Драконы, Иоанн и каждая песчинка. Сборник эссе по Книге Откровения в память о д-ре Роберте Лаури
Шрифт:
Огонь (??) часто встречается у пророков, описывающих Божий суд. В Ветхом Завете этому есть прецедент, помимо седьмой казни. Эта идея основана на том, что в Ветхом Завете огонь ассоциируется с Богом различными способами. Огонь ассоциируется с Богом в теофании (Быт. 15:17; Исх. 3:2; 13:21, 22; 14:24; 19:18; Втор. 4:12; 5:4 и т. д.) и с идеей, что Бог есть Бог ревнитель и, следовательно, огонь пожирающий (Втор. 4:24; 9:3). Также в начале истории Израиля Бог использовал огонь для наказания непокорных (Числ. 16:35). Казалось естественным ассоциировать огонь с Божьим судом над нечестивыми (Пс. 10:6; 96:3; Ис. 30:30; Иер. 21:14; Ам. 7:4). Огонь был особенно разрушительным средством, полностью уничтожая свою цель.
Другие темы казней, используемые в текстах о суде, включают град, тьму и саранчу. Град побьет посевы и уничтожит все (Ис. 28:2, 17; 30:30; Аг. 2:17). Тьма покроет землю и уничтожит источники света – солнце, луну и звезды (Ис. 13:10; 60:2; Иер. 13:16; Иез. 32:8; Мих. 3:6). Пророк Иоиль хорошо известен своим изображением разрушительной казни в виде нашествия саранчи как божественного суда (Иоил. 1–2). Нашествие армии, подобной саранче, уничтожит все (1:4). Нашествие будет сопровождаться тьмой и огнем (2:2–3, 10). Стюарт утверждает, что описание казни в 1:4 почти в точности заимствовано из Исхода 10:5 и 15. Но саранча – это символ вторгшейся армии, а не буквальное бедствие, как в Исходе. Это проклятие вызывает такое опустошение, что логически приводит к другим проклятиям завета, таким как опустошение полей, виноградников, деревьев, земли и засуха. Наум использует символику нашествия саранчи в качестве суда над Ассирией (Наум. 3:15–17). Исайя использует этот образ для осуждения Ассирии (Ис. 33:4). Иеремия использует его для осуждения Египта (Иер. 46:23) и Вавилона (Иер. 51:14, 27).
Кроме того, в Псалмах 77 и 104 рисуется обзор мятежной истории Израиля и один раздел посвящен избавлению из Египта. В каждом псалме перечислены семь, а не десять казней (Пс. 77:42–51; 104:26–36). Оба псалма дидактичны и призваны учить на отрицательном примере (Пс. 77:1–4). Предки терпели неудачи на каждом шагу, несмотря на могущественный труд Бога и Его терпение. Однако Он благословил их землей, храмом и Давидом (Пс. 77) и сдержал обещание, данное Аврааму (Пс. 104).
Когда Иоанн искал в Откровении язык для передачи своего богословия Божьего суда, кажется логичным, что он последовал примеру пророков Ветхого Завета и использовал язык казней. Как минимум, можно утверждать, исходя из общих обстоятельств и намерений, что выбор Иоанна был осознанным и ожидаемым. Ему не пришлось изобретать идеи или символы, но он уже имел под рукой богатый концептуальный репертуар, из которого мог черпать. Эта связь наиболее очевидна в описании семи труб в Откровении 8–11 и семи чаш в Откровении 16, хотя аллюзии встречаются и в других местах Откровения, особенно в семи печатях в Откровении 6:1-17; 8:1–5.
Печати, трубы и чаши
Литературная схема семи печатей, труб и чаш поразительна. Они следуют схеме 6 + 1 из Бытия 1 и повторяют схему казней (9 + 1), как отмечалось выше. За шестью печатями (Откр. 6:1-17) следует интермедия (Откр. 7:1-17), а затем седьмая печать (Откр. 8:1–5). За шестью трубами (Откр. 8:6–9:21) следует интермедия (Откр. 10:1–11:14), а затем седьмая труба (Откр. 11:15–19). Это архетипическая схема, которая встречается во всем Ветхом Завете, и Иоанн сознательно копирует ее в Откровении.
