Драконы - кто они?
Шрифт:
Видать, опытный и любознательный руководитель намеревался утром, которое вечера светлее и мудренее, снять руку великана с крюка под потолком и тщательно осмотреть её. Решил, данюка, удостовериться, что оторванная рука, по всем известным признакам, точно - великанья. А то вдруг Грендель выкинул очередной хитрый крендель. Взял да и подсунул ли вместо своей страшной, корявой, волосатой лапищи обычную человеческую руку, выломанную им из плеча какого-нибудь недоеденного мертвеца и снабжённую его мамой-ведьмой поддельными когтями, лишь издали похожими на настоящие. Мол, мечтайте-надейтесь, глупые даны, что разбрызганная вдоль моих следов вонючая чёрная жидкость - не нефть, зачерпнутая в проступившей из земли луже, а моя кровь. Верьте, что
И - как чувствовал князь. Вдруг, среди ночи, дружинники Беовульфа услышали какие-то подозрительные звуки. И, вместо того чтобы разбудить своего мудрого и умелого предводителя, схватили оружие и самостоятельно отправились в ту комнату, где находилась рука великана. А там уже - кровавая рубка: какой-то богатырь одного за другим убивает данских стражников.
Дружинники Беовульфа, конечно, сразу же бросились на помощь стражникам. Дружно окружили вражину, взяли его в мечи; да только оружие об него зря зазубрили и затупили. Вроде бы старались; рубили, рубили; даже факел зажгли, чтобы удостовериться, что всех врагов зарубили; а толку? Только и того, что увидели: враг - всего один, да и тот - женщина. Правда, не совсем обычная: телом - крупная, а лицом - похожая на Гренделя.
Видимо, последний факт их сильно озадачил. Хоть они с Гренделем прошлой ночью и встречались, но проходило это рандеву ночью, к тому же - в тёмном помещении, так что лица его они не видели. И вдруг - такое озарение о безусловном сходстве! С чего бы это? А пока они об этом размышляли, женщина, настолько ловко отбиваясь от их ударов, что даже никого не поранила, проскользнула через их размахивающий мечами строй и скрылась в неизвестном направлении.
Тут, на шум боя, прибежали воины данской дружины. Но - поздно; все стражники были уже мертвы, а рука великана, прицепленная под высоченным потолком, исчезла. Никто из дружинников Беовульфа даже не заметил, когда и как странная женщина смогла туда допрыгнуть.
Что тут скажешь, кроме как: не баба, а ведьма! Какая? Морская; та, что - мать Гренделя. Для чего ей рука? Чтобы иметь хоть что-то от сына такое, что можно похоронить. Хоть она и ведьма, хоть и морская, а всё-таки - мать!
Казалось бы, всё ясно. Ведьму не догнать, охранять уже нечего, так что можно спокойно отсыпаться хоть до самого обеда. Нет; даны не успокоились. И - из-за чего? Из-за того, что среди присутствовавших в зале былой битвы не увидели Беовульфа. Можно подумать, что так уж сильно по нему соскучились. Но, несмотря на некоторую подозрительность и даже озлобленность, поступили данские воины осторожно: послали на поиски Беовульфа его же собственных дружинников. Вскоре он пришёл, и вполне убедительно объяснил: спал обычным для него богатырским сном, ничего не знал и не слышал. Алиби, алиби, алиби!
Казалось бы: что непонятного? Герой есть герой! Днём он сражается лучше всех, а ночью, уставший и измотанный, спит крепче всех. И если даже рядом, в том же доме, чьи-то крики, вопли, стоны, топот ног, звон и лязг оружия, ему - хоть бы хны. Опять же: если раньше все до одного даны ни разу ничего не слышали, когда приходил в их спальню и рядом с ними живьём жрал их друзей Грендель, почему Беовульфу нельзя разок не услышать, что пришла Гренделева мама?
Нет, один недоброжелатель так и не успокоился. Он, до приезда Беовульфа, считался лучшим воином тех мест; ну и, видать, приревновал к славе превзошедшего его героя. И что придумал: во всех бедах, произошедших в ту ночь, обвинил Беовульфа! Мол, Беовульф вовсе не спал в своей комнате. А очень даже, как и прошлой ночью, бодрствовал. А появился здесь после всех потому, что... струсил прийти на помощь к гибнувшим стражникам. А вот если бы он прибежал вовремя, и хрюнькнул бы ведьму чудесным мечом Хрюнтингом, котрый этим вечером подарен ему данским князем, то данские ребята остались бы живы. А несчастная мать-ведьма сейчас не брела бы одна, в беспросветной ночи, в обнимку с мёртвой рукой своего сыночка, а была бы расфасована на части и спокойно висела бы рядом с той же рукой в спально-мясном отделе замка.
