Драконы летнего полдня
Шрифт:
Бруты стучали мечами о щиты, выкрикивали угрозы, пускали стрелы в того, кто осмеливался показаться на стене в открытую… но и только. Им тоже было приказано – не атаковать. Весь флот держался вне досягаемости выстрелов баллист и катапульт, за исключением двух фрегатов, посланных расчистить вход в гавань.
Баллисты ударили по ведущему кораблю, как только он оказался на достаточно близком расстоянии. Валуны обрушились на среднюю часть судна, снося рангоут, но не причиняя большого вреда. Команда тут же бросилась устранять полученные повреждения. Стрельнули и катапульты, но неудачно. Фрегаты сблизились с уже подожженными брандерами. Тем временем на батарею баллист и катапульт налетели драконы.. После недолгой борьбы метательные машины и обслуга были сброшены в воду. Фрегаты взяли на буксир пылавшие брандеры и потащили их в море, освобождая тем самым вход в гавань. В три часа дня пополудни Ариакан решил, что хватит топтаться на месте, хватит тешиться, – город уже должен был почувствовать его силу. Дав своему адъютанту-герольду наставления, он послал его на переговоры с жителями Каламана. Герольд и три сопровождавших его рыцаря, с белым флагом, без оружия, подъехали к главным воротам города. Их не впустили, но губернатор согласился вести разговор прямо с крепостной стены. Рыцари, понимая, что брутам ничего не стоило снять его с одного выстрела, оценили мужество, дружно ему отсалютовав.
– Что вы хотите?.. Что за нужда привела вас под стены мирного города?
– вопрошал губернатор.
– Нас послал тот, кто вскоре станет повелителем всего Ансалона.
Предводитель рыцарей Такхизис, Ариакан, требует сдачи Каламана.
– В недалеком прошлом приверженцы Такхизис тоже претендовали на Ансалон, и где они теперь? Служат своей Королеве в Бездне. Именно туда я с удовольствием препроводил бы и вашего господина. Губернатор своими словами хотел подбодрить тех, кто преодолел страх перед драконами, кто сохранил присутствие духа, не отказался от мысли защитить родной город. Хотя сам он не чувствовал ничего, кроме растерянности, подавленности, отчаяния. Мощь обложившего город войска была очевидной. Каламан не мог противостоять такой силе – атакам с моря, воздуха, натиску с суши.
– Каковы ваши условия? – сухо спросил он. Герольд не замедлил с ответом:
– Вы открываете ворота, беспрепятственно пропускаете войска, складываете оружие. Население Каламана присягает на верность повелителю Ариакану. Мужчинам, способным носить оружие, будет предложено вступить под знамена армии Такхизис.
Отказавшиеся от предложения станут пленниками. Если вы принимаете эти условия, городу ничего не грозит. Женщин, стариков и детей оставят в покое… Если вы находите условия неприемлемыми и попытаетесь оказать сопротивление – от города не останется камня на камне; мужчины будут обращены в рабство, дети – умерщвлены на глазах матерей, женщин отдадут на потеху варварам. До захода солнца вы должны сделать выбор.
– Какие гарантии, что этот ваш Ариакан сдержит свое слово? – спросил губернатор.
– Повелитель Ариакан – рыцарь Такхизис, – надменно ответил герольд. Его слово – его честь. То, что он обещает, – он выполняет. Вы сдаетесь, и мы расходимся с миром; пытаетесь защищаться – сровняем ваш город с землей…
Герольд развернул коня и поскакал прочь. Почетный эскорт рыцарей последовал за ним. Губернатор сошел со стены и направился в здание, где обычно заседали члены Совета Гильдий. Синие драконы продолжали выписывать в небе круги, стараясь тем самым лишить защитников остатков мужества.
– Если есть шанс, что этот Ариакан сдержит свое слово, мы должны принять его условия. Иначе мы обречем город на погибель. Члены Совета уныло согласились. Ответ на свой ультиматум Ариакан получил гораздо раньше захода солнца. Ворота были открыты, и войска в походных колоннах вступили в город.
Жители с затаенным страхом ожидали расправ, резни, надругательств… Всех крепких, более или менее здоровых мужчин отсортировали и согнали на площадь, где рыцарь-офицер произнес речь, восхваляя Ариакана, его победы и славное будущее. Под конец своей речи он предложил каламанцам пополнить ряды воинства Такхизис, чтобы подвигами во имя Владычицы Тьмы приумножить славу рыцарей Ариакана. Желающих, однако, не нашлось. Тогда согнанных на площадь сковали цепями; часть из них отправили на корабли, а часть отконвоировали валить деревья и строить плоты, с тем чтобы армия могла подняться по реке в глубь континента. Остальным приказали разойтись по домам. Флот вошел в гавань. Без всякой помпы Ариакан со своей свитой сошел на берег и сразу занялся делами. На улицах появились патрули, состоящие из рыцарей в черных стальных доспехах.
