветру и не отвлекаются на что-либо иное. А вот во время шествия орому часто перекликаются своими трубными голосами, ведя неспешную беседу. Маг решил распрощаться с уютной теплой сумкой, которая стала ему почти родной, и, укутавшись в защитные заклинания, пошел рядом с гигантами, стараясь не утонуть в снегах. Даже ему, с его мутировавшим организмом и множеством магических навыков, было тяжело противостоять характеру Оры. Простой смертный не протянул бы и двух часов под остервенелыми ударами ветра, под снегом, затмевающим взгляд и попадающим за шиворот.
Довольно скоро он смог разобраться в языке орому. Огромное нагромождение коротких звуков, в которых самым важным являлась последовательность использования двадцати одного слова, а также частота гортанного цоканья. Для выражения экспрессии гиганты использовали скупую жестикуляцию одной или обеих рук. При этом разнящаяся длина произношения гласных звуков могла превращать существительные в прилагательные, а количество цокающих звуков делало из прилагательных глаголы либо местоимения. При всем при этом словарный запас языка орому был не шибко богат, так как говорили они преимущественно о том, что видели вокруг, или о том, чем им приходилось заниматься в повседневной жизни. Охота, выпас, выделка шкур, торговля мясом с женщинами-орийками. Удивительной наследственной памяти великаны не имели, так как не состояли с мадзидани ни в каком родстве.