Надо ж такую глупость сморозить! Лучше бы бывший герой повнимательнее посмотрел на славный меч Хрюнтинг: был ли тот в недавнем деле, или по-прежнему покрыт благородной древней ржавчиной? Оценил бы, насколько свежи на старом мече зазубрины, поискал бы на нём следы не засохшей крови. А потом пошёл бы в комнату Беовульфа, да проверил, в каком состоянии там солома на полу. Глянул бы, сколько в ней вдавлин: одна, от тела Беовульфа, или есть ещё чья-то, от другого сони, таинственно исчезнувшего, но лицом очень похожего на Гренделя. Пошарил бы под соломой; смотришь, и нашёл бы кое-что интересное. К примеру, жгут окровавленной соломы, которым недавно вытирали меч. А возможно, обнаружил бы и главную пропажу - руку Гренделя.
Но примитивно-честному завистнику подобное и в голову не пришло. Хуже того: он настолько был уверен в истинности своей версии о трусости и бойцовской никчемности Беовульфа, что позволил себе дерзость вызвать его на поединок!
Казалось бы: что оставалось делать Беовульфу, кроме как принять вызов зарвавшегося глупца? Но - не таков был Беовульф. Не хотел он лишать жизни самого отважного, самого сильного, самого умелого данского бойца. Понимал, что тем самым он вызовет у людей братского племени данов политическую неприязнь к представляемому им племени гаутов. Да и - не хотел он огорчать этим поступком данского князя, который и без того нескольких лучших своих дружинников только что лишился.
Вот и решил мудрый Беовульф: вместо того, чтобы, на глазах у всех, отбирать жизнь у могучего рассвирепевшего дана, лучше уж он, без свидетелей, отберёт её у той самой морской ведьмы, из-за гнусностей которой и возник весь сыр-бор. Так сказать, изъявил героическое желание отдать свою молодую жизнь за счастье и процветание братского данского народа.
Приняв такое самоотверженное решение, Беовульф, в знак посмертного примирения, подарил хмурому и злому сопернику свой старый меч, а сам, в тяжёлых латах на теле и с княжеским Хрюнтингом в руках, отправился на дно моря.
Ради надёжного достижения глубокого дна Беовульф взобрался на вершину гребня длинного и высокого утёса, протянувшегося вдоль береговой черты моря, и - 'только и видели дружинники славного воина!'
А что они не видели? Вопрос, конечно, интересный. Чтобы ответить на него, нужно представить себе панораму той местности и восстановить последовательность действий участников тогдашнего представления; так сказать, провести следственный эксперимент.
Начнём по сигналу первых лучей солнца; именно в тот момент конная кавалькада, во главе с данским князем, выехала из ворот замка и устремилась по следам ведьмы. (Странными всё-таки были Грендель и его мама. Не могли ходить, не оставляя следов, когда шли от замка; а когда шли к замку - прокрадывались незаметно, как мышки. Неужто же они для того так делали, чтобы преследователям легче было определить, где у таинственных злодеев единственно возможные места проживания и базирования?)
Следы привели сводную бригаду воинов к скалистому утёсу, стоявшему на берегу моря; и на камнях стали незаметны. Несколько данов, по узкой тропке, спустились с крутого берега к полоске пляжа у воды, чтобы поискать на песке следы ведьмы. 'Наградой (?) поискам стала голова того воина, что был похищен. Больше ничего не нашли дружинники. Лишь следы драконов морских. Они здесь часто грелись на солнце'. И сразу всем стало всё понятно: именно здесь ведьма сошла с суши и погрузилась в море. Куда дальше пошла? Тоже понятно: в свой дворец. Куда ещё может ведьма нести оторванную руку, как не к себе домой? Она ведь всё-таки - ведьма, а не обычная, нормальная женщина-мать, которая, в подобном случае, понесла бы обрубок своего сына на кладбище.