Следующий день не принес жителям Каламана ничего неожиданного. Более того, проснувшись, они обнаружили, что и драконы, и варвары исчезли. Город действительно остался нетронутым. Новый правитель распорядился возобновить работу рынка, открыть магазины. Ошеломленные поначалу горожане мало-помалу стали возвращаться к своим повседневным заботам. Видимой разницей между «вчера» и «сегодня» было лишь присутствие патруля на улицах и дозорных в черных латах на городских стенах. Зато в домах жены рыдали по своим мужьям, угнанным в рабство; плакали оставшиеся без отцов дети; скорбели, потеряв сыновей, отцы. Но и только… Каламан пал, не пискнув. А в бывшей резиденции губернатора, в прежнем его кабинете, за его столом сидел Предводитель. Перед ним лежала карта Ансалона. Ариакан обдумывал план захвата Палантаса.
14. Похороны
Тем вечером до захода солнца Тика и Карамон похоронили своих сыновей. В Утехе издавна существовал обычай сажать на свежей могиле молодое деревце. Люди верили, что душа усопшего вселяется в саженец и потому никогда не умирает. По этой причине жители Утехи очень бережно относились к лесу и никогда не срубали здоровые деревья. Местом захоронения Стурма и Танина, их последним приютом, должен был стать кусок земли, принадлежавший семье Маджере и находившийся неподалеку от таверны. Здесь уже покоился старинный друг Тики и Карамона, Отик.
Здесь же надеялись найти вечное отдохновение и сами супруги. Кто бы мог подумать, кто мог бы представить себе, что сыновья лягут в землю раньше них. В Утехе трудно было что-либо утаить, и, когда Карамон начал копать могилу, один за другим к нему стали подходить соседи со словами утешения, с предложением о помощи. Работали молча и по очереди – на жгучем солнце очень быстро уставали.
Тень от деревьев едва-едва освежала. На Портиоса и его воинов, стоявших в охранении вокруг таверны, никто не обращал внимания, равно как и они, казалось, не замечали того, что делалось по соседству… На весть о близящихся родах женщины Утехи откликнулись со свойственной им сердечностью и великодушием. Они несли Тике одежду для ребенка, скромные подарки, выпечку. Вещи для новорожденного Тика складывала отдельно. Она решила вручить их Эльхане тайком, в отсутствие Портиоса, так как знала, что тот никогда не согласится принять «человеческие обноски».
– У них же ничегошеньки нет, – оставшись наедине с Дезрой, посетовала Тика. – Во что Эльхана будет пеленать ребенка? Что она на него наденет?
Завернет его в листья?.. Хозяйка таверны суетилась с раннего утра. Везде нужно было поспеть: помочь повитухе, приветить постояльцев, подготовиться к поминальной трапезе.
– Как мне ни тяжело, сегодня я постараюсь воздержаться от слез, – сказала она Дезре. – Выплакаться я еще успею. Палин проспал весь день без задних ног.
Он не проснулся даже тогда, когда отец переносил его из гостиного зала к себе в комнату. Что касается Стила, он долго не поддавался на уговоры Таниса пойти отдохнуть. Сдался лишь после того, как Полуэльф в сердцах заключил, что своим отказом рыцарь бросает тень на доброе имя Маджере, на честность самого Таниса.
Перед тем как забраться в постель, Стил положил рядом с собой меч, а перед дверью поставил (на всякий случай) свой нагрудник. Заснул он мгновенно. Танис в течение дня не отходил от Портиоса, и не потому, что ему было приятно в компании родственника. Скорее эльфа раздражало присутствие большого количества людей и он мог сорваться. День выдался невероятно жарким. Одного из добровольных помощников Карамона хватил солнечный удар, и его перенесли в таверну. В гостином зале было полно женщин. Обмахиваясь, они говорили о плохих видах на урожай, о том, как трудно будет пережить зиму. Грустным, печальным выдался день… Дети, хотя ничего и не понимали, сами собой присмирели и жались к матерям. Эльфы, стараясь не терять бдительности, мечтали о возвращении в родные края. Похороны состоялись на закате. Палин, Тика и Карамон стояли у края могильной ямы. Жрица Мишакаль взывала к богам о благословении. Завернутые в саван тела осторожно опустили на дно ямы. Люди медленно проходили у могилы и либо кидали в нее какую-нибудь вещь – в память о земной жизни, либо просто поминали братьев добрым словом. Только закончилась эта церемония, как внимание собравшихся было привлечено появлением Портиоса в сопровождении неизменной охраны. С теплотой, удивившей всех (а еще больше – Тику и Карамона), он выразил свое соболезнование и затем, подойдя к краю могилы, затянул песню-плач…