Особенно интересны параллели между семью трубами (Откр. 8–11) и семью чашами (Откр. 16). В каждой септе представлены казни, поражающие сферы творения в одном и том же порядке, а кульминацией является финальная сцена суда, включающая те же элементы: молнию, гром, землетрясение и град. Все трубы, кроме шестой, каким-то образом намекают на казни Исхода.
Изучение лингвистических данных также свидетельствует о сознательном заимствовании. Иоанн использовал несколько слов из греческого перевода повествования о казнях Исхода для обозначения своих казней труб и чаш. Первая казнь, кровь (греч. ????), отражена во второй и третьей чашах (Откр. 16:3 и 4–7). Во второй чаше море превращается в кровь. В третьей чаше реки и источники становятся кровью (прямой намек на Исх. 7:17 и 20). Кровь также появляется, когда трубят первая и вторая труба (Откр. 8:7–9), но зависимость между ними не столь очевидна. Во время второй трубы треть моря превращается в кровь. Возможно, здесь мы наблюдаем более общее заимствование из пророческой традиции Ветхого Завета.
Вторая казнь, лягушки (????????), отражена в рассказе о шестой трубе, которая описывает трех злых духов, похожих на лягушек (Откр. 16:12–16). Шестая казнь, нарывы (?????), отражена в рассказах о первой и пятой чашах (Откр. 16:2, 11). В обоих случаях выливание чаши вызывает уродливые, болезненные гнойные раны на поклоняющихся зверю. Седьмая казнь, град (???????), упоминается в трех разных событиях в циклах труб и чаш. Град, а также огонь и кровь проявляются в рассказе о первой трубе (Откр. 8:7). Град является частью божественной теофании, когда седьмая труба открыла Небесное Царство (Откр. 11:19). Также рассказ о седьмой чаше открывает окончательное уничтожение народов и включает огромные градины, падающие на людей (Откр. 16:21). Седьмая казнь также включала огонь вместе с градом, а огонь является важной частью рассказов о трубах и чашах. Кони при звуке шестой трубы выдыхали огонь и серу, которые убивали (9:17, 18). Седьмая чаша вызывала огонь и молнии (16:18).
Восьмая казнь, саранча (?????), отражена в рассказе о пятой трубе (Откр. 9:3, 7), где обладающая огромной силой саранча выходит из бездны, чтобы мучить людей, не имеющих на челе печати Божьей. Это были свирепые существа (Откр. 9:7-11). Девятая казнь, тьма (??????, ???????) над землей, отражена в рассказе о четвертой и пятой трубах и пятой чаше. В рассказе о четвертой трубе затмевается треть солнца, луны и звезд (8:12). В рассказе о пятой трубе дым из бездны затмевает небо (9:2). В рассказе о пятой чаше царство зверя погружается во тьму, а на людях появляются язвы (16:10–11).
Аллюзии на пятую казнь, мор или болезнь египетского скота (Исх. 9:1–7), очень тонкие. Септуагинта переводит еврейское ??? (мор или чума) словом «смерть» (???????). Смерть – важная тема в Откровении, поэтому каждое упоминание вряд ли будет аллюзией на Исход. Но если учесть, что в циклах труб и чаш часто встречаются ссылки на казни, то, возможно, дважды встречающееся слово ??????? в рассказе о пятой трубе (Откр. 9:6) является завуалированной аллюзией на пятую казнь.
В рассказе о семи печатях (Откр. 6:1-17; 8:1–5), похоже, нет прямых намеков на казни. Но некоторые из них в значительной степени заимствованы из пророческого языка суда, который был сильно обусловлен казнями. Например, триада «меч, голод, смерть» – это результат четвертой печати (Откр. 6:7–8). Шестая печать приводит к тому, что солнце становится мрачным, а луна – кроваво-красной (Откр. 6:12).
Другие параллели в Откровении
Язык казней в Откровении не ограничивается рассказами о семью печатях, трубах и чашах. Например, в Откровении 14:20 упоминается кровь, вытекающая из винного жернова Божьего гнева. Этот образ – явная аллюзия на Иоиля 3:13 и особенно на Исаии 63:1–3. Возможно, кровь здесь реальна, а не метафорична, но количество ее гиперболизировано. Все же суд приносит смерть (пролитие крови), что передает ту же концепцию суда в трех септах.